Тик-так

- Автомобильные телефоны для больших шишек.

- Так было раньше, но не сейчас. Теперь каждый может себе позволить...

- Я - не могу. И потом, разговаривать по телефону и вести машину опасно.

Томми недовольно вздохнул - и сразу же с неудовольствием подумал, что его вздох звучит почти в точности как вздох его матери.

- У меня еще не было ни одной аварии, мама, - сказал он с мягким упреком.

- Нет - так будет, - твердо сказала она. Даже ведя машину одной рукой, Томми был вполне способен справиться с "Корветом" и на прямых участках, и на некрутых поворотах шоссе Пасифик-Коуст. Рулевое управление с гидравлическим усилителем, задний привод, четырехскоростная автоматическая коробка передач с гидротрансформатором - он не ехал, а буквально скользил по шоссе. Что тут может случиться?

Его мать тем временем сменила тему разговора.

- Я неделями не вижу тебя, Туонг, - строго, с осуждением сказала она.

- Я был у вас в воскресенье, мама! - возмутился Томми. - А сегодня только четверг.

В воскресенье они вместе ходили в церковь. Отец Томми был воспитан в католической вере, а мать обратилась в католицизм еще во Вьетнаме, непосредственно перед замужеством. Несмотря на это, один из углов их гостиной представлял собой небольшое буддистское святилище. Там, на алтаре красного дерева, всегда лежали перед статуей задумчивого Будды свежие фрукты и стояли керамические подставки, в которых тлели палочки благовоний.

- Ты приедешь к обеду? - спросила она.

- Сегодня? Н-нет, не смогу. Видишь ли, я только что...

- У нас будет ком-тай-кам.

- Я только что купил...

- Ты помнишь, что такое ком-тай-кам? Или, может быть, ты уже все забыл? Забыл, что твоя мать готовила по воскресеньям?

- Конечно, я не забыл, мама. Цыпленок с рисом в глиняном горшочке. Это очень вкусно.

- Будет еще суп из креветок с морской капустой. Ты помнишь, что это такое - суп из креветок?

- Еще бы!

На побережье наползала ночная мгла. На востоке - над грядой холмов - черное небо было испещрено яркими звездами. На западе темнел океан. У берега он был почти черным, в белых полосках пенистых валов, набегающих на песчаные пляжи, но дальше вода казалась индигово-синей. У самого горизонта небо все еще пылало кроваво-красными отсветами умирающего заката.

Мчась сквозь сгущающуюся темноту, Томми действительно чувствовал себя немножечко Богом, как и предсказывал Джимми Шайн. К сожалению, он не мог наслаждаться этим ощущением в полном объеме, так как в то же самое время он чувствовал себя легкомысленным и неблагодарным сыном.

- Еще будет сельдерей-фри с морковью, капустой и арахисом. Все очень вкусно. И соус "Нуок-Мам".

- Твой "Нуок-Мам" самый лучший в мире.

И ком-тай-кам тоже, но я...

- Может быть, у тебя в машине не только телефон, но и уок[1], и ты можешь управлять и готовить одновременно?

- Мама, я купил новый "Корвет"! - выпалил Томми в отчаянии.

- Телефон и "Корвет"?

- Нет, телефон у меня давно. "Корвет"...

- Что это такое - "Корвет"?

- Я же говорил тебе, ма! Это машина. Спортивный автомобиль.

- Ты купил спортивный автомобиль?

- Ну да!.. Помнишь, я говорил, что, если однажды мне очень повезет, я...

- Для какого вида спорта?

- Что?

- Для футбола?

Мать Томми Фана была упряма. Больше того, она была консервативна, как сама королева Английская и неплохо умела настоять на своем, но она не была ни ограниченна, ни тупа. Томми был уверен, что она прекрасно знает, что такое спортивный автомобиль, поскольку в детстве стены его спальни были сплошь увешаны фотографиями таких машин. Кроме того, его мать не могла не понимать, что означает для ее сына "Корвет". Пожалуй, именно в этом и была зарыта собака. Должно быть, она чувствовала, что "Корвет" умчит Томми еще дальше от его этнических корней, а ей это совсем не нравилось. Правда, мать Томми никогда не плакала и не жаловалась, как не расположена была и браниться, поэтому единственным способом выразить свое неодобрение было притвориться, что его новая машина, равно как и его поведение вообще, кажутся ей столь странными, что она попросту перестает понимать собственного сына.

