Тень

– Я думаю, если военные примут принцип единомыслия, то гражданские могли бы поддержать заявление предыдущего выступающего, – сказал он.

– Кто против? – спросил Рокитанский.

Ему ответила тишина.

– В таком случае осталось установить, сколько времени займет «анализ данных»?

– По крайней мере, неделю! – быстро ответил Станкевич.

– Это преувеличение, – возразил кто-то из зала. – Если россияне или немцы атакуют в полную силу, после недели будет некому вести переговоры, и нам останется только подписать акт капитуляции.

– Три дня? – предложил алхимик.

– Этого мало!

– Три дня с возможностью продления срока? Если наши силы удержат позиции, можно будет отложить решение на день или два, – решил алхимик. – Единогласным решением. А чтобы определить, сместился ли фронт или нет, не нужны военные таланты или специальные знания.

– Согласен, – через минуту раздумывания ответил Станкевич. – В таком случае передаю голос нашему хозяину.

– Сначала я бы хотел спросить, все ли согласны возглавить кинжальщиков? – отозвался Тень.

Со всех сторон раздались возгласы одобрения.

– Господин Рудницкий?

– Не бесконечно, – заявил решительно алхимик.

– До того времени, пока Варшаве не будет угрожать наступление?

– Я бы сам хотел определить это.

– Хорошо. Я уверен, что честь не позволит вам оставить нас в минуту испытания. Вы принесете присягу на верность Варшавской республике и пообещаете защищать ее?

Рудницкий ощутил, как пот стекает по его спине, это была последняя граница, и он должен был принять решение здесь и сейчас. Если он согласится, то назад пути не будет.

– Да, – пообещал он.

– Господа?

– И мы! – раздались голоса.

– В таком случае нет необходимости в конспирации, – заявил Станкевич. – Прошу всех выйти на середину.

Кто-то зажег керосиновую лампу, потом вторую и третью. Из полумрака появлялись лица, мундиры и фраки, заблестели знаки отличия. Алхимик заморгал, ослепленный ярким светом, огляделся: похоже, все, кроме него, были одеты в подходящую для визита одежду. А Тень исчез.

– Прошу повторять за мной, – сказал Станкевич. – Клянусь перед Богом в преданности Отчизне моей, Польше единой и неделимой. Клянусь быть готовым отдать жизнь за священное дело ее объединения и независимости, защищать ее флаг до последней капли крови, заботиться о благе вверенных мне солдат, соблюдать военную дисциплину.

– Клянусь перед Всевышним, – повторил вместе со всеми Рудницкий.

Каждое слово возвращалось эхом, накладывалось на хор мужских голосов, вызывая дрожь.

«История любит повторяться, – ошеломленно подумал алхимик. – А может, это семейное проклятие? Я встал на ту же самую дорогу, что и отец. По собственной воле…»





Глава VI




Пробуждение было не самым приятным: что-то давило на плечо, в носу щекотало от запаха лекарств, правая рука пульсировала тупой болью. Самарин застонал и облизнул пересохшие губы. Он открыл глаза, вокруг кружили белые пятна, а картинка расплывалась, словно он смотрел на мир через залитое дождем окно.

– Где я? – прошептал он.

Ему ответила тишина. В сознании Самарина промелькнуло, что в этой ситуации есть что-то знакомое. «Госпиталь», – пришел он к выводу. Он лежит в госпитале.

Генерал прищурил глаза, заболевшие от яркого света. Через минуту быстрого моргания он начал различать детали: шкафчик с лекарствами, столик, светлые волосы, рассыпанные по одеялу. Наконец он ощутил знакомый аромат духов. Анна. «Если бы это был романтический рассказ, то избранница героя должна разбудить его поцелуем», – подумал он с нежностью. Тем временем графиня Самарина спала, положив голову ему на плечо и тихонько посапывая.

Он зашипел, когда нахлынула очередная волна боли. Что-то было не так. Он осторожно, чтобы не разбудить жену, освободил левую руку и откинул одеяло, с недоверием глядя на перевязанную культю – он потерял правую ладонь. Встревоженная сменой положения, Анна подняла голову и через мгновение уже рыдала в объятиях мужа.

– Все хорошо, любимая, ничего не случилось, – бормотал генерал.


