Темнейшая ночь
Часть 24 из 59 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
«Я не приму тебя за сумасшедшую. Как я могу?»
Она вздохнула.
«Хорошо, я расскажу тебе об одном из моих заданий. О каком же, о каком…» пробормотала она, затем клацнула языком. «Знаю! Ты оценишь это. Пару лет назад, я – ну, Институт – разыскали ангела. Он сломал своих крылья в нескольких местах. Пока мы лечили его, он поведал нам о разных изменениях и порталах перехода. Это самая лучшая часть моей работы – с каждым новым открытием мы узнаем, что мир гораздо больше, чем любой из нас может представить»
Интересно.
«А что Институт делает с демонами?»
«Изучает их, как я упоминала. Вступается и не дает им вредить людям, если это требуется»
Кое-что из описанного нею совпадало с целями Ловцов, с которыми он имел дело столько лет назад, не говоря уже о вчерашних. Остальное, все-таки, не подходило.
«Твои люди верят в уничтожение того, чего они не понимают?»
Она рассмеялась.
«Нет»
Ловцы верят. Или верили. По крайней мере, он так думал. Со времен той войны прошло столько лет, что он порой не мог припомнить деталей. Он помнил, что однажды понял, почему Ловцы хотят их смерти: они творили зло, а если их не остановить, то способности Повелителей давали им силу и долговечность делать это всегда. Но когда Ловцы убили Бадена, это понимание улетучилось, поскольку кончина Недоверия разделила воинов. Часть возжаждала мира, прощения и сбежала, тихо переместившись в Будапешт. Остальные искали возмездия и остались в Греции, пребывая в битве.
Он часто гадал, продолжалась ли кровная вражда, и пережили ли оставшиеся в Греции Повелители все эти столетия.
Мэддокс смахнул пряди волос с виска Эшлин.
«Что еще ты можешь поведать мне об этом Институте?»
Хмурясь, она повернулась и изумленно подняла на него взгляд.
«Не верю, что признаюсь в этом, но полагаю, они планируют следующими изучать вас»
Не что бы это удивило его. Каким бы не был Институт – беспристрастным или жаждущим войны – они, несомненно, заинтересуются демонами. Но с датчиками и камерами Торина, они никогда не взберутся на гору – а те, что посмеют попытаться, получат отпор как Ловцы, являются они таковыми или нет.
«Они могут попробовать изучать нас, но они узнают, что это нелегко сделать», сказал он Эшлин. Находясь так близко к ней, ощущая ее аромат, он все глубже и глубже поддавался сексуальному влечению. С каждой секундой, его плоть все твердела. Она была мягка и мила. Она была жива, с каждой секундой чувствовала себя все лучше. И она была его.
Внезапно он понял, что желает позабыть про Институт, не узнавать про него больше.
«Я хочу тебя», признался он. «Очень сильно»
Ее красивые глаза распахнулись.
«Неужели?» пролепетала она.
«Ты прекрасна. Все мужчины должны хотеть тебя» Он произнес слова и тут же нахмурился. Если другой мужчина попробует коснуться ее, он умрет. Болезненно, медленно.
Насилие согласно заурчало.
Щеки Эшлин опять окрасил румянец, напомнив ему розы, растущие кое-где у крепости. Она тряхнула головой.
«Я слишком странная»
Беспрекословная уверенность в ее тоне заставила его сдвинуть брови.
«То есть?»
Она отвернулась.
«Не важно. Забудь, что я что-то говорила»
«Не могу» Он провел большим пальцем по ее челюсти.
Дрожь прошлась по ее телу, за ней выступала гусиная кожа. Она извивалась подле него. Возбуждение неожиданно повисло в воздухе, и его ноздри раздувались, пока он упивался ним.
«Ты тоже хочешь меня» сказал он с низким рыком удовлетворения, забывая свой вопрос и ее отказ от ответа.
«Я…Я…»
«Не могу отрицать этого», договорил он за нее. «Так что сейчас я спрошу тебя опять. Ты по-прежнему хочешь, чтоб я отправил тебя домой?»
Она сглотнула.
«Я полагала, что хочу. Лишь пару часов назад я думала, что отчаянно хотела сбежать. Но…я не могу пояснить это себе, но я хочу остаться здесь. Я хочу остаться с тобой. По крайней мере, пока»
Его удовлетворение нарастало, омывало его, могучее, неистовое. Ответила ли она как Наживка или просто как женщина, в данный момент ему было все равно.
