Телохранитель для Оливки

— Игнат, я…

— Если ты решила мне трахать мозг, то можешь прямо сейчас уходить. Мне нужна легкость и секс. Все.

— Прости, — тихо произнесла она. Но я уже был зол. Черт возьми, через несколько часов на работу, а я тут какую-то хрень должен разруливать.

— Что, «прости», Ольга? Тебе хочется в семью поиграть? Это не ко мне, девочка.

Я отбросил одеяло и поднялся с кровати. Отличное настроение после секса как рукой сняло. Все к чертям. Бл*дь! Ну что за мода все испортить?

Прошел к бару и налил себе виски, выпил залпом и налил еще, и только хотел опрокинуть в себя вторую порцию, как мое внимание привлекла соска. Обыкновенная детская соска, в простонародье именуемая пустышкой.

Со стуком поставив стакан на полку, я резко развернулся к девушке, стоявшей на коленях на матрасе и обвернутой легкой шелковой простыней. Она ждала что я сейчас подойду к ней, одерну ненужную тряпку и припаду к ее губам в жадном поцелуе. А после мы снова займемся горячим сексом, как это было полчаса назад.

Но нет. Теперь я был зол, и трахаться хотел меньше всего. Сейчас меня интересовало совершенно другое.

— Какого черта происходит, Оля? — пальцем ткнул на стол, где лежала розовая пустышка.

— Ты не хочешь девочку? Нет, ну, конечно, первым может быть и мальчик, это уж как получится.

— Тебе кто дал право, что-то за меня решать? — хотелось придушить эту стерву, но брать грех на душу из-за нее — было последнее что я сделаю в этой жизни. — Я тебе что-то не ясно сказал? Или может быть мало платил? Сколько ты хочешь за ночь? А вообще знаешь, собрала свои тряпки и исчезла.

— Что? Игнат!

— Да, исчезла. Давай, пока не подумаешь о том, что творишь.

— Игнат, ты же не серьезно сейчас? — посмотрела на меня испуганным взглядом, а я не мог понять, чего именно она так испугалась? Того что потеряет меня, или деньги?

— Разве? По-моему, я вполне серьезно, Оль. Мне хочется отдыхать, а не вот это вот все!

Развел руки в стороны, имея в виду ее ненужные разговоры, которые приведут только к разладу того что у нас есть.

— Не хочешь, как есть, значит, не будет никак. Давай, вызови такси, я оплачу.

— Не выгоняй в ночь, Игнатушка, я прошу тебя.

— Уже утро, Оля, не закатывай истерику. Я не поведусь.

Она громко фыркнула и отбросив простыню принялась одеваться, то и дело поглядывая на меня. Давай-давай, девочка, шустрее, я все равно не поведусь на твои уловки, и не стану тебя жалеть. Твои фантазии лишь у тебя в головке.

Натянув платье, схватила сумочку и пошла в прихожую обуваться. Но когда я вышел следом за ней, заметил в ее руках босоножки с сумочкой и телефон. Она вышла босиком, громко хлопнув дверью.

Я скривился, надеясь, что стук не разбудил соседей, и приоткрыв дверь, застал Олю, спускающуюся по ступенькам.

— А деньги?

— Пошел к черту, Градецкий!

Ну что же, настаивать я не буду, тихо закрыл дверь, клацнул замок, и отправился в кровать, надеясь поспать хотя бы несколько часов. Но только голова коснулась подушки, как на тумбочке завибрировал телефон.

— Твою мать, ну кого в такую рань…

— Игнат, доброе утро, прости что так рано, — услышал после того, как ответил на звонок.

— Миша? Что случилось?

— Друг, в палате Моретти скончалась одна дамочка.

— Какого черта Оливия не сама лежала в палате?

— Не знаю конкретно. Сказали, что вчера к ней положили соседку. Мол мест не было.

— Бл*дь! Этого только не хватало!

— Странно там все… не могут установить причину смерти… Игнат.

— Что?

— Если это те же люди стараются. Ох и тяжело твоей подзащитной придется. На нее ведь повесить могут.

— Пусть только попробуют, я им крючки нахрен пообламаю!

Сбросил вызов, и тяжело вздохнув, отправился в душ. Поспать сегодня мне уже точно не удастся.

— Игнат, что произошло с той женщиной? Почему она умерла? Кто она?


— Я как раз жду ответа на этот вопрос. К тебе не должны были никого подселять в палату.

— Меня допрашивали. Я не понимаю, зачем? При чем тут я?

