Тёмные московские ночи

Иван вынул из кармана фотографию графического портрета и освятил её фонарём:

- Гляньте Алексей Валерьянович. Похож?

Тот принял фото, но перед тем, как изучить его предупредил:

- Я ведь его, окаянного, Хирурга вблизи-то не видел. Как они в конторку залетели, сразу прочуял что к чему, револьвер выхватил и за кассовую тумбу. Ну а в перестрелке сами понимаете - рассматривать разную контру не когда, - он подслеповата прищурился, всё таки покрутил в руках фото, уверенно кивнул и заявил. – Похож, похож на того, что в меня палил, только худоват больно. Когда я с тем-то столкнулся, он помордатей был, а так да – скуластый, смазливый.

- Понятно. Спасибо за подсказку.

Ветеран двух войн вздохнул и спросил:

- Что от меня требуется? Я готов помочь следствию. Напомните, как вас по имени отчеству?

- Иван Харитонович.

- Я готов, Иван Харитонович. Где нужно подежурить или опознать кого. Говорите, всё сделаю.

- Пока от вас требуется только одно, - Старцев достал из внутреннего кармана бумажку, сложенную вдвое. – Держите.

- Что это?

- Повестка. Вы же нигде не работаете?

- Куда мне! Хожу с трудом, нога повреждена в спине осколок.

- До Москвы на утреннем поезде добраться сумеете?

- Тульским?

- Точно, который в десять утра отходит.

- А чего же не суметь? Рядом со станцией проживаю, выйду загодя, потихоньку до чапаю. В Москве, так куда прибыть?

- Сейчас расскажу. Значит так…



Встреча с героем гражданской и комбригом Великой Отечественной действительно вышла короткой. Несмотря на преклонный возраст, Волик оказался на удивление понятливым человеком. «Да я на всё согласный, лишь бы раздавить эту гадину», - заявил он, когда иван предупредил его об опасности, предстоящей операции. Да, риск для главного действующего лица всё таки имелся.

Старцев скрупулёзно продумал детали, каждый пункт, любую мелочь, однако учесть всё было невозможно.

- Надеюсь у нас получится, - сказал он, прощаясь, пожимая крепкую ладонь старика. - Оружие у вас имеется?

Алексей Валерьянович распахнул телогрейку, Старцев щёлкнул фонариком и увидел револьвер, торчащий за поясом галифе.

- Наградной? - осведомился сыщик и улыбнулся.

- Наградной Хирург реквизировал, покуда я без сознания кровью истекал, - ответил Волик. – За это тоже с паразитов взыщица?

- Обязательно взыщется Алексей Валерьевич. Ну до встречи в управлении.

- Давайте Иван Харитонович. А про повестку непременно расскажу, как вы велели. Только рассвет, пойду к продуктовой лавке и всем соседям растрезвоню.

Обратный путь в Москву пролетел быстро. Пётр Степанович гнал автомобиль по совершенно пустой дороге. Старцев несколько раз проваливался в сон. До прихода пассажирского поезда, со стороны Подольска, оставалось несколько часов, но в управление они не поехали. Там был велик шанс засветиться перед бандитами.

Машина встала в квартале от Курского вокзала, сыщики засекли время и по очереди поспали. Затем Олесь сбегал в вокзальный буфет, где разжился тремя бутылками лимонада и десяткам свежих пирожков с картошкой. Опера и водитель с удовольствием перекусили. За четверть часа, до прихода тульского поезда, сыщики отпустили Петра Степановича с автомобилем и заняли удобную позицию на втоом этаже вокзала. С этой позиции, сквозь пыльные окна, виднелся перрон, к которому вскоре должен был подойти состав. Там они и стояли - один почитывал вчерашнюю газету, осторожно следя за перроном, второй - поглядывал по сторонам пока в долине показался паровоз.

