Тихие слова любви

– Согласна, – шепнула я. – У меня такое же чувство.

Вернулась Колетт с подносом, на котором стоял дымящийся чайник с чаем и три чашки. Она поставила поднос на кофейный столик, села в кресло напротив нас и сложила руки на коленях.

– Рада видеть тебя, Джейн, – после этих слов Колетт повернулась к Ло. – И кто же тебя сопровождает?

– Это моя подруга Ло, – ответила я, наливая чай Ло и себе. – Я…

– Я рада, что она составила тебе компанию. – Улыбка Колетт увяла. Она посмотрела на Ло, потом снова на меня. – Тебе нужен человек, с которым ты могла бы поговорить.

– Поговорить?

Колетт кивнула.

– Но я обязана спросить. Ты доверяешь ей?

– Разумеется, я ей доверяю, – я говорила так, словно защищалась. – Ло моя давняя подруга.

– Хорошо, – старая женщина удовлетворенно кивнула. – Тогда она должна поклясться, что никогда и никому не скажет того, что услышит сегодня.

Я посмотрела на Ло и с трудом сглотнула. Прежде чем я открыла рот, она поклялась:

– Будь я проклята, если проговорюсь.

При этом Ло подмигнула.

Колетт поджала губы.

– Что ж, ладно, – сказала она. – Джейн, я уверена, что тебе не терпится узнать, почему я прислала тебе такую поздравительную открытку и пригласила тебя сюда.

Я робко улыбнулась.

– Должна признаться, что я несколько смущена.

– И, вероятно, относишься ко всему скептически, – добавила Колетт.

– Честно говоря, да.

– Понимаю. Я отреагировала так же, когда была в твоем возрасте. Но, Джейн, ты должна выслушать то, что я собираюсь сказать тебе, и принять.

Я посмотрела на Ло, которая слушала очень внимательно, потом снова на Колетт.

– И все это, если я соглашусь на ваши условия? – уточнила я.

Колетт встала, подошла к книжному шкафу у дальней стены. Она передвинула стремянку к центру шкафа, поднялась по ней, сняла с самой верхней полки книгу и вернулась к своему креслу.

У нее в руках было старинное издание в кожаном переплете, выгоревшем на солнце. Корешок выглядел потрепанным, по краю расплылось пятно.

– Я расскажу вам историю, – начала Колетт. – Все началось в Париже в 1893 году. – Она сделала паузу и открыла книгу на первой странице. – Там жила бедная, но красивая девушка по имени Элоди. Она торговала цветами на улице в фешенебельном квартале Парижа. Ее тележка стояла напротив дома Люка и Марселины Дюмон, графа и графини Овернских. Марселина отчаянно ревновала Люка, потому что ее муж влюбился в молоденькую цветочницу. Он осыпал ее подарками – меха, драгоценности, – и делал он это на виду у своей жены. Когда Марселина поняла, что Элоди ответила на любовь графа, ее гнев не знал границ, но не потому, что она любила Люка. Нет. На самом деле в сердце Марселины было мало любви. Ее брак был всего лишь деловой сделкой между двумя богатыми парижскими семьями. И все же она ревновала. Однажды на маскараде, куда Элоди должна была прийти по приглашению Люка, Марселина отомстила сопернице. У нее в услужении был один цыган, которого в определенных кругах считали колдуном, способным наслать на человека паралич, сифилис, слепоту или глухоту. Цыган пришел на бал в костюме. Марселина щедро заплатила ему за то, чтобы он причинил вред Элоди. Но когда колдун коснулся ее руки во время танца, он почувствовал незримое присутствие странной и неизвестной силы. Цыган ощутил ауру любви такой мощи, что услышал пение тысячи детей и шепот любви всего города. Стоя рядом с Элоди, он понял, что она источает любовь, огромную любовь.

Я подвинулась к краю дивана.

– Так он сумел заколдовать ее?

Колетт покачала головой.

– Нет, он не смог этого сделать. Колдун не смог себя заставить совершить этот шаг. Элоди была словно роза, воплощенное совершенство, и он не нашел в себе сил проклясть ее. Он поступил иначе.

Я нахмурилась.

– Иначе?

– Цыган наградил Элоди даром.

Я посмотрела на Ло, потом снова на Колетт.

– Он наградил ее даром видеть любовь. С той минуты Элоди могла зайти в комнату или в переполненное кафе и сразу увидеть любовь во всей ее правде и красоте.

Колетт долго смотрела на меня, и я почувствовала, как по моим рукам и спине побежали мурашки.