- Или для бейсбола? - снова спросила она.

- Этот цвет, - скрипнув зубами, ответил Томми, - называется "серебристо-голубой металлик". Очень красивый цвет, мама. Совсем как у вазы, которая стоит у тебя в гостиной на каминной полке. Я...


- Много заплатил?

- Что? А... В общем - да, но это действительно классная машина. Разумеется, она немного дороже "Мерседеса"...

- А что, все репортеры разъезжают на "Корветах"?

- Репортеры? Нет, я...

- Ты все истратил на эту машину? Все, до последнего цента?

- Нет, что ты, не волнуйся! Я никогда бы себе не позволил...

- Ты разорен, и у тебя не осталось ни гроша.

- Я не разорен, мама.

- Если у тебя ничего не осталось, приезжай домой, поживи у нас.

- В этом нет необходимости, мама.

- Помни, Туонг, семья всегда готова принять тебя.

Томми почувствовал себя последним негодяем.

Он вовсе не считал, что сделал что-то плохое, однако в свете фар встречных машин он вдруг почувствовал себя неуютно - точь-в-точь как преступник при свете мощных ламп в полицейской комнате для допросов.

Вздохнув, Томми выехал на правую полосу шоссе, где машины двигались медленнее. Он чувствовал, что не в состоянии одновременно вести "Корвет" и спорить по телефону со своей матушкой.

- Где твоя "Тойота"? - спросила она.

- Я продал ее, чтобы купить "Корвет".

- Все твои друзья-репортеры ездят на "Тойо-тах". В крайнем случае - на "Хондах" или "Фордах". Никогда не видела ни одного за рулем "Корвета".

- Ты, кажется, только что говорила, что не знаешь, что это такое.

- Я знаю, - уверенно ответила она, совершая один из своих знаменитых разворотов на сто восемьдесят градусов, которые, не рискуя навсегда утратить доверие собеседника, могут позволить себе только матери. - Я очень хорошо знаю, что такое "Корвет". На таких машинах разъезжают врачи. Ты всегда был смышленым мальчиком, Туонг, и всегда хорошо учился. Ты мог бы стать врачом.

Томми иногда казалось, что большинство вьетнамских иммигрантов его поколения учатся на докторов или уже имеют свою собственную практику. Медицинский диплом означал признание и престиж, и многие вьетнамцы с суровой родительской непреклонностью отправляли своих многочисленных отпрысков в медицинские колледжи - точно так же, как в свое время поступали иммигранты-евреи. Томми со своим дипломом журналиста не мог ни вырезать аппендиксы, ни сшивать и пересаживать сосуды, поэтому он все чаще и чаще чувствовал, что родители в нем разочарованы. Он не оправдал надежд.

- Я больше не репортер, мама. Все это в прошлом. Теперь я - новеллист, писатель-профессионал.

- Это не работа.

- Просто теперь я работаю сам на себя.

- Это то же самое, что безработный, только сказано более осторожно, - продолжала настаивать она, хотя отец Томми тоже работал сам на себя в семейной пекарне. Как, впрочем, и двое его братьев, которым так и не удалось стать процветающими хирургами-косметологами или зубными врачами.

- Последний контракт, который я подписал...

- Люди читают газеты. Кто в наше время станет читать книги?

- Множество людей читает книги.

- Кто?

- Ты, например.

- Я читаю настоящие книги, а не те, где рассказывается о глупых, вооруженных до зубов частных детективах, которые гоняют по улицам как сумасшедшие, дерутся в барах, пьют виски и волочатся за блондинками.

- Мой детектив не пьет виски...

- Твой детектив должен остепениться, жениться на приличной вьетнамской девушке, завести детишек и найти себе постоянную работу, чтобы содержать семью.

- Это же скучно, мама! Никто не захочет читать о таком частном детективе.

- Этот детектив, о котором ты пишешь книги.., если он когда-нибудь женится на блондинке, то разобьет своей матери сердце!

- Он - одинокий волк. Он никогда не женится.

- Это тоже может разбить сердце его матери. Кто захочет читать книгу с таким печальным концом?

- Мама! - в отчаянии воскликнул Томми. - Я позвонил тебе для того, чтобы сообщить радостную новость о моей новой машине и о...

- Приезжай ужинать, сынок. Рис с цыпленком в глиняном горшочке гораздо вкуснее этих мерзких чизбургеров...