Поезд плавно замедлял ход, катился вдоль перрона, зашипели тормоза, грязнули буферные тарелки, вагоны замерли, дружно распахнулись двери, наружу хлынули пассажиры. В образовавшимся людском потоке заметить старика было трудно, именно поэтому Старцев порекомендовал ему не торопиться и покидать свой вагон в числе последних.

- Вижу, - объявил Иван, присмотревшись к тучной мужской фигуре.

Бойко подтвердил.

- Точно, он самый и есть.

Для поездки в столицу Алексей Волик надел свой единственный пиджак, украшенный самыми дорогими наградами - двумя орденами Красного Знамени, наглаженные брюки, белая сорочка, на голове офицерская фуражка, в левой руке брезентовая хозяйственная сумка, чтоб на обратном пути заскочить продовольственный магазин. Ну вдруг повезет, обломится полкило колбасы.

Отойдя от вагона на десяток метров, старик остановился, он поставил на асфальт сумку, с трудом присел на корточки, и завязал распустившийся шнурок - это был условный сигнал, означавший, что за время поездки бандитов, равно как и слежки, за собой он не заметил.

- Все нормально, пошли, - сказал Старцев и двинулся к лестничному маршу. Сыщики быстро вышли на улицу, влились в поток людей прибывших в Москву, и не упуская из виду Алексея Валерьяновича, направились на привокзальную площадь. От Курского вокзала до Петровки было рукой подать - мужчина по моложе, наверняка, не стал бы мучить себя поездкой в переполненном транспорте и прошел бы десяток кварталов пешком. Однако шестидесятилетнему Волку такая дистанция показалась тяжким испытанием, он припомнил инструкцию озвученную, Старцевым, отыскал напротив вокзала остановку, дождался автобуса и поехал в нужном направлении. В тот же автобус успели заскочить и сыщики. Держась за поручни, они осторожны изучали попутчиков. К вокзалу автобус подъехал полупустой, а на площади народу в него набилась прилично. Все сиденья были заняты, в узком проходе тоже стояли пассажиры. Ветерану орденоносцу кто-то уступил место ближе, тот поблагодарил доброго человека, присел, пристроил на колени сумку, отдышался.

Старцев с Бойко стояли ближе к передней дверце. От Волика их отделял десяток пассажиров, однако они отлично его видели и контролировали каждое движение людей, стоявших рядом с ним. Среди них не было ни одного человека даже с натяжкой похожего на бандита: женщина лет сорока с сыном школьником, две девушки с комсомольскими значками на блузках, мужичок-интеллигент в круглых очках, жгучая брюнетка в шляпе прижимающая груди маленькую сумочку, старшина в сапогах начищенных до зеркального блеска с эмблемами связиста на погонах. Подальше, почти у задней двери, негромко переговаривались три парня, высокий балагур что-то рассказывал, остальные двое слушали его, иногда приглушён напрыскали смехом.

Иван приглядывался к парням, всячески пытался разглядеть их принадлежность к криминалу. Возраст у них был в самый раз, но если оперировать только этим критериям, то под подозрение подпадает добрая треть пассажиров автобуса, нужно было отыскать другие признаки.


За два годы работы в МУРе Старцев сотни раз сталкивался с криминальными личностями, периодически отправлявшимися на длительное поселение в лагеря или тюрьмы. Этих кадров он научился определять мгновенно, по каким-то неуловимым приметам, объяснить которые, толком и не сумел бы, но если бы попытался, то пожалуй, это выглядело бы так – «что-то странное во взгляде, осунувшееся лицо землистого цвета, хотя с виду человек совершенно здоров, туберкулёзный кашель, золотые или стальные фиксы, нагловатая манера держаться, нервозность при появлении сотрудников милиции». Ивану понадобилась бы пара минут разговора, чтобы раскусить зэка, отсидевшего срок, даже если тот вышел из тюрьмы много лет назад. А всё потому, что привычки, вросшие в характер, изменить почти невозможно. Профессиональные уголовники даже на воле могли курить в кулак, отдыхать сидя на корточках, спросить разрешение сходить в туалет или покушать, часами молчать подтягивая чифирь, то есть очень крепко заваренный чай.

