Тайная история

Я подошел и уселся на подоконник между ней и Чарльзом. Она быстро поцеловала меня в щеку:

— Как поживаешь? Ты, наверно, не мог понять, куда мы делись, да?

— Поверить не могу, что мы так до сих пор и не виделись, — негромко произнес Чарльз, поворачиваясь ко мне и забрасывая лодыжку одной ноги на колено другой. Нога тряслась, как испуганный зверек; ему пришлось положить сверху ладонь, чтобы унять дрожь. — Все дело в том, что мы страшно влипли с квартирой.

Не знаю, что я ожидал услышать от них, но явно не это.

— С квартирой?

— Мы оставили ключ в Виргинии.

— Тетушке Мэри-Грэй пришлось ехать аж в Роанок, чтобы отправить его через «Федерал-экспресс».

— Я думал, вы сдаете кому-то еще, — с подозрением сказал я.

— Да, но этот наш съемщик уехал неделю назад. Как последние идиоты, мы попросили его выслать нам ключ простым письмом. А хозяйка квартиры во Флориде. Так что все это время мы торчали в загородном доме.

— Как мыши в мышеловке.

— Фрэнсис повез нас туда, а за пару километров до дома с машиной что-то стряслось. Жуткий скрежет и дым столбом.

— Руль отказал, представляешь? Мы влетели в канаву.

Они тараторили, перебивая друг друга. На несколько секунд их перекрыл пронзительный голос Банни:

— Так вот, у этого судьи была излюбленная система. По понедельникам он вешал угонщиков скота, по вторникам — шулеров, по средам — убийц…

— Нам пришлось добираться пешком, — продолжал Чарльз, — а потом мы днями напролет названивали Генри, чтоб он за нами приехал. Но он не брал трубку, ты ведь знаешь, как трудно с ним бывает связаться…

— А у Фрэнсиса даже еды никакой не было, только несколько банок маслин и смесь для выпечки.

— Ох да, маслины и «Бисквик» на завтрак, обед и ужин.

«Неужели правда?» — подумал я и на краткий миг испытал огромное облегчение — нет, ну надо ж было быть таким дураком! — но тут вспомнил квартиру Генри и чемоданы у двери.

Банни подбирался к развязке:

— И тут судья говорит: «Сынок, сегодня у нас пятница, и хотя я с удовольствием повесил бы тебя прямо сейчас, придется подождать до вторника, так как…»

— Даже молока не было, — добавила Камилла. — «Бисквик» приходилось замешивать на воде.

Раздалось негромкое покашливание, и я поднял глаза. На пороге стоял Джулиан.

— Умолкните, трещотки, — сказал он во внезапно наступившей тишине. — Силы небесные, и где же вы пропадали все это время?

Чарльз прочистил горло и, глядя на стену, принялся как заведенный пересказывать историю про ключ от квартиры, машину в канаве и маслины с «Бисквиком». В косых лучах зимнего солнца предметы выглядели застывшими, прорисованными до мелочей, словно бы ненастоящими, и у меня возникло ощущение, что я начал смотреть с середины какой-то запутанный фильм и никак не могу уловить нить повествования. Тюремные шуточки Банни почему-то совершенно выбили меня из колеи, хотя я вспомнил, что раньше, осенью, он тоже постоянно рассказывал что-нибудь подобное. Тогда, как и сейчас, ответом было лишь натянутое молчание, но ведь другого эти глупые, дрянные шутки и не заслуживали. Мне всегда казалось, что Банни черпает их из какого-нибудь доисторического сборника анекдотов вроде «Адвокаты шутят», который, скорее всего, валяется у него на книжной полке рядом с автобиографией Боба Хоупа[53], романами про Фу Манчу и «Мыслителями и творцами». (Позже выяснилось, что так оно и было.)

— Почему вы не позвонили мне? — озадаченно и, как мне показалось, несколько обиженно спросил Джулиан, когда Чарльз закончил свой рассказ.

Близнецы смотрели на него, не зная, что ответить.

