Темные воды Майна

Вернувшись с прогулки, мать и дочь долго не смотрели друг на друга. Эрика бродила по квартире, иногда украдкой заглядывая в кухню, где Магда занималась какой-то стряпней. Готовить Магда умела, и вскоре из кухни поплыли манящие запахи, принуждающие маленькую Эрику к заключению перемирия. Она все дольше задерживалась у кухонной двери, желая, чтобы Магда заметила ее и чтобы это выглядело совершенно случайно. Матери давно была знакома эта политика, но она не подавала виду до тех пор, пока еда не была готова. Тогда она кричала: «Эрика, пойдем ужинать!» Для приличия выдержав паузу, Эрика шла в кухню и, опустив глаза, усаживалась на свою табуреточку. Под ласковыми взглядами матери она с аппетитом ела, иногда бросая на Магду виноватые взгляды. Вечер, как всегда, пролетал быстро, и в положенный час, выдержав традиционную баталию с не желающей умываться и чистить зубы Эрикой, Магда укладывала дочь спать. Потом она еще несколько раз подходила к двери ее комнаты, прислушиваясь, уснула ли Эрика. Это было совершенно необходимо, так как случалось, что девочка вместо сна потихоньку устраивала матери какую-нибудь гадость. Тогда все личные вечерние планы работницы народного предприятия шли насмарку.

Так, неделя за неделей, проходили месяцы. И настал день, когда Магда Пфеффер отвела дочку в школу…





11


Макс Вундерлих уже два часа сидел на клиентском диванчике, пил кофе и курил. Последние события не оставляли выбора.

Бомж еще раз подтвердил, что банкир был застрелен светловолосым мужчиной в черных очках, и, более того, показал, что преступник вытащил из кармана убитого коричневое портмоне. А если там были расписки, то… После этого «то» возникали сразу несколько «если», каждое из которых заканчивалось своим «то»… И все это начинающий сыщик прокрутил в голове уже несколько раз и каждый раз возвращался к одному и тому же – необходимости познакомиться с потенциальными кредиторами банкира. Если ему повезет найти того, кто давал банкиру эти расписки, не исключено, что тогда он узнает что-то о преступнике. Ведь может же быть так, что преступник как-то был связан с кредитором или уже выходил на него в связи с добытыми расписками…

Он, конечно, представлял, насколько глупо он может выглядеть перед людьми, которым ему совершенно нечего предъявить (за исключением собственной визитки), и ему становилось плохо. Выбора не было, и он думал, с кого начать.

Макс вспомнил, как он поступал в студенческие годы, когда стоял перед двумя и более альтернативами. Он взял со стола три отрывных листика и на каждом написал по одному имени. Затем скрутил листики в тоненькие трубочки и вбросил их в стаканчик, из которого предварительно высыпал карандаши и прочую мелочь. Встряхнув несколько раз стаканчик, как это делают игроки в кости, Макс запустил туда пальцы и извлек одну трубочку. Трубочка содержала имя владельца ломбарда. Итак, нужно было ехать к господину Краузе из Карлсруэ. «Пожалуй, этот самый интеллигентный…» – подумал сыщик. И это было единственным утешением…

Утро выдалось серым и туманным. Пятый автобан, по которому в хорошую погоду до Карлсруэ можно было долететь за час, был влажным, и Макс решил не испытывать судьбу. К тому же километров через сорок замигала индикаторная лампочка наличия топлива, и он съехал с автобана в районе Бенсхайма. Заправив топливный бак, он подкатил к ресторану и вышел из машины. С утра еще ничего не было во рту, а казавшаяся в утреннем тумане еще более яркой светящаяся реклама ресторана манила с особой силой.

Сыщик заказал большую порцию картошки с отбивной, салат, минеральную воду и, разумеется, кофе. Затем, вспомнив, крикнул вслед кельнеру:

– Прошу прощения… И сегодняшний номер «Бильда».

Газету и кофе кельнер принес сразу, и Макс в ожидании остального, делая маленькие глоточки, просматривал газету, надеясь найти что-нибудь свеженькое о ходе расследования убийства Рольфа Гаммерсбаха.

Он уже во второй раз переворачивал страницы газеты, когда наконец-то заметил совсем маленькую заметочку на предпоследней странице. Макс жадно проглотил текст. Сообщение было совсем коротким, но представляло интерес. Он прочел еще раз: «…По сообщению полиции, была еще раз допрошена хозяйка парикмахерского салона фрау Шнайдер. На этот раз свидетельница, которая при первом допросе утверждала, что ничего не видела, показала, что видела, как в синий «Фольксваген», стоявший напротив ее салона, спешно вскочил молодой человек в светлом пиджаке и черных очках, после чего автомобиль сорвался с места и на первом перекрестке повернул направо. Хозяйка салона сообщила также: ей показалось, что в руке у молодого человека был какой-то предмет. Она не разглядела, что это было, но заверила, что не пистолет. Номер машины фрау Шнайдер не запомнила…»