Маршрут, по которому вяло тащился старый автобус, пролегал по садовому кольцу. Волик должен был выйти к каретному ряду, и под присмотром сыщиков, прошагать полтора квартала до управления московского уголовного розыска. Перед дверями ему надлежало остановиться, вынуть из кармана повестку, сверить по ней наименование учреждения и войти внутрь.

Продумывая эту операцию, Старцев был убежден в том, что во время путешествия Алексея Валерьяновича от Подольска до управления МУРа опасность ему не угрожает, бандиты просто не успеют пронюхать а вызове ветерана в Москву. Волик должен был утром поделиться этой новостью с соседями, знакомыми, но у слухов тоже имеется предел в скорости распространения. Если в Мытищах вдруг начнут продавать портвейн по государственной цене, то глупо через два ждать там взмыленных покупателей из Одинцово.

Старцев продолжал посматривать на трёх парней и понемногу успокаивался, перегруженный автобус натужно гудел слабеньким мотором, и покачиваясь на скрипучих рессорах, подъезжал к Цветному бульвару. До нужной остановки оставалось совсем немного. Внезапно, оживлённый рассказ на задней площадке стих, балагур пригнулся и посмотрел наружу, резко поменялось и поведение его приятелей, один из них стал зыркать по сторонам другой поднялся со ступенек и встал в проход. Такая метаморфоза насторожила сыщиков. Иван на всякий случай поправил рукоятку ТТ, торчащего за поясом, и передвинулся на шаг ближе к старику Волику. Олесь хотел было последовать его примеру, наклонился чтобы попросить даму с сумочкой поменяться местами. Ни Старцев, ни Бойко, не могли видеть как легковой автомобиль, с облупленной на боку краской, плавно пошёл на обгон на пересечении Садового кольца с Цветным бульваром. Его водитель резко выполнил правый поворот и подрезал тяжёлый автобус ЗИС 16. Его шофёр дал по тормозам от чего всех пассажиров, стоявших в тесном проходе, бросило вперёд. Салон мгновенно наполнился визгом, криками и крутым матом. Легковушка быстро покатила по Цветному бульвару и через несколько секунд исчезла из виду. Автобус прокатился по крутой дуге и остановился.

- Что случилось? По тише нельзя? Не свиней везешь, лапоть, - роптали пассажиры.

- Все целы? - крикнул водитель.

Обе двери открылись, Кто-то решил покинуть автобус и выскочил на асфальт проезжей части. Люди, упавшие в проходе, поднимались, отряхивали одежду, многие продолжали возмущённо ворчать. Старцев с Бойко во время резкого торможения с трудом удержались на ногах. Оба первым делом обратили взоры на ветерана, тот оставался на прежнем месте. Иван помог подняться девушке-комсомолки, Олесь подобрал с пола дамскую сумочку и вернул перепуганный брюнетке. Водитель закрыл двери, пассажиры успокоились, могли продолжить поездку. Тут вдруг на задней площадке истошно завопила какая-то старушка.

- Батюшки! Убили! Ироды!

Сыщики разом нависли над левым рядом сидений - Волик сидел уронив голову на грудь, ничего необычного, поза его была такой, будто пожилой человек притомился в дороге и решил прикорнуть, да вот только белоснежная сорочка, под упавшей головой, быстро окрашивалась в кроваво-красный цвет.

К управлению они подъехали через час, молча вышли из машины, поднялись по ступенькам. Таиться и шнырять по подвалам уже не было смысла. Мало ли куда отлучались - ездили по делам.

Старцев выглядел мрачнее тучи, Бойко держался, но глаза его предательские блестели, оно и понятно, героический мужик по фамилии Волик всего себя отдал революции и защите родины от всякой нечисти. Он вернулся с фронта израненный, больной, жил себе спокойно на окраине Подольска, покуда не появились оперативники МУРа. Они поломали весь распорядок жизни старика, попросили у него помощи, заставили явиться в управление. И вот пожалуйста, получите – распишитесь. Теперь этот замечательный человек отправился в последнюю свою поездку - сперва до морга, оттуда на кладбище.