— Какого черта тебя допрашивали без меня? Что ты им сказал? — прорычал я, злясь на то, что без меня посмели допрашивать мою подзащитную.

— Правду. Я спала, и ничего не знаю.

— Хорошо. Но больше никогда без меня не отвечай ни на какие вопросы.

— Простите. Просто я сейчас…

— Прекрати мне выкать. Я ненамного старше тебя.

— Извини. У меня сейчас такое настроение… Твой врач говорила, что с моим женским здоровьем все в порядке, и плоду ничего не угрожает. Но теперь… теперь у меня нет моего малыша. Это очень больно. Меня успокаивает лишь мысль о моем Дамирушке. Как же я по нему соскучилась.

— Оливия, я постараюсь что-нибудь с этим сделать. Я хоть сам и не отец, но понимаю твои чувства. Я постараюсь организовать вам встречу с сыном. Но прекрасно понимаю, что сюда его везти, не лучший вариант.

— Спасибо тебе, за все что ты делаешь.

— Пока толку мало. Оливия, послушай, я не собираюсь от тебя ничего скрывать.

— Ты о чем? — настороженно спросила она, поджав колени ближе к груди.

Маленькая девочка. Я ведь помнил ее шикарной, красивой и счастливой. В тот вечер. Она была одета в дорогое платье, а волосы красиво уложены в прическу. Она сияла, и излучала внутренний свет. Даже несмотря на то, что тогда устроил ее муж. Оливия была свободна. И ничего, кроме поведения Моретти ее не тревожила.

Сейчас же я видел полную противоположность. Осунувшаяся, истощенная, с болью и отчаянием в глазах. А под ними — синяки. Кажется, она все меньше и меньше верит в хорошее, и это ужасно меня злило. Я хотел вернуть свет в ее глаза, и надеялся сделать все от меня зависящее.

— Второй врач. Он не был от меня. Его подослали. И полностью на нем вина того, что ты потеряла ребенка. Я буду защищать тебя. Во всем, но и скрывать правду не стану. Мне нужно твое доверие, и я не хочу, чтобы какой-то ублюдок его подорвал. Я хочу вытащить тебя отсюда. А значит, как я уже говорил, ты должна мне верить. Вместе мы справимся.

— Но кому я мешаю? Господи! Кому? Малыш мой при чем? — из ее глаз покатились слезы, и я не выдержав, пересел на ее кровать, и загреб девчонку в объятия.

Она вся дрожала, и мне было ее дико жаль. Жаль девчонку, у которой вчера еще было все, а сегодня она сидит в тюремной палате с болью в сердце. Она потеряла малыша, и самое главное — свободу. Ту свободу, которая нужна всем нам.

— Я найду этого человека. Только верь мне, — прошептал ей в волосы, и ощутил горячее дыхание на своем плече.

— Игнат, я никому плохого никогда не желала. Я не знаю, кто это мог быть, и за что мне мстят. Еще эта женщина. Я ведь толком ее не видела.

— Я не обещаю тебе помочь через день, или неделю, но я вытащу тебя отсюда. Ты не будешь сидеть из-за того, чего не совершала.

— Ты был в Сицилии? — она отпрянула от меня, и с надеждой в глазах посмотрела мне в лицо.

— Был. И скажу честно, общаться со мной изъявили желание не многие.

— Аллегра, — как-то отчаянно произнесла Оливия, и обняв себя руками, посмотрела в окно, заколоченное решеткой.

— И она в том числе. Но зато, кое-кто все же пошел на контакт, и был очень даже любезен.

— Ты о ком? — удивленно переспросила она, вернув ко мне взгляд.

— Я о тете, тете твоего мужа.

— Винсенза? Серьезно?

— Да, а почему ты так удивляешься?

— Мне Даниэль говорил, что она какая-то отрешенная. И мне ни разу не удалось с ней пообщаться.

— А вот это удивительно. Мне она показалась очень даже милой.

— И что она говорила?

— Она сказала, что все на самом деле не так, как кажется.

— А ведь возможно она права. Теперь я ни чему не удивлюсь.

Я поднялся с кровати, и собрался уходить, собираясь встретиться с мамой Оливии… Женщина на том настаивала.

— Я тоже не удивлюсь. До сих пор помню, каким ублюдком был твой муж. Прости, но это так.

— Он не всегда таким был.

— Не оправдывай его передо мной. Для меня он падший человек. К тому же он тебе изменял, а это уже полное дно. Выздоравливай! Я на днях заеду.