Макс уплетал отбивную с картошкой, не забывая иногда подхватывать зелень из тарелки с салатом, и вспоминал нахальную физиономию хозяйки парикмахерского салона. Вот все же раскололась перед полицией… Хотя, если разобраться, что такого узнали полицейские сыщики, чего не знает он? Что «Фольксваген» свернул направо на первом же перекрестке? Так об этом ему рассказал Сомчай… (фамилию хозяина ресторана он, хоть убей, не мог вспомнить). Хотя нет… Сомчай ему об этом не рассказывал… Точно, не рассказывал… Пожалуй, просто забыл. Так что вот он, хоть маленький, а новый фактик… Ах, да… еще про какой-то предмет в руке преступника. Об этом Макс знает, пожалуй, больше… Хотя нельзя исключить, что неуловимый бомж может предстать и перед полицейским инспектором и все ему выложить без дополнительных мотиваций (Макс вспомнил при этом, как ловко бомж распихивал по карманам полученные от него купюры). Так что, если не брать в расчет сведения, полученные от Кристины Маттерн, он ненамного опередил полицейских и так же далек от цели, как и они. Только цели у них разные – они ищут убийцу банкира, а он ищет бриллиант Кристины Маттерн; и никто пока не знает, как все это может пересечься. Есть еще одно важное отличие его положения от хода полицейского расследования. Для них это дело – одно из многих, а для него первое в жизни. И он должен довести его до конца и первым прийти к финишу… Сыщик не мог себе объяснить, почему он так настойчиво сравнивает свои успехи с успехами полицейских. Может быть, всему виной присущее ему упрямство? То упрямство, с которым двенадцатилетний мальчишка много лет назад исследовал следы сапог деда Стефана… Зачем ему эта гонка? Что она ему принесет?

«Нужно торопиться, иначе можно остаться с носом…» – была его последняя мысль перед тем, как он сел в свой «Рено». Макс вырулил на автобан и влился в поток машин.

Туман уже рассеялся, когда он въехал в Карлсруэ. Через небольшие безоблачные участки неба пробивалось солнце. Отыскав парковку недалеко от ломбарда, Макс вышел из машины и, пройдя несколько шагов, остановился в задумчивости…





12


Человеку часто кажется, что только он сам определяет и влияет на свой ограниченный узкий мирок, который ему удалось выстроить. Если этот мирок уже как-то сложился и не меняется долгое время, однажды человек совсем перестает вспоминать о тех порой непростых взаимодействиях с большим внешним миром, которые случились во время строительства собственного. Однако большой мир продолжает быть и лишь ждет удобного момента, чтобы напомнить маленькому человеку о своем существовании. И при первой возможности он врывается в мир маленького человека, взрывая его, а иногда полностью уничтожая, казалось бы, незыблемую конструкцию.

Тот телефонный звонок состоялся в пятницу, в тот самый момент, когда Магда Пфеффер собралась покинуть дом, чтобы отправиться на народное предприятие, где она в тот день должна была работать во вторую смену. Она нервно глянула на часы и взяла трубку.

– Фрау Пфеффер, добрый день. Это Диана Дизинг, классный руководитель вашей Эрики.

– Слушаю вас, фрау Дизинг.

– Я хотела бы поговорить по поводу поведения вашей дочери.

– Что она снова натворила?

– Я не хотела бы обсуждать это по телефону. Вам надо прийти в школу.

– Я согласна, фрау Дизинг. Только сегодня я не могу, как раз тороплюсь на работу. Может быть, в понедельник… Я тогда буду работать в первую смену и смогу заглянуть после работы…

– Давайте в понедельник в восемнадцать часов. Сможете?

– Определенно буду, фрау Дизинг.

Магда захлопнула дверь и заторопилась к трамваю. Сменный мастер Дитц терпеть не мог, когда работницы опаздывают.

По дороге Магда Пфеффер продолжала думать о звонке учительницы и о дочери. Вот и сейчас, когда Магда уходила на работу, Эрики еще не было дома. Снова где-то шляется не с лучшими представителями класса. До нее доходили слухи, что ее десятилетняя дочь даже покуривает, что было для Магды верхом распущенности. Интересно, где она берет деньги на сигареты? Из скромного семейного бюджета Эрике доставалось немного. Магда была рачительной хозяйкой и не пускала деньги на ветер. Никакой самый пронзительный и молящий взгляд Эрики не мог поколебать решения Магды, если она была уверена, что речь идет о никому не нужных пустяках.

В цехе народного предприятия Магда Пфеффер продолжала думать о дочке, о сложившейся ситуации и о том, что она, Магда Пфеффер, в принципе не знает, как исправить ситуацию. Ее необычно задумчивое лицо привлекло внимание работавшей за соседним станком молодой хохотушки Изольды. Стараясь перекричать монотонный гул работающих машин, она крикнула:

– Магда, ты чего нос повесила?