Она моя пока что. Она наша, поправило Насилие, пугая Мэддокса рвением в его тоне. Она будет наша.
Глава десятая.
Когда Аэрон с Даникой вернулись в крепость, влетев через окно и приземлившись на полу Мэддоксовой спальни с нежным стуком, Эшлин испытала приступ изумления. Она не выдумала это. Мужчина действительно обладал блестящими черными крыльями.
Ты хотела встретить подобных себе, Дэрроу. Что ж, догадайся с трех раз. Ты получила желаемое.
Бессмертен, поведал ей Мэддокс. Одержим. Она подозревала о демонах, потому ее не слишком удивило то, что они таки были демонами. Но крылья? Взбираясь на гору, она слышала о мужчине умеющем летать. Она не придала им внимания; она была слишком занята, пытаясь заглушить голоса. Ей бы знать наперед. Означало ли это, что один из них мог перемещаться в мир духов? А другой мог загипнотизировать взглядом?
Он вздохнула. Мэддокс гипнотизировал ее только одним взглядом. Она поймалась в его ловушку с самого начала: ее постоянное вожделение такое же не характерное, как и ее поспешное решение остаться здесь.
«Вот тайленол», сказала дрожащим голосом Даника. «Ну, его непатентованный аналог». Ее кожа была зеленоватого оттенка, а ноги подкашивались. Она порылась в сумке изумрудного цвета и вынула красно-белую бутылочку.
Рядом с ней Аэрон распрямил свои плечи. Его крылья сложились, прячась за спину, затем совсем исчезли. Он склонился, поднял свою рубашку с пола и натянул ее через голову, пряча грозные татуировки, украшавшие его торс. Он прошел к окну и закрыл его, перед тем как обернуться к Данике, складывая руки на груди. Он там и стоял, молча наблюдая.
«Спасибо», сказала Эшлин. «Мне так жаль, что тебе пришлось с такими трудностями раздобыть их»
Молча Даника подала ей две таблетки, которые она благодарно приняла. Несильные приступы боли еще беспокоили ее, а живот по-прежнему решительно вел битву с тошнотой, но нет как ранее.
Мэддокс забрал таблетки из ее руки, прежде чем она успела бросить их в рот. Он изучил их и нахмурился.
«Они магические?» поинтересовался он с подлинным любопытством.
«Нет» сказала она.
«Тогда как же две маленькие гальки помогут убрать боль?»
Эшлин и Даника изумленно глянули друг на друга. Эти мужчины взаимодействовали со смертными много лет. Как это они могли ничего не знать о современной медицине?
Единственным объяснением, что могла придумать Эшлин, было то, что раньше они никогда не обращали внимания на больных людей. Кроме того, только один из них, Парис, был замечен в городе с определенной регулярностью. Она помнила это из голосов.
Тогда был ли Мэддокс заперт в этой крепости? Эшлин вдруг заподозрила, что так это и есть, и это заставило ее подумать…Чувствовал ли он себя позабытым? Неприкасаемым, нелюбимым? Помимо доброты от МакИнтоша, она постоянно так чувствовала себя в Институте, где она была хороша лишь благодаря своей способности. Что ты слышала, Эшлин? Что еще было сказано, Эшлин?
Эшлин поняла, что желает понять Мэддокса. Она хотела узнать о нем, утешить его так, как он утешил ее. Мэддокс не мог знать этого, а она ему не расскажет: каждый раз, когда он потирал ее живот и шептал на ухо эти милые заверения, она понемногу влюблялась в него. Глупо и неправильно, но необратимо.
Ей стоило рассказать ему о своей способности, но она приняла обратное решение в миг, когда он проявил столь сердитую заинтересованность. Она гадала: если Мэддокс был уже сердит, не зная всей меры ее способностей, выйдет ли он из себя, узнав правду?
Большинству людей в Институте было некомфортно рядом с ней от осознания того, что она может угадать их самые личные беседы, просто войдя в комнату. Поскольку она решила остаться здесь – в таком чудном местечке – ей не хотелось иметь дело с подобным дискомфортом. Хотя бы разок ей хотелось считаться нормальной. Хотя бы чуть-чуть.
Среди демонов это не должно быть слишком трудно.
Она скоро расскажет правду. Через пару дней, возможно. И может быть тогда она сможет научиться держать голоса на почтительном расстоянии, даже если Мэддокса не будет поблизости. Тем временем, ей надо найти способ позвонить МакИнтошу. Он заслуживает знать, что с ней случилось и что она в порядке. Она бы не хотела, чтоб он беспокоился.
