Тени за холмами

Моё сердце, которое, казалось, и вовсе не шло последние минуты, вновь начало неуверенно, слабо биться.

Так это снова игра, господин Ловчий?..

Ты только рисуешь предателя, изображая, что Прыгнул сюда сам, а не вывалился из-за кат-ши?

Я с надеждой всмотрелась в куратора.

Полынь, за неимением сидячих мест, стоял, прислонившись к столику, опершись о него обеими руками, отведенными за спину. Он находился лицом к Тишь и боком ко мне. И я, в свете своей последней догадки, перевела взгляд на его ладони.

Там было на что посмотреть. Потому что правой рукой Ловчий аккуратно, медленно полз по столу, нащупывая ключи от клетки Мелисандра. А нащупав, так же плавно и мягко, не отрываясь от разговора, переложил их в свой глухой серебряный кубок…

Ключи беззвучно ушли на дно. Вино неплохо прячет тайны.

Никто, кроме меня, не заметил маневра. В подземелье кипела работа: мумии рисовали («сорок седьмая» — среди них), жертвенные каннибалы стонали по углам, Мелисандр Кес за решеткой упрямо, негромко пел баллады — противился злу, как мог.

Собеседники продолжали лениво грызться, как псы, у которых вместо костей в пасти прыгали вопросительные знаки.

Полынь хмурился:

— Неужели ты готова рискнуть доверием Рэндома ради своего плана? Не кажется ли тебе, что очень опасно расстраивать богов?

Тишь болтала мыском ноги:

— Пха, милый племянник, но ведь речь идёт только про элемент плана, крохотную частицу. В общем и целом Рэндом одобрил его, тебе ли не знать?

— Едва ли он одобрил убийства, м?

— Ты хочешь на меня донести, малыш?

— Ты думаешь, стоит, тётя?

У меня голова взрывалась от их диалога.

Как я поняла, под прикрытием вопросов об «подлом элементе плана» (весьма очевидном — убийство Сайнора просвечивало между строк), Полынь пытался понять, в чем состоит «общий план» — одобренный Рэндомом. Потому что о нем, минуточку, никто из нас ни праха не знал…

А такие вещи лучше брать в расчет перед битвой.

Но сегодня беседа у Ловчего получалась плохо. Коса нашла на камень.

Полынь ходил по кругу: Тишь играла в «болтушку» не хуже, чем он. Архимастер, чтоб её… Еще пять минут в таком стиле — и Ходящая, не будь королева, поймёт, что ей пудрят мозги.

На всякий случай надо подготовиться к драке. Я встряхнула руками, как люблю делать перед волшебством, и мысленно потянулась к унни: «Эй, подруга! Ты ведь рядом?». Но в кистях, странное дело, не почуялось привычной силы. Унни безмолвствовала, не спеша шутить, одобрять, ободрять меня — как делала обычно.

Я неверяще опустила глаза.

ПРАХ!

Нет: праховым пеплом сажи твоей по крышке гроба пройдись, падальщик!

На обоих моих запястьях — вернее, запястьях Ринды Милкис — холодом блестели легчайшие анти-магические браслеты.

Кажется, Полынь гулял по тётушкиной лаборатории в стиле карманника на развале… И перед выходом в зал касался запястий Ринды Милкис не просто так, а по-шулерски навешивая на меня «изящные игрушки».

Одновременно с лапшой на уши, ага.

О да, у него всё было отлично с ловкостью рук.

Вот только Полынь не знал, что выводит из игры союзника, а не врага.

Приплыли.

Я попробовала снять браслеты. Не тут-то было. Они вились, как две ледяные змейки, и мерцали на коже, вдавливаясь в неё тем сильней, чем отчаяннее я тянула. Увы, не вариант.

Я снова подняла взгляд. Очень вовремя: ситуация в зале стала меняться…

— Ладно, Тишь, — вздохнул Полынь. Он закрыл глаза и провел по лицу пальцами, как очень уставший человек. — Хватит этих игр. Хватит.

Женщина склонила голову набок.

— Я знаю, что ты хочешь убить короля, — признался Ловчий так тяжеловесно, будто сдавал Тайну Тайн Всех Времен.

— Я знаю, что ты знаешь, — в тонких бледных губах Тишь таилась насмешка.


— Как я могу отговорить тебя?

— Никак.

Полынь скрестил руки на груди. Тишь повторила жест.

Они больше не улыбались.

— Почему? — спросил куратор. — Рэндом не прощает убийств, совершенных богами. Никому[1]. Ты не станешь исключением.

— У меня нет выбора, малыш.

— Выбор всегда есть.

— Заблуждение счастливых.





