Темнейший воин

Его сказочное лицо и фантастическая электрическая синева глаз стали ещё прекраснее за время их разлуки. Очертания стали более резкими. Если бы только её тело отвечало ему. Он никогда не был с ней холоден.

Когда она вела своих гостей через лагерь, Пьюк занял положение между ней и Уильямом, его тепло опалило её и без того чувствительные нервные окончания. Изображать крайнюю беспечность стало практически невозможно.

Ни один мужчина этого не заметил. В данный момент они были слишком заняты, сверля взглядами друг друга.

Уильям первым нарушил молчание, небрежно улыбнувшись Джиллиан.

— Скажи мне правду, крошка. По шкале от одного до десяти — один означает, что ты чуть не погибала от горя каждую минуту каждого дня, а десять означает, что ты действительно умирала, потому что больше не могла жить без меня, но надежда на воссоединение возвращала тебя к жизни — как сильно ты по мне скучала?

Джиллиан фыркнула.

— Мы расставались? — спросила она, притворяясь смущенной.

— О, как ты меня ранишь! — Он обошёл Пьюка, остановился перед ней и убрал прядь волос с её лица. — Тебе здесь хорошо?

— Да. — Она бы не променяла время, проведённое в Амарантии, ни на что другое.

Пьюк снова встал между ними. Хотя у него была надета любимая маска ледяного человека, не выражающая никаких эмоций, он обхватил рукой горло Уильяма, сжав и одновременно подняв её друга в воздух.

— Я дам только одно предупреждение, Вечно Похотливый. Это моя земля.

— Моя, — поправила его Джиллиан.

Всё ещё глядя на Уильяма, он сказал:

— Она — моя. Пока связь не разорвана, никто не встанет между ней и мной. Понял?

Молния сверкнула под кожей Уильяма, когда он ударил Пьюка локтем в предплечье, чтобы освободиться.

— Ты не имеешь права…

— Разве? — Пьюк вздернул подбородок. — Или мне напомнить тебе о нашей сделке? Держи свои руки при себе.

Всегда такой холодный и в то же время враждебный, теперь напряженный и властный. Почему, почему, почему она хотела броситься в мускулистые объятия мужа?

— Что за сделка? — спросила она.

— А ты как думаешь? — ответил Пьюк. — Сначала Уильям помогает мне вернуть корону…

— Не эту часть, — сказала она и закатила глаза. — Насчет того, чтобы держать руки при себе.

Он посмотрел на Уильяма, но тот промолчал.

— Ревность тебе не к лицу, Пьюки, — огрызнулся Уильям, хотя сдержал силу, и молния под его кожей погасла. — Но что же это тогда? Или это притворство, чтобы держать меня в узде? — Он широко развел руками. — Ну, в этом нет необходимости. Считай, что я в курсе.

— Я защищаю свои инвестиции, — рявкнул Пьюк.

Тьфу. Когда-то она называла себя инвестициями, не так ли? «Глупая маленькая девочка».

— Скоро ты её потеряешь, — сказал Уильям.

Румянец на лице её мужа усилился. Он запустил руку в свои волосы, бритвы порезали ладони, хлынула кровь. Зажмурившись, он проскрежетал:

— Что же это… низменные инстинкты… убить угрозу… не могу, не могу.

Убить Уильяма? Потому что он угрожал браку Пьюка?

Смягчившись, Джиллиан потянулась к Пьюку, намереваясь отвлечь его прикосновением. Но ей не стоило беспокоиться. Ледяной человек вернулся. Конечно. Он выпрямился, опустив руки по швам, его лицо было лишено каких-либо эмоций.

Её охватило разочарование, но она его проигнорировала. А чего она ожидала?

— Джиллиан! — пискнул знакомый голос.

Послышались шаги… на самом деле их было множество, и с каждой секундой они становились всё ближе. Пьюк и Уильям приготовились к атаке за долю секунды до того, как стайка детей окружила её, отпихивая парней с дороги.

Её сердце чуть не разорвалось от любви, когда она получала улыбки, объятия и поцелуи. Спасённые дети обожали её, и это чувство было взаимным.

Один из учителей крикнул:

— Хорошо, дети. Достаточно. Вам нужна бумага для письма, а нашей королеве нужно за всем присматривать.

Джиллиан застонала от разочарования и пообещала зайти в школу попозже. Стоны сменились радостными возгласами. Дети бросились прочь.


Уильям вопросительно на нее посмотрел.

— Королева?

Она пожала плечами.

— Традиции сильны в Амарантии, да? Хотя я и создала демократию, большинство Шоузонов предпочитают старые порядки, с правящим классом.