Она наделась, что он изучит крепость, как и предполагалось, и поймет, что она счастлива. Она наделась, что на его взгляд ее счастье будет важней работы.
«Прими их», сказал Мэддокс, врываясь в ее размышления. Он положил таблетки в ее раскрытую ладонь. «Если они ухудшат ее состояние – я за себя не отвечаю» добавил он, глядя прямо на Данику.
«Не угрожай ей» качая головой, сказала Эшлин. «Я принимала это лекарство и раньше. Я буду в порядке»
«Она…»
«Не сделала ничего дурного» Эшлин гадала, откуда только взялась у нее храбрость. Она только знала, что не желала, чтоб Мэддокс бушевал и запугивал.
Он не причинит ей зла, сейчас она знала это – факт, который она по-прежнему не могла понять. Помимо чуда прекращения голосов, этот жестокий мужчина нежно заботился о ее потребностях. Он не сбежал, когда ее рвало, как поступило бы большинство. Он остался с ней, заботился, прижимал к себе, словно она была дорога ему.
Хотя он чудесно относился к ней, Эшлин однако, не знала на что он был способен в отношении других. Она знала, на что он с виду был способен: на любой темный поступок, на любое злодеяние. Но она ни в коем случае не позволит ему обидеть Данику, которая также ей помогла.
«Эшлин» со вздохом произнес он.
«Мэддокс»
Его на ее животе пальцы замерли. Благодарение небесам, что он не отодвинулся. Она могла бы находиться в его руках вечно. Правда, никто, даже МакИнтош, никогда не давал ей таких особенных ощущений. Она смутно помнила родителей. Они также не нянчились с ней подобным образом. Вообще-то, они были более чем счастливы, избавиться от их плаксивой, вопящей маленькой девочки. Маленькой девочки, что постоянно молила остановить голоса, не позволяя людям вокруг себя спать или работать или отдохнуть.
Она помнила той день, когда они решили отдать ее, хотя и не поняла этого тогда. Она вошла в их спальню, и весь разговор открылся ее мозгу.
Я не могу больше о ней заботиться. Это слишком. Я не могу есть, не могу спать, не могу думать.
Она вздохнула.
«Хорошо, я расскажу тебе об одном из моих заданий. О каком же, о каком…» пробормотала она, затем клацнула языком. «Знаю! Ты оценишь это. Пару лет назад, я – ну, Институт – разыскали ангела. Он сломал своих крылья в нескольких местах. Пока мы лечили его, он поведал нам о разных изменениях и порталах перехода. Это самая лучшая часть моей работы – с каждым новым открытием мы узнаем, что мир гораздо больше, чем любой из нас может представить»
Интересно.
«А что Институт делает с демонами?»
«Изучает их, как я упоминала. Вступается и не дает им вредить людям, если это требуется»
Кое-что из описанного нею совпадало с целями Ловцов, с которыми он имел дело столько лет назад, не говоря уже о вчерашних. Остальное, все-таки, не подходило.
«Твои люди верят в уничтожение того, чего они не понимают?»
Она рассмеялась.
«Нет»
Ловцы верят. Или верили. По крайней мере, он так думал. Со времен той войны прошло столько лет, что он порой не мог припомнить деталей. Он помнил, что однажды понял, почему Ловцы хотят их смерти: они творили зло, а если их не остановить, то способности Повелителей давали им силу и долговечность делать это всегда. Но когда Ловцы убили Бадена, это понимание улетучилось, поскольку кончина Недоверия разделила воинов. Часть возжаждала мира, прощения и сбежала, тихо переместившись в Будапешт. Остальные искали возмездия и остались в Греции, пребывая в битве.
Он часто гадал, продолжалась ли кровная вражда, и пережили ли оставшиеся в Греции Повелители все эти столетия.
Мэддокс смахнул пряди волос с виска Эшлин.
«Что еще ты можешь поведать мне об этом Институте?»
Хмурясь, она повернулась и изумленно подняла на него взгляд.
«Не верю, что признаюсь в этом, но полагаю, они планируют следующими изучать вас»
Не что бы это удивило его. Каким бы не был Институт – беспристрастным или жаждущим войны – они, несомненно, заинтересуются демонами. Но с датчиками и камерами Торина, они никогда не взберутся на гору – а те, что посмеют попытаться, получат отпор как Ловцы, являются они таковыми или нет.