Не найдя что ответить, Магда через силу улыбнулась и лишь махнула рукой, переключившись на работу, которая сегодня явно не ладилась.

В понедельник в восемнадцать она была в школе. Разыскав учительницу Диану Дизинг, немолодая мать представилась и приготовилась слушать. Тридцатилетняя фрау Дизинг некоторое время рассматривала Магду, затем, предложив ей сесть, сказала:


– Пожалуй, нелегко, фрау Пфеффер, в вашем возрасте воспитывать такую девочку? Мы слышали, что это ваша неродная дочь…

Магда утвердительно кивнула и с видом, не допускающим обсуждения истории удочерения Эрики, ответила:

– Да, это так, фрау Дизинг, но это не имеет отношения к тому, зачем вы меня вызвали.

– Конечно, фрау Пфеффер… К сожалению, поведение вашей дочери не улучшилось, не говоря уж о ее успеваемости. А совсем недавно произошел вопиющий случай. Ваша Эрика украла десять марок из ранца одноклассницы Дорис Бекман.

– Это доказано, фрау Дизинг?

– Безусловно, фрау Пфеффер. Моника Фрезе видела это, и, когда она сказала Эрике, что доложит учителям, та поколотила ее. После этого Моника вся в слезах прибежала ко мне и рассказала об этом. Мы прижали вашу Эрику, и она во всем созналась.

– Право, не знаю, фрау Дизинг, что и сказать… Я обязательно поговорю с дочерью. Надеюсь, это возымеет результат…

– Постарайтесь, фрау Пфеффер… Иначе нам придется прибегнуть к другим мерам воспитания. Мы не можем допустить, чтобы такая девочка, как ваша Эрика, своим поведением подавала дурной пример другим детям. Вы же знаете, что в нашем социалистическом государстве существуют и другие методы воспитания трудных детей.

Магда знала об этом и в расстроенных чувствах покинула кабинет учительницы.





13


Телефонная трубка неожиданно взорвалась знакомой мелодией, которую Макс слышал ежедневно по несколько раз, но тем не менее каждый раз вздрагивал. Резкие оглушающие начальные звуки давили на психику, и он каждый раз говорил себе, что надо бы сменить мелодию, и каждый раз снова убеждал себя, что этого делать не стоит хотя бы потому, что с такой мелодией вызов всегда будет услышан. Макс побыстрее нажал на кнопку и медленно поднес трубку к уху.

– Вундерлих.

– Я, Максик. Ты где?

К обычной, наполненной бурлящей энергией интонации Мартины подмешивалась нотка легкой озабоченности. Макс, несколько рассерженный неожиданным звонком, ответил:

– Если бы не твой звонок, то минут через пять я бы вошел в заведение господина Краузе…

– Замечательно, что ты еще не там!

– Почему?

– Мне тут в голову пришла идея…

– Какая, моя писательница?

Мартина на миг замолчала. Слышно было, как она легко покашляла, прочищая горло.

– Когда ты беседовал с супругой банкира…

– С фрау Гаммерсбах?

– Ну конечно, Максик. Разве у него было несколько жен? По-моему, только любовниц у него было много…

– Хорошо, хорошо, Мартина… Давай побыстрее. Так что там насчет жены банкира?

– Вы как-то касались в разговоре темы погребения Рольфа Гаммерсбаха?

– В каком смысле?

– В обыкновенном. Она рассказывала тебе о похоронах? Как это было, кто туда пришел и тому подобное…

Макс начал догадываться о сути ее идеи и, вдруг расстроившись из-за собственной несообразительности, ответил:

– Нет, Мартина… Ни единого слова…

– Вот видишь. А ведь там могли присутствовать и люди, которых назвала Кристина Маттерн. И вдова может их знать.

– И что мне это даст?

– Как что? Я исхожу из того, что ты уже сочинил какой-то вариант беседы с Краузе… Однако, как только ты упомянешь имя банкира, он может просто сказать, что впервые слышит это имя. А если ты вдруг скажешь…

– Я понял, Мартина. Идея действительно неплохая. Я срочно свяжусь с фрау Гаммерсбах. Только бы она пожелала со мной говорить…

– Давай, я попозже наберу тебя. Удачи, господин сыщик.

Вот ведь не так уж плохо, что у него есть такая помощница, как Мартина. И как кстати, что она позвонила, пока он еще не встретился с Краузе. Макс увидел скамейку поблизости и пошел к ней, чтобы спокойно обдумать разговор с вдовой банкира. Закурив, долго перекладывал из одной руки в другую телефонную трубку, словно это было частью заклинания на удачу. Затем набрал номер и почти сразу услышал спокойный голос фрау Гаммерсбах.