* * *


[1] Действительно, в прошлом году, когда мы всей компанией с ним общались, хранитель-шут разглагольствовал на эту тему достаточно яро. Это его личный кодекс чести, скажем так. Если ты бог — не трогай людишек! Вот только не знаю, считается ли Тишь полноценным богом?..





* * *


Тишь поднялась из кресла и пошла по подземелью, рассеянно проверяя, как идут дела с пентаграммой. Лицо её помрачнело. Она мелкими заклинаниями подправляла рисунки тут и там. Особенно долго Ходящая корректировала наикривейшие вензеля под авторством мумии «сорок семь».

— Тишь, ты можешь довериться мне, — негромко сказал Полынь. — Кому, если не мне?

Ходящая сморщилась, будто на мгновение ей стало больно, потом вздохнула:

— Рэндом дал мне божественную силу в августе. Где-то четверть флакона. Приятный бонус: к зелью вдобавок шёл смысл жизни. Или наоборот, — Тишь криво ухмыльнулась. — Естественно, сначала я и не думала дерзнуть на месть с помощью этой силы. Я хотела быть послушной, пха. Я радовалась, я полнилась благодарностью. Не без минусов, как говорится, а всё же — предложение бога мне подходило, и впереди замаячила новая история. А я уже давно не верила, что впереди что-то будет. Даже Сайнор верил, а я — нет.

Она сплела руки на груди.

В её голосе прорезались сначала стальные, потом — агрессивно-безумные нотки:

— Ты бы знал, каково это: существовать, когда ты лишился всего. И сразу. И да, да, никто не тянул меня устраивать революцию. Я понимаю — сама виновата, кровавая леди, весенняя жатва, проклятая душевнобольная…, — её голос затих, потом вдруг взбрыкнул истеричным вскриком: — Но не смей меня сейчас упрекнуть бунтом! Не вздумай!

С кончиков пальцев Тишь сорвался пульсар и, ударив в стену, брызнул игольчатым крошевом смальты.

Мелисандр в клетке умолк. Я моргнула. Мумии на мгновение прервались, но тотчас вернулись к работе.

Полынь покачал головой:

— Мне бы это и в голову не пришло.

— …Спасибо, — по размышлении, буркнула Тишь.

Ходящая продолжала наматывать круги по подземелью. Она видимо напряглась: губы сжались, пальцы побелели.

— Впрочем, я не оттуда начала, — Тишь нахмурилась. — Вспомни, как выглядит моя жизнь. Я говорю «вспомни», потому что она похожа на твою. Меня тоже продали в пять лет. Я тоже пыталась выжить в Доме у Моря. Потом училась. Отрабатывала учебу службой. Ходила в тенях. А дальше: разница. Ты, еще молодой человек, оказался свободен после нескольких лет службы. Я оставалась Ходящей многие годы. Затем стала Архимастером. И на этом, собственно, всё.

Тишь остановилась и невидяще уставилась на потолок.

— Ну да. На этом всё. Странно признавать. Неловко. Стыдно, — она пожевала губами. — Я даже по миру не путешествовала. Тоже мне, великий и страшный Архимастер, царица ночи. Пик Волн, потом Шолох. Въелось в привычку. Меня изгнали из Леса — и я первым делом вернулась в Шэрхенмисту, пха. Других маршрутов не задано. Крыса лабораторная. Пха. Нет клетки страшней, чем внутри себя. Я бесилась. Я злилась. Ненавидела всех. Украла кровь, да. Хоть как-то. Какое-то действие в этой серости, заменяющей жизнь.

Тишь бормотала невнятней. От неё начала исходить болезненная, воспаленная аура. Как от ревенанта Бетти тогда, в лесу. Безумие раскручивалось внутри, как спираль, и смотреть на это было страшновато.

— Скажи, — перебил её Ловчий. — Рэндом поэтому тебя нашел: из-за украденной крови? Изначально он пришёл к тебе, как к воровке — ругаться?

— Да. Я была удивлена, признаю. Не знала, что боги так… Доступны. И являются смертным. Я вообще о них раньше не думала, пха. В итоге джокер увидел во мне нечто большее, чем воровку. Рэндом дал мне силу и контракт. А потом ушёл, сказав, что вернётся, — Тишь сложила руки на груди, стала нетерпеливо барабанить туфлей об пол. — Мне надо было привыкнуть к силе и воплотить одобренный им «План Прощания С Шолохом». Я закрывала незавершенные дела и отпускала старые связи, чтобы в дальнейшем ничто меня не отвлекало.

Полынь задумчиво кивнул.

— Но я не могла избавиться от мыслей о нем, — зло и тихо сказала Тишь.

— О короле?