Титулярный советник

— Знаешь, почему мы носим эти знаки на одежде?

— Черные черепа? Они… они страшные.

— Может быть. Это особый знак. Его использовали…

— Давно? Еще до войны?

На этот раз сон закончился почти сразу. Видимо, попытался зацепиться за те недолгие мгновение, когда мое сознание вынырнуло из пучины забытия, пробудилось — но еще не успело включить тело.

Попытался — и не смог. Слишком уж сильно я спешил вернуться обратно в реальный мир где — хотелось надеяться — мне еще осталось и место, и время. Чтобы изменить хоть что-то, хоть как-то — если уж не вышло с первой попытки. Разлепить глаза, подняться, отыскать выброшенную впопыхах винтовку…

Но сражаться было уже не с кем. Вместо черного ночного неба и далекой Бештау надо мной нависал верх палатки, сквозь который пробивалось солнце. Светило прямо в глаза — значит, полдень или уже наступил, или вот-вот наступит.

Сколько же я провалялся?!

— Княже, проснулся никак?

Сонливость как рукой сняло. Даже боль в ушибленной голове исчезла в одно мгновение — и я крутанулся на койке, как ужаленный.

— Живой?!

— Живее всех живых, — невозмутимо отозвался Богдан. — Хоть и с ранением. Настоящим боевым, между прочем, а не как у вас, высокородных.

Бледный, но все равно сияющий, как начищенный самовар юнкер Бецкий заерзал на соседней койке и сдвинул покрывало, демонстрируя широкую повязку поперек живота. Кое-где сквозь бинты проступала кровь, но в целом Богдан выглядел уже неплохо. Наверняка его подлатали не только повязкой, но и парой плетений.

Но так повезло не всем.

— Что там было… ну дальше? — негромко спросил я. — После того, как…

— А ничего и не было. — Богдан оскалился во все зубы. — Как подорвал ты этот трактор чертов, так все и закончилось. Наши развернулись и такого дрозда задали, что те и не унесли… Кого-то положили, кто-то убег… А может, и не убег. — Богдан пожал плечами. — До сих пор считают. Ну, всех…

— Убитых?

— Убитых, раненых. С нами, княже, к сотне человек наберется. Но теперь уж жить будем, не помрет никто. — Богдан закинул руки за голову и отвалился на подушку. — Всех целителей из Пятигорска сюда согнали.

— Ясное дело, — отозвался я. — Как наши то все? Чингачгук?..

— Ни царапины — только земли наелся. — Богдан махнул рукой. — Чего ему, индейцу, будет? Ванька твой тоже цел, он на дальнем конце дежурил.

— А Подольский?

— Тяжелый. — На лицо Богдана тут же наползла мрачная тень. — Крепко “дядьку” моего подранили. Как бы не комиссовали.

— Да хоть бы так. — Я перевернулся набок. — Попрошу деда, чтобы к себе взял. Ему толковые нужны.

— Они всем нужны, — вздохнул Богдан. — Теперь вообще черт знает, что начнется… Знаешь, чей трактор был?

— Чей? — встрепенулся я.

Действительно — о том, откуда вообще взялась неведомая стальная громадина, разворотившая чуть ли не половину лагеря, я так и не задумывался. Все мои мысли занимало — как с ней совладать… До этого момента.

— Народовольцев! — Богдан снова извернулся в мою сторону и заговорил тише. — Я слышал — внутри то ли агитацию нашли, то ли письма… то ли еще чего.

Нет, так не бывает. Горстке пролетариев — как их называл дед — такое никогда не построить. Не хватит ни умения, ни ресурсов — ничего. И уж тем более их не хватит создать механизм, который способен выпустить пару-тройку сотен пуль в минуту.

Никак! Даже если среди радикалов найдется рукастый самородок, которому даже Настасья не годится и в подметки. Такую машину нужно не только спроектировать, но и собрать, оснастить, испытать, доставить сюда, в Пятигорск, заправить, вооружить… Поставить “глушилку”, в конце концов!

Нет, за ночным налетом на юнкерский лагерь стоят совсем другие люди. Но им для чего-то нужно, чтобы террористами и убийцами в очередной раз назвали народовольцев. Точнее — им нужно то, что за этим непременно последует.

— Чую, будет теперь дел. — Богдан почти слово в слово проговорил то, о чем я думал про себя. — Опять народ прижмут накрепко, как зимой было. Только теперь у них видишь, какая штука есть — ни Дар, ни пуля не берет… Тут как бы князьям небо с овчинку не показалось.

— Ну, спасибо, господин юнкер, — буркнул я. — Мне вот — уже показалось.

— Да я ж не про тебя, Сашка, ты чего! — Богдан покачал головой. — Но сам понимаешь — теперь все совсем иначе будет. С такой железной дурой даже твой дед, поди, не справится.

— Дед, может, и справится… — Я снова вспомнил распиравшую тело магию и вес, который пытался поднять — но так и не осилил. — А вот нам с тобой точно не светит.

— Ага, — кивнул Богдан. — Вот и я говорю — теперь начнется.

— А ты сам-то про это все — что думаешь? — поинтересовался я. — Про народовольцев… Про князей.

— А я, брат, ничего не думаю. — Обычно улыбчивая физиономия Богдана вдруг стала смертельно-серьезной. — Нас с кадетского учили, что мы — служивые, и наше дело маленькое. Присягу принял — значит, слушай и делай, что скажут. А про этих народовольцев пусть высокоблагородия думают — у них головы большие, умные.


Я не ответил. Богдан, похоже, не имел особого мнения на счет всего, что творилось в столице последние несколько месяцев. А если и имел — уж точно не собирался им делиться. Этот разговор, похоже, закончился — но меня уже ждал следующий.