Кто-то осторожно приоткрыл двери, и в комнату заглянул Матушкин.

– А ты тут что делаешь? – удивленно спросил Самарин. – Я думал, что ты до сих пор на фронте.

– Я был там, – ответил офицер, присаживаясь на край кровати. – Его величество вызвал меня, чтобы я проследил за твоей безопасностью. Похоже, никто, кроме меня, не справится с этим, – иронично добавил он.

Анна вытерла слезы и пригрозила Матушкину кулаком.

– Госпиталь охраняет группа солдат из «Омеги». В том числе и Анвельт, – проинформировала она мужа. – Тебе ничего не угрожает.

– Пока…

– Пора бы уже решить это дело, – произнес Матушкин. – Но так или иначе вы хорошо проредили ряды Amici Mortis.

– Мы?

– Ты и Анна.

– Не понял…

– Как только твоя жена добралась до имения, она вооружила слуг и кинулась тебе на помощь. Она отправила гонцов к ближайшим соседям. Не обошлось без жертв, конечно, погибли несколько человек, а эти гады сбежали.

– Как всегда! Странно, что они меня не добили.

– У них не было на это времени, да и ты выглядел уже как мертвый. Они чуть не проломили тебе череп, сломали три ребра и почти перерубили запястье. Меня удивляет то, почему ты не истек кровью.

Самарин только сейчас понял, что его торс затянут, словно в корсет, да и голова перевязана.

– Вы ампутировали мне руку? – спросил он с невеселой ухмылкой.

– Врачи сказали, что не смогут ее спасти, – смущенно ответила Анна. – Они предостерегали, что, если мы не согласимся на операцию, начнется гангрена, и…

– Я понимаю, – прервал ее генерал. – Вы правильно сделали. Это же не Тверь? – спросил он, выглядывая в окно.

– Нет, «Александровка».

Самарин нахмурил брови. Александровский госпиталь был одним из самых старых медицинских учреждений Санкт-Петербурга.

– Тебя перевезли сюда по приказу его величества, – ответил на незаданный вопрос Матушкин. – Император хочет с тобой встретиться. Я должен доложить, что ты пришел в сознание.

– Докладывай, – вздохнул генерал.

Когда Матушкин исчез за дверями, Самарин снова обнял жену.

– Как ты себя чувствуешь? – беспокойно спросила Анна.

– Неплохо. Только рука болит.

– Странно, ты же получил морфий. Может, позвать доктора? Они говорили, что осложнений быть не должно, но… – Она беспомощно повысила голос.

– Ну конечно, – но… – кашлянул Самарин. – Так это обычно и бывает. Позови.

Доктор не вызывал доверия, высокий, с благородным выражением лица, что только усиливало это впечатление. Когда он снял повязку, оказалось, что воспаленная опухшая культя все еще кровоточила, чего хирург не смог объяснить.

– Нужно будет прижечь рану, – проинформировал он, озабоченно вытягивая губы. – Или провести еще одну ампутацию, выше инфицированного участка.

– Инфицированного? Вы дезинфицировали рану? – рявкнул генерал. – И что это за инфекция? Это же не гангрена?

– Ну, это сложно объяснить…

– Не страшно, у меня есть время, и я охотно ознакомлюсь с вашими выводами, – заверил Самарин.

– Ну, сначала я проконсультируюсь с коллегами, – пробормотал врач. – А вы тем временем полежите и отдохните.

Генерал стиснул зубы, но до того, как успел что-то сказать, графиня Самарина соизволила высказать врачу все, что она о нем думает, используя такие слова, которым точно не учат в Институте благородных девиц.

– Этот идиот не знает, что происходит, но скорее отрежет тебе руку, чем признается в этом! – закончила она со злостью.

– А ты что об этом думаешь? У тебя же есть опыт медсестры.

– Это не гангрена, я даже не знаю, инфекция ли это, поскольку у тебя нет температуры, хотя еще рано быть в чем-то уверенными. Так или иначе, но это точно ничего хорошего, рана должна закрыться, после операции прошло уже несколько дней.

– И что будем делать?

– Подождем, – решительно произнесла Анна. – Будем следить за раной. Если опухоль не увеличится, то не будет и повода для беспокойства.