Тени за холмами

— Это, вообще-то, не бардак. Это порядок, просто высокоорганизованный. И вдобавок — лакмусовая бумажка для отношений. У всех вещей есть места, и если человек, зашедший в гости, теряется, не может найти что-то интуитивно — значит, вряд ли нам по пути, — небрежно объяснил он.

— Предположим! А почему ты тут ночевал?

— Потому что вечер в родном поместье не задался, — процедил куратор.

Внемлющий сбросил ступни на пол, поднялся, с хрустом потянулся и босиком пошлёпал к подоконнику, позвякивая десятками амулетов, которые не потрудился снять на ночь. Под моим завистливым взглядом куратор распахнул окно — здесь не было долбанной вишни!

В кабинете повеяло чуть загадочным, чуть грустным предрассветным ветерком. Донесся запах речных водорослей; сахара и масла из печей пекарен; свежескошенных дворцовых газонов.

Я разгребла своё любимое замшевое кресло от бумаг и устроилась в нем, подрядив вместо пуфа для ног сундук из списка нераскрытых дел. Я зевнула:

— И что случилось в поместье? Воспитанники тетушки Монеты чудят? Синтезировали ядовитый свет из травы осомы? Вызвали смертельный шувгей вместо ветерка-уборщика?

Мои догадки могли оказаться правдой. Ибо Дом Внемлющих — это собрание безумных экспериментаторов и двигателей прогресса. Особенно пугали две тетушки Полыни. Первая из них, с чеканным именем Монета, прямо в поместье устроила пансионат для одаренных магов. Из-за этого Внемлющие живут как на гномьей бомбе, ежеминутно рискуя вляпаться в чужое колдовство с непредсказуемым итогом.

Вторая тетушка — Тишь — и вовсе бывшая глава департамента Ходящих. Осужденная за бунт изменница, она два года сидела в тюрьме. Тем летом её выпустили в рамках исполнения генеральского желания Полыни. Но сразу отправили в ссылку. Что, безусловно, плюс. Женщина, устроившая кровавую баню в столице — это очень страшно.

Полынь прищелкнул пальцами, и в руке его оказалась маленькая чашечка кофе. Иллюзорная, но ароматная.

Куратор глотнул маслянистое варево:

— Нет, вчера проблема была не в магах. Когда я пришёл в поместье, на парадной лестнице сидели мои дражайшие братья и сестра. Они устроили коктейль — верные подданные Его Величества собрались отметить принцев юбилей… Цветы гибискуса в запотевших бокалах, оттопыренные мизинцы. Пройти мимо не удалось, пришлось поддержать беседу. Из-за Душицы она лежала в пространстве сплетен. Когда я предложил не пачкать вечер чужим грязным бельем, разговор перешел на меня. Через несколько минут у родственников получилась прекрасная ретроспектива моей жизни. Я не мог конкурировать с созданным ими образом. Их Полынь больше подходил к атмосфере светского коктейля. Свет обожает плоскость. Я откланялся и решил, что лучше переночевать здесь. Старая добрая раскладушка. Вернейшая подруга.

Я только головой покачала.

Потом я скрестила ноги в щиколотках — да, сундук определенно хорош на роли банкетки! и, почесав нос, сказала:

— Вообще, в таких ситуациях ты можешь приходить ко мне.

— Я и пришёл, — Полынь одним глотком осушил иллюзорную чашку. Чашка исчезла. — Часа в два. Заперто было.

— О? — сказала я, смешавшись. — Не подумай, это не потому, что я задержалась у принца, просто…

Полынь жестом остановил меня и отвернулся к окну. Я тоже навострила уши. На улице раздался классический шорох несущейся на всех парах ташени. Мгновение спустя бумажная птичка влетела в кабинет, изящно обогнув апельсиновое деревце на подоконнике.

Ташени была крупная, из плотной кремовой бумаги, с гербами дворца на крыльях (коронованное древо инграсиль). Да еще и говорящая — по всем параметрам первый класс на рынке летучих писем.

— Господину Полыни из Дома Внемлющих — от Ее Величества Аутурни из Дома Ищущих…

Полынь сцапал птичку, подпрыгнул к столу, распахнул ящик, швырнул ташени туда и с силой захлопнул дверцу. Ташени продолжала что-то вещать, но тяжёлая дубовая мебель не давала звукам сложиться во фразу.

Я ехидно вздернула бровь:

— Полынь! Как грубо!

Куратор яростно замотал головой:

— Наоборот. Если я выслушаю птицу, воспитанность не позволит мне оставить сообщение без ответа. Королева решит, что у меня полно свободного времени и завяжет беседу. Мне придётся либо прервать её, проявив тем самым непочтение, либо выдавливать из себя за письмом письмо, пока терпение не лопнет. Лучше сразу сказать «нет».

— Вернее, не сказать, — я снова покосилась на бубнящий ящик.

Бубнил он с какими-то игривыми нотками. Полынь болезненно поморщился — тоже уловил эти интонации, вымораживающие его до глубины души.

— Короче, ты строжишь королеву, — вздохнула я, — Воспитываешь.

— Не дай небо, — куратор отшатнулся. — Но это единственная безопасная тактика. Ответить на благорасположение Её Величества я не могу. Сказать: «У меня дела» — чревато. Приходится изображать, что я не получил ташени. Что с учетом пяти утра вполне вероятно. По идее я должен спать, а птица — грустно биться в окно. Не правда ли, так это происходит у нормальных людей спозаранку? — Полынь обвинительно сощурился.

Я беззаботно засвистела, глядя вбок.

