Темнейший воин

— Жизнь — это откровение для него. Я — откровение. Он загорается, когда испытывает со мной что-то новое. Он понимает, как тяжело я трудилась, чтобы достигнуть того, что сейчас имею. Хотя он одержим Безразличием, но действительно заботится о своем народе. Хочет лучшего для них и для этого королевства, и он готов…

— Хорошо. Достаточно, — ответил Уильям.

— Мне очень жаль, — она не собиралась причинять ему боль. — Ложись спать. Завтра большой день. Мы войдём в лабиринт, столкнёмся с монстрами и головоломками и всем тем, что ещё приготовил Син.

— И мы официально начнём твой бракоразводный процесс.

Она почти запротестовала. Почти.

«Я не буду тебя удерживать, девочка».

— Да, — сказала она глухим голосом. — Начнем.



* * *



Пьюк обошёл лагерь, пока обрывок разговора между Джиллиан и Уильямом звенел у него в ушах, заглушая Безразличие. «Жизнь — это откровение для него. Я — откровение. Он загорается, когда испытывает со мной что-то новое. Хотя он одержим Безразличием, но действительно заботится о своем народе. Хочет лучшего для них и для этого королевства».

А потом она согласилась начать бракоразводный процесс.

«Я тоскую по ней, а она втайне хочет от меня избавиться? Несмотря на всё то, что ей нравится во мне».

«Или, как и я, она пытается себя защитить?»

Какой бы ни была причина, Джиллиан отказалась отвечать на его вопрос о своих чувствах, что само по себе стало ответом. Пока они вместе, она будет использовать его для удовольствия, не более того.

Вышагивая вокруг пруда, Пьюк надеялся, что какой-нибудь хищник выскочит из тени и нападет на него. Бой насмерть может улучшить его настроение.

Из лабиринта доносились странные звуки — вой, стоны, крики, визги и вопли. Каждый из них служил предупреждением: держись подальше или умри. Зло создавало тёмный занавес над входом в лабиринт, позволяя лишь мельком заглянуть в то, что казалось тропическим лесом. Зло, порожденное Сином, учитывая, что его младший брат наколдовал каждое дерево и ловушку.

Знал ли Син, что Пьюк однажды придёт за ним, несмотря на демона? Возможно. У Сина много качеств, но глупость не одно из них.

Завтра утром ничто не помешает Пьюку войти в лабиринт. Чем скорее он победит Сина, тем скорее избавится от Уильяма… и Джиллиан. Пьюку нужно было от неё избавиться. Прежде чем он сделает что-то безрассудное, например, оставит свой народ и королевство ради неё, женщины, которая бросит его, когда всё будет сказано и сделано.

Черт бы её побрал! Как она довела его до такого состояния одним единственным разговором? И вообще, почему после развода она предпочтёт Пьюка Уильяму? Зачем отказываться от ласки, веселья и близости?

Почему же Пьюк хотел удержать её, несмотря на все препятствия? Женщина выворачивала его наизнанку и заставляла нервничать.

Она также завела его, оставив в лихорадке. Лихорадка означала болезнь. Болезнь — необходимость в лечении.

Он ударил кулаком по стволу дерева, сломав костяшки пальцев и порезав корой кожу. Боль пронзила всю его руку, но не принесла облегчения от давления и напряжения внутри.

Прогремел гром, сотрясая деревья. В третий раз за последние пять минут. Шторм приближался.

Уильям создал над лагерем какой-то волшебный купол, но Пьюк рискнул выйти за пределы. «Лучше быть заколотым ледяными кинжалами, чем принять ещё какую-то помощь от этого человека». Кроме того, густой полог листьев над головой должен сохранить его в безопасности.

— Не совсем равнодушный сейчас, да?

Он резко обернулся, рефлекторно подняв кинжал. Когда Джиллиан ступила в луч лунного света — видение из его самых смелых фантазий — он дрожащей рукой вложил оружие в ножны.

— Иди спать, — сказал он хриплым голосом, его грудь сжалась и горела, как будто он был ободран изнутри. — Тебе нужно отдохнуть. — «Мне нужно отдохнуть». — Ты не захочешь быть рядом со мной прямо сейчас. Я не ласковый и не весёлый.

— Я чувствую это, — сказала она, оставаясь на месте. — Если ты не вызываешь лёд, то способен чувствовать эмоции, не подвергаясь какому-то наказанию? Или демон всё уничтожает?

Он повернулся к ней спиной. Ещё один взгляд, и он потеряет контроль. Возьмет её, наплевав на все препятствия и последствия.

— Ответь мне, — потребовала она. — Я не уйду, пока ты этого не сделаешь.

— Ответ не имеет значения.

— Для меня имеет. Ты имеешь значение. Так скажи мне правду. Можешь ли ты чувствовать в течение длительного времени, если позволишь себе? Или ты притворялся всё время, когда я думала, что ты согрелся?

— Да, я могу чувствовать в течение длительного времени, — отрезал он тихим голосом. Снова гром. Громче, ближе. Затем послышался дробный стук дождя, за которым последовал свист падающих ледяных кинжалов. Подул холодный ветер, наполненный мелкими каплями.

— А что будет, когда это произойдёт? Я знаю, что Безразличие больше не ослабляет тебя. Он наказывает тебя другими способами? Ты сказал, что должен защитить себя. Защитить себя от чего?