– У меня тоже есть этот дар, дорогая, – продолжала Колетт. – И у тебя. Дар был передан мне, а я передала его тебе в тот день, когда ты родилась в Шведском госпитале.

Я испугалась.


– Вы принесли зеленый букет. Моя мама помнила вас до дня своей смерти.

– Да. Этот цвет – наследство Элоди. Ее история – это твоя история, и это моя история.

Я покачала головой.

– Я ничего не знаю о любви.

Глаза Колетт встретились с моими и цепко удерживали взгляд.

– Это не так. Это знание в тебе с самого рождения. И ты обязана выполнить определенные условия до твоего тридцатилетия или…

Ее голос прервался.

– Или что? Я превращусь в тыкву?

Колетт положила руку на старинную книгу.

– В этой книге многовековые записи. Когда цыган передал дар Элоди, она была обязана пройти важное испытание, прежде чем вступить во владение этим даром. Чтобы сохранить любовь в своей жизни и видеть ее в жизни других, Элоди предстояло определить шесть типов любви.

– Шесть типов любви?

Колетт кивнула.

– Возможно, ты уже о них знаешь. В шестидесятых годах одна неразумная женщина с нашим даром скопировала одну из страниц книги. В семидесятых годах эта копия попала в руки именитому психологу, и он написал на эту тему бестселлер.

Ло прокашлялась.

– Я слышала об этой книге, – сказала она. – Она называется «Цвета любви», верно?

– Да. – Колетт перевернула страницу старинной книги. – Но людям не известно, что замысел этой книги подсказали вот эти страницы, на которых описаны шесть типов любви.

Она немного помолчала.

– Ты распознала истинную любовь в своей жизни, Джейн?

– Это личный вопрос, и я не знаю, как на него ответить, – ответила я.

Колетт поставила чашку с чаем на кофейный столик.

– Я хотела спросить, видела ли ты любовь в людях, которые близки тебе. Если так, то ты не могла не заметить ее признаков.

Когда я осознала сказанное Колетт, мое сердце забилось чаще. Я сама никогда не влюблялась по-настоящему. Но видела ли я любовь в других? Я постаралась вспомнить, как моя бабушка говорила о дедушке, который умер, когда мне едва исполнилось три года. Она обычно с тоской смотрела на небо и говорила: «Скучаю я по своему парню». А потом я вспомнила мою покойную маму и отца, который ушел от нас, когда я была еще совсем маленькой, поэтому я толком и вспомнить его не могла. Их любовь была сильной и глубокой. Он исполнял для нее серенады, подыгрывая себе на мандолине, стоя под окнами ее квартиры теплыми ночами. Мама много раз рассказывала эту историю, особенно после второго бокала вина. Воспоминания об их любви никогда не прекращали будоражить ее. Они не отпускали маму. И она их не отпускала.

Я повернулась к Колетт и вгляделась в ее лицо.

– Как я могу быть уверенной, что видела любовь, если все любят по-разному?

– Ах, моя дорогая, ты права, – ответила она. – Нет одной формы любви. Этих форм шесть, и между ними существует еще множество оттенков.

– «Пятьдесят оттенков любви», – фыркнула Ло.

Я с досадой посмотрела на нее.

– Подождите… Этот дар, которым, по вашим словам, мы обладаем. И вы говорите, что мы не одни такие?

– Да, – подтвердила Колетт. – Нас всего четырнадцать.

– Но как они?.. Что они?..

– Как закончились их истории, это ты хочешь узнать? – Старая женщина кивнула будто бы своим мыслям. В ее глазах появилось сожаление. – Некоторые выполнили свое предназначение, поэтому вели ту жизнь, которая приносила им удовлетворение и радость. Другие этого не сделали. И я не хочу такой участи для тебя, Джейн. Я хочу, чтобы и ты испытала любовь, которую ты видишь в жизни других людей. Я хочу, чтобы ты пережила это сама.

Я покачала головой.

– Но это не так, – возразила я. – Я не могу видеть любовь.

– Конечно же, ты это можешь, дорогая, – улыбнулась Колетт. – С самого детства твое зрение временами тебя подводит, не так ли?

– Ну да, – согласилась я. – Но у меня опухоль на глазном нерве. Я хожу к неврологу с раннего детства, и врачи уверены, что близки к пониманию причины этого дефекта.

– Это и есть твой дар, – убежденно сказала Колетт, – а не неврологическое заболевание.

Я судорожно глотнула.

– Мне неприятно разочаровывать вас, но мое зрение ухудшается вследствие медицинской аномалии, а не по романтическим причинам.