— Из-за тебя… я не могу заставить себя произнести слово на букву «Б». — Он передернул плечами. — Я навёл справки о Пьюке и кое-что узнал о его родине. Женщин часто вынуждают входить в гарем вместе с сотнями других. Их не пускают на поле боя и наказывают, если они осмеливаются научиться читать или писать.

Он выплюнул эти слова в сторону Пьюка, как будто всё бремя вины должен нести её муж.

— Это меняется, — сказала она, выпятив грудь. — У некоторых моих женщин появились собственные гаремы, где мужчины похожи на жеребцов. Мы воюем и учимся всему, чему хотим, без оговорок.

Нахмурившись, Уильям потёр шею.

— Я должен был научить тебя драться, когда мы впервые встретились.

— Я не была готова, — призналась она. Тогда любой намек на насилие приводил её в панику.

Скрестив руки на груди и продемонстрировав бицепсы, которые казались больше, чем её надежды и мечты, Пьюк смотрел на неё сверху вниз.

— У тебя есть такой гарем?

— Чувак. Если бы!

Она подозревала, что иметь гарем — это не то же самое, что встречаться с ним в воображении.

Уильям уставился на неё, как будто она только что призналась, что беременна тройней демонов.

— Тебе нужен гарем?

— Как будто у тебя есть право судить, — сказала она, вздохнув. — Ты был с девяноста девятью процентами женского населения. Мальчик, ты всех обошёл.

Он снова потянулся к ней, но удержался, сжал кулак и опустил руку. Вспышка раздражения вспыхнула в его глазах, прежде чем он сказал низким и хриплым голосом:

— Может, я практиковался для тебя.

«О, пожалуйста».

— Сколько раз ты говорил именно эту фразу?

— По сравнению с тем, сколько раз я произносил любимую фразу, практически ноль, — ответил он, лишь слегка смутившись.

И чему это «практически» равнялось? Она подтолкнула ребят вперёд, не осмеливаясь взглянуть в сторону Пьюка. Он замолчал, что было плохим знаком. Лучшие хищники наблюдали и выжидали…

— Пойдёмте, — сказала она. — Давайте закончим экскурсию.

Чем скорее она доберётся до Арахиса, тем лучше.

За последующие полчаса у каждой женщины, заметившей Пьюка и Уильяма, проявлялась одна из трех реакций. Приступ смеха, румянец или соблазнительные жесты. Уильям махал в ответ, даже подмигнул раз или двенадцать, но Пьюк сделал вид, что не заметил… а может, действительно не заметил. Он не сводил глаз с Джиллиан, пока она рассказывала о домах, которые помогала строить.

О том, как, заплатив инженеру-архитектору и выяснив необходимое, она и женщины её клана потратили десятилетия, копая с помощью инструментов и магии, пока не достигли слоя уплотненной почвы под песком. Они также тащили, переносили, магически перемещали камни в лагерь или изготавливали камни и металлы разного размера, чтобы создать винтовые сваи, гравий для бетона и всё остальное, что им требовалось.

Много тяжелой работы, много времени и энергии, много проб и ошибок, но это того стоило. Они создали безопасные дома со всем необходимым: плитой, складом, арсеналом и местом для ночлега.

Поскольку Шоузоны жили рядом с великолепным, нетронутым озером, другие кланы постоянно нападали, надеясь его захватить.

Им удалось сделать невозможное.

— Я поражен, — сказал Уильям. — Моя нежная девочка…

— Нежная? — О, он просто взбесил её, принимая за драгоценный камешек. Он отказывался смотреть на неё по-другому, несмотря на всё увиденное? Что же, придётся учить его получше. — Подержи мои кинжалы, — сказала она Пьюку.

Уильям поспешил её успокоить.

— Я просто сделал тебе комплимент. Ты изменилась, окрепла. Истории о твоих подвигах будут рассказываться ещё долго после того, как ты уйдёшь.

Её желудок перевернулся, когда она кое-что поняла. Он ожидал, что она покинет Амарантию. Пьюк, несомненно, тоже, после того как завоюет корону Коннахта. Каким бы архаичным он ни был, он мог бы не взять Шоуознов в Союз всех кланов.

Покалывание в затылке. Жар пробежал по её спине. Она до крови вонзила ногти в ладони. Вдох, выдох. Приступ ярости никому не поможет. Найти спокойствие… там. Источник уверенности.

Никто не может навредить Шоузонам!

— Ждешь, что я покину Амарантию, когда ты станешь королём? — потребовала она.