Одаренного второго магического класса можно почувствовать чуть ли не за километр — конечно, если он не прячется, скрывая мощь Дара… или прячется не в полную силу. Богдан, похоже, так ничего и не заметил — а вот я напрягся за несколько мгновений до того, как полог санитарной палатки зашевелился, и внутрь протиснулась высокая худощавая фигура.

В военный лагерь Багратион явился не в штатском — все-таки надел мундир. Чем-то похожий на форму городового — только еще темнее, иссиня-черный, из дорогой ткани и с плетеными золотыми погонами действительного тайного советника.

Не знаю, успел ли Богдан разглядеть знаки отличия — но тут же дернулся, чтобы вскочить с койки.

— Здравия жела…

— Лежи! — Багратион махнул рукой. — Я к твоему… товарищу.

— Доброго дня, ваша светлость. — Я кое-как отлип от подушки и сел. — Прошу меня извинить — я не одет. Не ожидал…

— Никто не ожидал, — проворчал Багратион. — Подняться сможешь?

Миндальничать со мной, похоже, никто не собирался. Впрочем, это были и ни к чему: голова еще побаливала, но в целом я ощущал себя сносно. Вряд ли бы меня хватило на полноценный марш-бросок, но одеться сил определенно хватало.

Не знаю, что случилось с моей формой — но кто-то заботливо пристроил на тумбочке у изголовья сверток с новой. Без юнкерских погон, на пару размеров больше, чем надо — зато свежей и чистой. Одевался я в тишине: Багратион просто молча ждал, а Богдан и вовсе натянул одеяло чуть ли не по самые глаза.

Вряд ли ему раньше приходилось встречаться с Одаренными чинами такого ранга.

— Пойдем. — Багратион кивнул в сторону выхода из палатки. — Тут недалеко.

Первые несколько шагов дались не без труда, но потом я вдруг почувствовал необыкновенный прилив сил: похоже, его светлость решил поделиться — и накачал меня по самое не балуй.

— Хватит, — выдохнул я. — Я… я в порядке.

— Рад это слышать, Саша. — Багратион откинул полог и чуть отодвинулся, чтобы пропустить меня. — И рад, что ты жив.

— Похоже, меня не так уж просто убить. — Я пожал плечами. — Многие пытались.

Выйдя наружу, я поморщился: ветер со стороны Бештау принес запах гари и пороха. С ночного боя прошло уже часов двенадцать, не меньше — но до сих пор не выветрилось, хоть горелые палатки и тела уже давно успели убрать.

— Могу только догадываться, как вы пережили все это. — Багратион сдвинул брови. — Ты ведь понимаешь, что случилось этой ночью, Саша?

— Что-то очень плохое.

— Именно. Это уже не взрыв в кинотеатре — и даже не нападение на дворец князя Юсупова. — В голосе Багратиона прорезалась злоба. — На этот раз они решили плюнуть в лицо армии и государству! И если бы не ты, Саша — это вполне могло бы остаться безнаказанным.

— Они? — уточнил я. — Народовольцы или?..

— Конечно, нет! — Багратион раздраженно отмахнулся. — Только дурак поверит, что такое под силу обычным террористам. Но дураков найдется немало… Не хочу даже думать, что напишут в газетах, когда новости дойдут до столицы.

— Госсовет потребует вашей отставки?

— Думаю, на этот раз скорее пройдутся по армейским чинам, — мрачно усмехнулся Багратион. — Полетят головы. Но достанется и тем, кого обвинят в народном бунте… непременно обвинят, Саша.

— Родам? — догадался. — Моему деду, князю Гагарину, Бельским?..

— В том числе. — Багратион неторопливо зашагал вперед. — Но об этом все равно нет никакого смысла разговаривать… уже нет.

Я молча двинулся следом. Его светлость то ли уже сказал все, что хотел, и более не имел настроения продолжать беседу — то ли специально вел меня куда-то.

К подбитому “жуку”. Стальная громадина вынырнула из-за недавно установленной палатки неожиданно. Настолько внезапно, что я даже сделал шаг назад и поднял Щит — но тут же выдохнул.

Бояться было уже нечего. Выпущенная мной граната не смогла навредить консервной банке брони — зато уничтожила все, что внутри. “Жук” остался там же, где я его настиг, не пройдя больше и метра — среди выгоревших пятен на траве. Мертвый, неподвижный, покрытый копотью — но все еще жутковатый. Оружие с него уже успели снять — между пластинами брони с прорезями зияла черная дыра, в которую я без труда если не пролез бы целиком, то уж точно мог бы просунуть голову.

— Пулемет…

— Что? — переспросил Багратион.

— Пулемет. — Я повторил неведомо откуда взявшееся в голове слово. — Куда его дели?

— Сняли. Пулемет, говоришь?.. — Багратион вдруг прищурился и посмотрел мне прямо в глаза. — Занятно. Может, и приживется. В отчетах эту штуку назвали “автоматической картечницей”.

— Ага… — Я тряхнул внезапно занывшей головой, отгоняя наваждение. — Никогда таких раньше не видел.

— А ведь в самой конструкции ничего принципиально нового, — вздохнул Багратион. — Такие разработки есть и в Штатах, и в Британии, и уж тем более у немцев… У нас тоже были, уже лет двадцать назад.

— Были? — буркнул я.

— Посчитали, что слишком дорого. — Багратион покачал головой. — Или просто не нужно. Один Одаренный в чине штабс-капитана, пожалуй, опаснее такой штуковины.

— Пока не попадет под “глушилку”? — не удержался я.