Ему нужно было, чтобы она ушла прямо сейчас. Если ей нужны ответы, чтобы уйти, он их даст.

— Да, я наказан, но не в том смысле, как ты думаешь. Наказан, потому что отвлёкся. Потому что забыл о важном и поставил под угрозу свои цели. Потому что причинил боль, о которой раньше и не подозревал.


Она вздрогнула, как будто он её ударил.

— А если я не позволю тебе забыть о своих целях? Ты будешь со мной, пока мы можем? Ты сказал, что смог бы, а ты никогда не лжёшь.

Он хотел этого. Он так сильно этого хотел. И все же сопротивлялся.

— Без меня Безразличие вернёт власть над тобой? — спросила она.

Он коротко кивнул в ответ.

— На время. Но как только мы расстанемся, я избавлюсь от демона так же, как и от тебя. — И будет молиться, чтобы ублюдок забрал его эмоции. Все эти чувства… Пьюк ненавидел их больше, чем когда-либо, и жаждал своего ледяного, бесчувственного существования.

Она снова вздрогнула, но он отказался взваливать на себя вину за это.

— Почему ты здесь и задаешь эти вопросы, Джиллиан?

— Я пытаюсь понять, как ты можешь обжигать меня в одну минуту, но заморозить в следующую.

— Ну, я поясню. Я хочу удержать тебя, но не могу, поэтому борюсь с тем, что ты заставляешь меня чувствовать. Чувства — мои враги, и я сражаюсь с ними всеми силами, — прорычал он, и что-то внутри него щёлкнуло. Он повернулся к ней лицом, его грудь расширилась от неистового желания и ярости.

Она сделала шаг назад, что только подстегнуло его ещё больше.

Кровь хлынула в каждую из его мышц, заставляя их напрячься.

— Больше нечего сказать? — проворчал он.

Она вздернула подбородок.

— Ты явно не закончил.

— Чтобы остаться с тобой, я должен обречь свое королевство на разрушение, а свой народ — на боль. Но как можно бросить свой народ? С другой стороны, как можно бросить свою жену? Жену, которую он жаждет всеми фибрами своего существа. Жену, которая не захочет его вернуть, как только освободится.

Её глаза сверкнули.

— Я хочу тебя, пока мы вместе. Почему этого недостаточно?

— Потому… просто потому что.

— Перестань думать о завтрашнем дне. Чего ты хочешь прямо сейчас, в этот момент?

В этот момент? Её. Он не мог видеть ничего, кроме желания, не мог думать ни о чём, кроме потребности. Эти два чувства пульсировали в его висках, горле, сжимали грудь, вибрировали во всём теле.

Он хочет её… и получит. Прямо сейчас. Ходить вкруг до около? Больше нет. Лучше пережить несколько ранений, чем от всего сбегать.

— Если ты захочешь меня, пока мы вместе, ты получишь меня, — поклялся он, — но придется столкнуться с последствиями. Сейчас я едва могу справиться со своими эмоциями. Как думаешь, что я буду чувствовать после этого?

— Я справлюсь, — сказала она, поднимая подбородок ещё выше.

Как теперь он мог согласиться на меньшее?

— Да будет так.

Пьюк направился к жене — своей жертве. Пока его длинные ноги сокращали расстояние, напряжение жило и дышало внутри него. Хорошо. Потому что сам он вообще не мог дышать. Но в этом не было необходимости… скоро Джиллиан сделает это за него.

Подойдя к ней, он обнял её за талию, оторвал от земли и продолжал идти, пока не прижал спиной к дереву. Их тела столкнулись, грудь к груди, налитый стержень к сосредоточию страсти, когда он опустил голову и завладел её ртом.

Их языки сплелись в безумном танце. Он отдавал себя поцелую, подпитывая Джиллиан каждой каплей своей ярости, ничего не сдерживая. Он был слишком агрессивен и знал это, но не замедлялся. Он зашёл слишком далеко, контроль был выше его сил.

И, возможно, ей это нравилось. Она провела пальцами по его волосам и сжала в кулаке на затылке. Другая её рука переместилась к его груди…

— Только не птица, — проскрежетал он.

Не произнеся ни слова жалобы, она переложила руку ему на плечо и глубоко вонзила ногти. Оба действия были молчаливым требованием: Пьюк не должен был уходить от неё. Как будто он мог.

— Снять. — Он перестал целовать Джиллиан только для того, чтобы поднять её руки, а затем стащить красивое платье через голову, освобождая грудь из заточения. Такие прекрасные маленькие холмики, с тёмно-розовыми вершинками. Его новое любимое зрелище во всех королевствах.

Как только его губы вновь накрыли её рот, её руки вернулись к его затылку и плечу. А ладони Пьюка легли на эти сочные холмики, нежно начав ласкать жемчужно-твёрдые соски.

— Прикоснись ко мне, — прохрипел он ей в рот.

— Да, да. — Рука с его плеча скользнула вниз по груди и нырнула под пояс брюк. Нежные пальцы обхватили его длину, разжигая потребность всё сильней.

Рев Пьюка смешался с очередным раскатом грома и всё более нарастающим шумом дождя.

— Ты такой большой, — сказала она, тяжело дыша.