Темнейший воин

Chuisle. Или «пульс». Но… это ласковое обращение не имело никакого смысла. С чего бы Пьюку называть её пульсом? Если только… она была его пульсом, той самой причиной, по которой билось его сердце.

«Он уже полюбил меня?»

Может быть, а может, и нет. Она поняла, что сама определённо его любит. Больше не было двух разных Джиллиан, борющихся за превосходство внутри неё — все они хотели Пьюка.

Она влюбилась в него, это точно. Голова пошла кругом, ничего её больше не сдерживало. Она полюбила его силу и свирепость. Его спокойствие и хитрость. Полюбила то, кем они были вместе.

Но он был больше, чем любовь всей её жизни. Он воплощал саму её жизнь. Когда Пьюк улыбался, она таяла. Когда смотрел на неё, она вспыхивала от желания. Когда приближался, она уже не могла сосредоточиться ни на чем другом.

Так что он мог расслабиться. Пьюк Коннахт остался непобеждённым. Он завоевал её преданность и её сердце.

И теперь, когда у него была любящая королева, она могла помочь ему объединить кланы!

Проблема: у неё не будет счастливого конца, если только Оракулы не ошиблись впервые в истории Амарантии.

Джиллиан говорила себе, что может преодолеть все, даже пророчество, что будет бороться за желаемое. Кроме того, она сказала себе, что не станет рисковать и тащить Пьюка за собой. Он был прирождённым королём и мог бы возненавидеть женщину, которая не дала бы его мечтам шанса сбыться.

Она не могла сделать и то, и другое. Надо было выбрать что-то одно.

Его счастье значило для неё гораздо больше, чем её собственное! И его лидерство имело значение для всех. Лабиринт был творением Сина и отражал его разум. Он был жестоким, сумасшедшим и аморальным. Его нужно остановить. По словам Оракулов, только один Коннахт будет править Амарантией. Значит, этим Коннахтом должен быть Пьюк.

Кроме того, согласно Оракулам, только Уильям мог заполучить корону Коннахта от имени Пьюка. Но… если Джиллиан найдёт способ? Если она убьёт Сина? Неужели Пьюк обидится на неё за это тоже? Услышав нежность в голосе, когда он заговорил о юном Сине, она подумала, что он, возможно, не слишком жаждет становиться убийцей своего брата.

«Будь я проклята, если сделаю это, будь я проклята, если не сделаю».

Вероятность того, что одно пророчество окажется ерундой, а другое — золотом, не велика. Итак. Она должна действовать так, как будто и то и другое было правдой или ложью.

Ладно. Если Уильям свергнет Сина и подарит мужу корону, то Пьюку придётся развестись с Джиллиан. Несмотря ни на что, он должен доставить своего брата к Посланникам.

Он мог бы жениться на (другой) любящей королеве и объединить королевства. Если бы это случилось, Джиллиан… что? Осталась в Амарантии наблюдать? Никогда! Она скорее соберёт свои вещи, попрощается с кланом, с Арахисом, со своим домом и уйдёт. Потому что если останется, то, в конце концов, убьёт новую жену Пьюка.

«Возьмёшь моё и пострадаешь».

Уильям ожидал, что желание Пьюка и Джиллиан друг к другу исчезнет, как только связь будет разорвана. Так ли это? Захочет ли Пьюк когда-нибудь её снова? Должен ли?

Кланы ненавидели её и никогда не смогут принять в качестве королевы. И ладно, ладно. Она была абсолютно готова приложить усилия, чтобы завоевать всех. Появились бы более безопасные деревни, убежища для вдов, сирот и бывших членов семьи, а также межклановые школы. Больше не придётся посылать мальчиков на войну или учить девочек, как угодить хозяину.

«Это моё предвыборное обещание». В отличие от большинства политиков, Джиллиан действительно пойдёт до конца.

Простят ли ей другие кланы ошибки, которые она совершила в прошлом?

«Никакого счастливого конца…»

Черт побери, её мозг все время цеплялся за эту мысль.

— Девочка, вернись ко мне. — Ласковый голос Пьюка окликнул её, успокаивая. — Моя темнейшая.

Темнейшая? «Сегодня вечером я собираю прозвища».

Свет пробивался сквозь грозовые тучи в её сознании. Быстро моргнув, чтобы сфокусировать внимание, она застонала. Гален и Пандора лежали на земле с закрытыми глазами, кровь забрызгала их кожу и одежду.

— Я убила их? — спросила она спокойно.

— Они выживут. — Пьюк стоял рядом, гладя её и утешая.

Когда она перевела взгляд на его лицо, то чуть не лишилась последней съеденной в обед пищи. Один из его рогов висел под странным углом. Один глаз заплыл, нос был сломан, нижняя губа разбита, нижняя половина лица покрыта каплями крови. У него были порезы на шее и груди, а штаны изодраны в клочья.

— Это я сделала с тобой? — спросила она, и её подбородок задрожал. Она осторожно провела кончиками пальцев по одной из самых глубоких ран.

— Это? Да ничего страшного.

— Я тоже в порядке, спасибо, — рявкнул Уильям.

Джиллиан обернулась и увидела, что он стоит от неё по другую сторону. Уильям был в таком же плохом состоянии, как и все остальные, на лице красовался шрам ото лба до подбородка. Часть его горла была вырвана, и одно ребро торчало из груди.

— Прости, — прохрипела она. Он даже не мог себе представить, какую вину Джиллиан испытывала.