Поднимаясь в кабинет, Иван Харитонович снова и снова прокручивал в голове каждую секунду, любую свое движение после осознания того, что бандиты перерезали горло старика. Вначале, расшвыривая пассажиров, он кинулся к нему, в этот же миг Олесь громогласно приказал водителю стоять, не трогаться с места, открыть двери. Возле старика Иван пробыл секунду - этого хватило, он осознал что Волик мёртв, Бойко уже выскочил из автобуса, был готов броситься в погоню, озирался по сторонам в поисках трёх бандитов, но где там, их уже и след простыл.

Потом начались протокольные процедуры - Старцев предъявил ошалевшему народу удостоверение сотрудника МУРа и попросил трёх свидетелей задержаться у автобуса. Бойко сбегал к ближайшему телефону, вызвал подмогу из управления и медиков с труповозкой.

От свидетелей и водителя автобуса опера не поимели никакого проку, никто из них толком ничего не видел, не заметил в каком направлении исчезли три ушлых паренька с задней площадке, а их внешность Старцев и сам неплохо запомнил.

- Да что теперь с этой внешности? - заявил он, пересказывая в кабинете подробности происшествия. - Ищи свищи их по Москве и области, залягут на дно или уедут на гастроли по другим городам и весям.

Иван сидел на широком подоконнике и нервно курил одну папиросу за другой. Бойко прохаживался рядом, изредка дополняя рассказ начальника деталями. Васильков стоял у двери, прислонившись плечом к косяку. Егоров с Баранцом слушали, сидя за одним столом, заполненным ворохом папок и документов. Горшеня теребил в руках фотоаппарат в кожаном футляре. Костя Ким застыл у столовки, куда только что доставил чайник, наполненный свежий водицей.

- Волик был настоящим человеком, - сказал Иван и тяжело вздохнул. - Не струсил и ни секунды не колебался когда мы попросили его о помощи. Жаль что так вышло.

Олесь достал из кармана револьвер, завёрнутый платок, положил его на стол и произнёс:

- Его оружие - три патрона в его барабане. Наверное он уже не собирался ни в кого стрелять.

В кабинете воцарилось молчание.

- Ваня, - вдруг тихо позвал Васильков, тот поднял голову и заметил как побледнело лицо друга .

- Что случилось Саша? - спросил майор и спрыгнул с подоконника.

Васильков отделился от дверного косяка, сделал шаг ему навстречу и заявил:

- Ваня, если они убивают каждого, кто вторично повстречался на их пути, то…

Теперь побледнел и Старцев:

- Курочкин! Как же я упустил этот момент?

Спустя двадцать минут Старцев с Васильковым мчались на служебной машине к Южной окраине Москвы.

- Никогда себе не прощу, дырявая башка. Как я мог не просчитать этот момент? - не громко бубнил Иван.

Едва усевшись в служебную легковушку, стоявшую у подъезда управления он сразу попросил Петра Степановича гнать на максимально возможной скорости в Рязань. Пожилой водитель знал, что если оперативник говорит такое, то нужно выжить из мотора всё, на что он способен.

Эмка была потрёпанной - в кабине и под капотом всё дребезжало, двигатель даже на пологих подъёмах гудел так, будто доживал последние минуты, но всё же машина мчалась, обгоняла редкий попутный транспорт.

Васильков сидел сзади, рядом с Иваном, и в ответ на стенание друга лишь вздыхал.

- Чего теперь причитать то? Оба дали маху.

Александр глянул на часы и сказал:

- День только начался, к двенадцати надеюсь приедем,.

- Чуток не поспим, - заявил Пётр Степанович. - До Рязани сто восемьдесят вёрст, часа через три с половиной будем на месте.

- Саня, а он ведь тебе тоже жизнь?

- Спас, верно. Было дело, - неохотно ответил тот.