«Они могут попробовать изучать нас, но они узнают, что это нелегко сделать», сказал он Эшлин. Находясь так близко к ней, ощущая ее аромат, он все глубже и глубже поддавался сексуальному влечению. С каждой секундой, его плоть все твердела. Она была мягка и мила. Она была жива, с каждой секундой чувствовала себя все лучше. И она была его.
Внезапно он понял, что желает позабыть про Институт, не узнавать про него больше.
«Я хочу тебя», признался он. «Очень сильно»
Ее красивые глаза распахнулись.
«Неужели?» пролепетала она.
«Ты прекрасна. Все мужчины должны хотеть тебя» Он произнес слова и тут же нахмурился. Если другой мужчина попробует коснуться ее, он умрет. Болезненно, медленно.
Насилие согласно заурчало.
Щеки Эшлин опять окрасил румянец, напомнив ему розы, растущие кое-где у крепости. Она тряхнула головой.
«Я слишком странная»
Беспрекословная уверенность в ее тоне заставила его сдвинуть брови.
«То есть?»
Она отвернулась.
«Не важно. Забудь, что я что-то говорила»
«Не могу» Он провел большим пальцем по ее челюсти.
Дрожь прошлась по ее телу, за ней выступала гусиная кожа. Она извивалась подле него. Возбуждение неожиданно повисло в воздухе, и его ноздри раздувались, пока он упивался ним.
«Ты тоже хочешь меня» сказал он с низким рыком удовлетворения, забывая свой вопрос и ее отказ от ответа.
«Я…Я…»
«Не могу отрицать этого», договорил он за нее. «Так что сейчас я спрошу тебя опять. Ты по-прежнему хочешь, чтоб я отправил тебя домой?»
Она сглотнула.
«Я полагала, что хочу. Лишь пару часов назад я думала, что отчаянно хотела сбежать. Но…я не могу пояснить это себе, но я хочу остаться здесь. Я хочу остаться с тобой. По крайней мере, пока»
Его удовлетворение нарастало, омывало его, могучее, неистовое. Ответила ли она как Наживка или просто как женщина, в данный момент ему было все равно.
Она моя пока что. Она наша, поправило Насилие, пугая Мэддокса рвением в его тоне. Она будет наша.
Глава десятая.
Когда Аэрон с Даникой вернулись в крепость, влетев через окно и приземлившись на полу Мэддоксовой спальни с нежным стуком, Эшлин испытала приступ изумления. Она не выдумала это. Мужчина действительно обладал блестящими черными крыльями.
Ты хотела встретить подобных себе, Дэрроу. Что ж, догадайся с трех раз. Ты получила желаемое.
Бессмертен, поведал ей Мэддокс. Одержим. Она подозревала о демонах, потому ее не слишком удивило то, что они таки были демонами. Но крылья? Взбираясь на гору, она слышала о мужчине умеющем летать. Она не придала им внимания; она была слишком занята, пытаясь заглушить голоса. Ей бы знать наперед. Означало ли это, что один из них мог перемещаться в мир духов? А другой мог загипнотизировать взглядом?
Он вздохнула. Мэддокс гипнотизировал ее только одним взглядом. Она поймалась в его ловушку с самого начала: ее постоянное вожделение такое же не характерное, как и ее поспешное решение остаться здесь.
«Вот тайленол», сказала дрожащим голосом Даника. «Ну, его непатентованный аналог». Ее кожа была зеленоватого оттенка, а ноги подкашивались. Она порылась в сумке изумрудного цвета и вынула красно-белую бутылочку.
Рядом с ней Аэрон распрямил свои плечи. Его крылья сложились, прячась за спину, затем совсем исчезли. Он склонился, поднял свою рубашку с пола и натянул ее через голову, пряча грозные татуировки, украшавшие его торс. Он прошел к окну и закрыл его, перед тем как обернуться к Данике, складывая руки на груди. Он там и стоял, молча наблюдая.
«Спасибо», сказала Эшлин. «Мне так жаль, что тебе пришлось с такими трудностями раздобыть их»
Молча Даника подала ей две таблетки, которые она благодарно приняла. Несильные приступы боли еще беспокоили ее, а живот по-прежнему решительно вел битву с тошнотой, но нет как ранее.
Мэддокс забрал таблетки из ее руки, прежде чем она успела бросить их в рот. Он изучил их и нахмурился.