Он ничего ей не сказал, только перевёл прищуренный взгляд на Пьюка.

— Тебе не о чем беспокоиться, Пьюкер. Я сказал, что помогу тебе вернуть корону, и я это сделаю. И ты выполнишь свою часть сделки. Ты освободишь её, как только корона ляжет на твою голову.

Затем он перевёл взгляд на неё, и Джиллиан захотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила её.


— Хочешь ты меня или нет, тебе нужно освободиться от уз. Ты не познаешь свой собственный разум — или сердце — пока оно не разобьётся. — А потом он сделал то, чего она совсем от него не ожидала. Он отошёл от неё и, как и Пьюк, ни разу не оглянулся.





Глава 36




Бормоча себе под нос проклятия, Син расхаживал по своим покоям. Это стало обычным явлением. Оракул сбежала. Хотя её местоположение не имело значение. Он пометил её магическим маячком в первую же ночь в подземелье — после того, как накачал наркотиками. Она понятия не имела, что он может найти её в одно мгновение.

Он был уверен, что она собирается найти и помочь Пьюку. Чтобы вернуть её, Син должен встретиться лицом к лицу со своим братом.

«Не готов».

Последняя насмешка Оракула звучала в его голове.

«День придёт, день придёт скоро, верхом на крыльях ярости. Месть для тебя отмерена».

Пьюк может отомстить, но не одержит верх. Да и как он сможет?

Если последнее предсказание правда, Пьюку не удастся его убить. Потому что Син ещё не встретил свою «даму любви». После этого, только после, он потеряет голову.

«Я не хочу убивать своего брата, но не могу позволить ему убить меня».

Син ударил кулаком в стену, расколов камень. Костяшки его пальцев запульсировали, пыль наполнила воздух. Кровь закапала с разорванной кожи, пачкая меховой коврик, который выбрала его мать… впрочем, очень давно.

Каждая алая капля напоминала ему о той ночи, когда он проклял Пьюка. Его брат вошёл в военный шатёр, пропитанный кровью их врагов, гордо сжимая меч короля Уолша.

Что же сделал Син — «одарил» брата Равнодушием — поскольку считал это необходимым злом. Но ведь не существует такого понятия, как необходимое зло, не так ли? Такое зло притворяется добром. Оправдания, оправдания.

Неужели его действия продиктованы пророчеством? Да. Неужели он превратил возможное пророчество в самосбывающееся? Возможно.

Сделает ли он это опять? Однозначно.

«Другого способа, спасти нас обоих, нет».

Но что, если существовал другой путь? Вдруг он мог бы провести эти столетия с Пьюком, работая вместе, как они и планировали?

Нет, нет. Невозможно. Самая большая слабость Пьюка была также его самой большой силой: его чувство собственничества. Несмотря на его утверждение, что они будет править вместе, он считал клан Коннахта своим. И другие кланы тоже. По сути, всю реальность. Его, его, его.

Пьюк пытался обойти пророчество, никогда не спал с одной и той же женщиной дважды, никогда не заявлял о своих правах, никогда не рисковал, чтобы не влюбиться, никогда не проявлял желания жениться на любящей королеве. Но однажды он бы сдался.

В тот момент, когда отец объявил о помолвке Пьюка с принцессой, Син увидел, как его брат вздрогнул, и все понял. Пьюк только что подумал: «Она моя».

«Я помог ему избавиться от таких глупых наклонностей. Я дал ему покой. Он не знает страха, нетерпения, вины или неудачи».

И как Пьюк его отблагодарил? Привёл группу бессмертных в Амарантию, чтобы узурпировать трон.

Любит ли его жена?

Пройдя мимо зеркала, Син увидел изображение, которое ненавидел больше всего на свете — татуировку бабочки на груди.

Метка его демона. Знак Паранойи.

Пьюк понятия не имел, что Син одержим. Син тоже не знал. Поначалу. Пока Красная Королева не явилась к нему во второй раз и не объяснила, что с ним случилось.

Мирные переговоры Сина в соседней реальности оказались бесплодными. Там не боялись его, смеялись ему в лицо, какое бы предложение он ни сделал. Он ненавидел саму мысль о том, что вернётся к Пьюку неудачником. О, какое унижение!

В ночь перед тем, как он должен был вернуться домой, Красная Королева впервые явилась ему и предложила решение: украшенную драгоценностями шкатулку, содержащую силу, необходимую, чтобы заставить любую реальность его бояться. И что он должен был сделать взамен? Подарить брату на ночь его собственную шкатулку, по её выбору.

Надеясь произвести впечатление на Пьюка навыками, и желая подарить брату такую же силу, Син принял и открыл коробку. Мгновение спустя чёрный туман с красными глазами поднялся и втянулся в его тело.

Демон Паранойи овладел им, подчинил себе, и Син впал в безумную ярость, убив своих людей.

Все, что Пьюк испытывал в момент вселения в него демона, Син ощутил неделями раньше. Ужасающая темнота. Бесконечный мрак. Полная потеря контроля. Но это того стоило. Власть! Страх, который он внушал другим! Красная Королева не солгала.

Теперь Син горько рассмеялся. Он никогда не хотел причинить Пьюку боль. Только хотел жить в Амарантии вместе с ним, навсегда. Если Пьюк перестанет считать корону Коннахта своей и оставит стремление объединить кланы, то пророчество утратит силу, и все будет хорошо.

Но после одержимости Пьюк больше не заботился о Сине.

«Нужно убить его, пока он не убил меня».