В дверь постучались. В проёме появилась мышастая, невзрачная фигура Селии.

— Вы уже здесь. Прекрасно, — сухо бросила она. Ассистентка шефа скользнула ящериным взглядом по свеженькой дыре в стене, но комментировать не стала — и хвала небу.

Селия процокала тростью к столу и протянула Полыни зеленую папку:

— Массовое убийство на ферме «Жухлые Яблочки». Свидетель — соседка. Час назад из дома вынесли пять женских трупов. Выдвигайтесь немедленно.

Полынь тотчас как ветром сдуло.

Я же, всполошенная словами «массовое убийство», решила подготовиться: закинула в рюкзак целый ряд зелий с полки. Преимущественно лечебных. Ведь надежда умирает последней. А с хорошей медициной — и выживает иногда.

После этого я рванула в коридор и дальше вниз по лестнице за Полынью. Я нагнала куратора только на крыльце Ведомства, где он ждал, пока заспанный эльф побежал в конюшню.


— Интересно, — прикинула я, — Селия тоже ночевала в Ведомстве?

— Да, она не реже меня так делает, — Полынь пожал плечами, вчитываясь в письмо свидетеля, — Зачем и к кому ей возвращаться домой? Вся жизнь — карьера.

— Думаешь, это нормально?

— Думаю, это её выбор.

Растрепанный поутру эльф подвел к нам кобылку Полыни по имени Димпл — флегматичную серую животинку в яблоках.

— А мне лошадь? — возмутилась я.

— Со мной поедешь. Залезай, — приказал Полынь. И, когда я послушалась, добавил тихо: — Завернем за угол Ведомства — и Скользнём. Думаю, сегодняшнее дело достойно теневых Умений.

Мы свернули на тихую боковую улочку. Полынь привычно попросил меня «не шевелиться и не думать, а то разорвёт». Я замерла, а вот татуировки на руках Ловчего — будто ожили, расплываясь соразмерно тому, как мы втроем с покорной Димпл начали таять и ускоряться. Скользить сквозь блеклый город, заштрихованный графитом подуставшей ночи.





* * *


Наша гонка завершилась у фермы «Жухлые яблочки».

Я со стоном сползла с Димпл — меня и так жутко укачивает, а уж на супер-скорости… Полынь закинулся склянкой мятного сиропа от кашля, которым он скрывает запах червей — неприятную «побочку» от магии бывшего Ходящего.

Мы подошли к ферме и глянули сквозь кованые ворота. Участок небольшой: хозяйский дом, птичник, конюшня, ряды плодовых деревьев. Справа — лес, слева — соседи, написавшие жалобу. Было тихо. Калитка открыта. В зарослях черемухи пел соловей. Ночной туман расходился по оврагам, неохотно, но последовательно.

Я удивилась столь мирной картине. Когда слышишь про пять мертвецов, ожидаешь хоть какой-то суеты от местных жителей. А тут — редкая безмятежность. Окошки «Жухлых яблочек» мягко светились. Внутри играла музыка — что-то нежное, вроде арфы. Если там произошло кровавое убийство, то я не знаю, из чего сделаны нервы преступников. Из нефрита, наверное.

Полынь был озадачен не меньше моего.

— Давай сначала заглянем к жалобщику, — нахмурился куратор.





* * *


Несколько минут спустя мы стояли на крыльце соседней фермы. Нашим свидетелем оказалась крупная и очень бойкая дама. Отгоняя лесных светлячков, она обмахивалась полотенцем, как корова — хвостом.

— Пять трупов! Я вам клянусь, — тараторила женщина. — Вы поймите: Дорхес, мой сосед, — он тернассец. И студент. Едва родители уедут, он устраивает вечеринки, и пару раз их компания в угаре залезала на мой участок. Я поэтому держу ухо востро — поглядываю в окна, чтобы вовремя шугануть.

— И что вы увидели на этот раз? — спросил Полынь.

— Дорхес стаскивал с крыльца женские трупы. Сначала одно тело, замотано в плащ. Потом второе. Третье… Вслед вышли друзья студента. Они столпились над бедными девушками и спорили. Я поняла, что больше ждать нельзя — побежала писать вам. Пока нашла свои заготовки для ташени, пока вспомнила, как их складывать — столько времени прошло… Потом подбегаю к окну, смотрю — а трупов уже нет. Успели расчленить! Изверги иноземные!

Мы с Полынью переглянулись. Фермерша уловила наше сомнение и отчаянно зашептала:

— Да клянусь вам, были трупы! Вы что думаете — я глупая? Я не глупая! У меня лупа есть!

— У меня тоже, — сказал Полынь. — Разберёмся.





* * *


Перед тем, как постучаться к студенту Дорхесу, мы огляделись снаружи. Крыльцо было чистым — никакой крови. Полынь поползал вокруг:

— Следов того, что трупы тащили волоком, нет. Отпечатки ботинок тоже стандартные, — бормотал куратор, — А если бы мертвых несли на руках, следы стали бы глубже из-за дополнительного веса.

С конюшни доносилось тихое сопение спящих лошадей. Сквозь приоткрытую дверь птичника выглянул петух — эти с ночи на ногах.

— Ре-е-е, — сказал он, — Ре-е-е!

В доме нам долго не открывали, хотя стук услышали сразу — захлебнувшаяся песней арфа намекала. Взволнованные шепотки, топот, и вот — в щелочке появился смазливый юноша с типично тернасской белозубой улыбкой.

— Здра-а-авствуйте, — сладенько протянул он.