«Они магические?» поинтересовался он с подлинным любопытством.
«Нет» сказала она.
«Тогда как же две маленькие гальки помогут убрать боль?»
Эшлин и Даника изумленно глянули друг на друга. Эти мужчины взаимодействовали со смертными много лет. Как это они могли ничего не знать о современной медицине?
Единственным объяснением, что могла придумать Эшлин, было то, что раньше они никогда не обращали внимания на больных людей. Кроме того, только один из них, Парис, был замечен в городе с определенной регулярностью. Она помнила это из голосов.
Тогда был ли Мэддокс заперт в этой крепости? Эшлин вдруг заподозрила, что так это и есть, и это заставило ее подумать…Чувствовал ли он себя позабытым? Неприкасаемым, нелюбимым? Помимо доброты от МакИнтоша, она постоянно так чувствовала себя в Институте, где она была хороша лишь благодаря своей способности. Что ты слышала, Эшлин? Что еще было сказано, Эшлин?
Эшлин поняла, что желает понять Мэддокса. Она хотела узнать о нем, утешить его так, как он утешил ее. Мэддокс не мог знать этого, а она ему не расскажет: каждый раз, когда он потирал ее живот и шептал на ухо эти милые заверения, она понемногу влюблялась в него. Глупо и неправильно, но необратимо.
Ей стоило рассказать ему о своей способности, но она приняла обратное решение в миг, когда он проявил столь сердитую заинтересованность. Она гадала: если Мэддокс был уже сердит, не зная всей меры ее способностей, выйдет ли он из себя, узнав правду?
Большинству людей в Институте было некомфортно рядом с ней от осознания того, что она может угадать их самые личные беседы, просто войдя в комнату. Поскольку она решила остаться здесь – в таком чудном местечке – ей не хотелось иметь дело с подобным дискомфортом. Хотя бы разок ей хотелось считаться нормальной. Хотя бы чуть-чуть.
Среди демонов это не должно быть слишком трудно.
Она скоро расскажет правду. Через пару дней, возможно. И может быть тогда она сможет научиться держать голоса на почтительном расстоянии, даже если Мэддокса не будет поблизости. Тем временем, ей надо найти способ позвонить МакИнтошу. Он заслуживает знать, что с ней случилось и что она в порядке. Она бы не хотела, чтоб он беспокоился.
Она наделась, что он изучит крепость, как и предполагалось, и поймет, что она счастлива. Она наделась, что на его взгляд ее счастье будет важней работы.
«Прими их», сказал Мэддокс, врываясь в ее размышления. Он положил таблетки в ее раскрытую ладонь. «Если они ухудшат ее состояние – я за себя не отвечаю» добавил он, глядя прямо на Данику.
«Не угрожай ей» качая головой, сказала Эшлин. «Я принимала это лекарство и раньше. Я буду в порядке»
«Она…»
«Не сделала ничего дурного» Эшлин гадала, откуда только взялась у нее храбрость. Она только знала, что не желала, чтоб Мэддокс бушевал и запугивал.
Он не причинит ей зла, сейчас она знала это – факт, который она по-прежнему не могла понять. Помимо чуда прекращения голосов, этот жестокий мужчина нежно заботился о ее потребностях. Он не сбежал, когда ее рвало, как поступило бы большинство. Он остался с ней, заботился, прижимал к себе, словно она была дорога ему.
Хотя он чудесно относился к ней, Эшлин однако, не знала на что он был способен в отношении других. Она знала, на что он с виду был способен: на любой темный поступок, на любое злодеяние. Но она ни в коем случае не позволит ему обидеть Данику, которая также ей помогла.
«Эшлин» со вздохом произнес он.
«Мэддокс»
Его на ее животе пальцы замерли. Благодарение небесам, что он не отодвинулся. Она могла бы находиться в его руках вечно. Правда, никто, даже МакИнтош, никогда не давал ей таких особенных ощущений. Она смутно помнила родителей. Они также не нянчились с ней подобным образом. Вообще-то, они были более чем счастливы, избавиться от их плаксивой, вопящей маленькой девочки. Маленькой девочки, что постоянно молила остановить голоса, не позволяя людям вокруг себя спать или работать или отдохнуть.
Она помнила той день, когда они решили отдать ее, хотя и не поняла этого тогда. Она вошла в их спальню, и весь разговор открылся ее мозгу.
Я не могу больше о ней заботиться. Это слишком. Я не могу есть, не могу спать, не могу думать.