— Нам это как-то в голову не пришло, — наконец сказала Камилла.

Джулиан посмеялся и процитировал афоризм из Ксенофонта, в котором буквально говорилось о палатках, воинах и приближении врага, но подразумевалось, что в час испытаний лучше всего обращаться за помощью к своим.

После греческого я вышел из кабинета, не обменявшись ни с кем ни словом, и зашагал прочь от Лицея в полном смятении чувств. Все мысли тут же отзывались беспричинным ощущением опасности и настолько противоречили друг другу, что я утратил способность строить какие-либо предположения и лишь тупо изумлялся происходящему. Перспектива возвращения в комнату казалась невыносимой. Я отправился в Общины и почти час просидел в кресле у окна, не в силах решить, чем заняться. Пойти в библиотеку? Взять машину Генри (ключи все еще были у меня) и съездить куда-нибудь — например, проверить, нет ли в «Орфеуме» дневного сеанса? Сходить к Джуди попросить таблетку валиума?

В конце концов я пришел к заключению, что последнее является необходимым условием для осуществления любого другого плана. Я вернулся в Монмут и поднялся к Джуди, но обнаружил на двери ее комнаты накорябанную золотым маркером записку: «Бет! Мы с Трейси едем обедать в Манчестер. Давай с нами? Я в мастерской до одиннадцати. Д.».

Я стоял, озадаченно рассматривая дверь, облепленную фотографиями разбитых автомобилей и провокационными журнальными заголовками. На дверной ручке болталась в петле голая кукла Барби. Времени было начало второго. Я подошел к безупречно белой двери своей собственной комнаты — она единственная не была украшена постерами The Fleshtones, религиозной пропагандой, суицидальными цитатами из Арто[54] и тому подобным — и подивился скорости, с какой мои соседи умудрились налепить всю эту дрянь, а также загадочности их мотивов.

Я лежал на кровати и смотрел в потолок, пытаясь вычислить, когда вернется Джуди, и придумать, чем развлечься до ее возвращения, когда ко мне постучали. Я отворил дверь — в коридоре стоял Генри.

— Привет, — сказал он.

Я словно бы онемел. Он созерцал меня с терпеливым безразличием — сосредоточенный, невозмутимый, под мышкой зажата книга.

— Здорóво, — ответил я наконец.

— Как поживаешь?

— Отлично.


— Это хорошо.

Долгое молчание.

— Ты сейчас занят? — вежливо осведомился он.

Вопрос застал меня врасплох.

— Ннет…

— Не хочешь составить мне компанию и немного прокатиться?

Я потянулся за пальто.

Выехав из Хэмпдена, мы свернули с главного шоссе на грунтовку, которую до этого я никогда не замечал.

— Куда мы едем? — поинтересовался я с некоторым беспокойством.

— Я подумал, что можно было бы посетить распродажу имущества на Олд-Кворри-роуд, — безмятежно ответил Генри.



За всю свою жизнь я редко испытывал такое удивление, как в тот раз, когда дорога действительно привела нас, почти час спустя, к большому дому, вывеска перед которым гласила: РАСПРОДАЖА ИМУЩЕСТВА.

Хотя сам дом был просто шикарным, распродажа оказалась так себе: рояль, заставленный столовым серебром и надтреснутыми бокалами, большие стоячие часы, несколько коробок с пластинками, кухонной утварью и игрушками и кое-что из мягкой мебели, изрядно поцарапанной кошками. Все это было кое-как свалено в гараже.

Перебирая стопку старых нот, я краем глаза следил за Генри. Он без особого интереса поворошил серебряные ножи, равнодушно наиграл одной рукой несколько тактов из стоявших на пюпитре «Грез» Шумана, открыл заднюю дверцу часов и осмотрел механизм, после чего углубился в долгую беседу с подошедшей племянницей бывшего владельца о том, когда лучше всего высаживать в грунт луковицы тюльпанов. Перерыв ноты два раза подряд, я переместился к посуде, потом к пластинкам. Генри купил садовую тяпку за двадцать пять центов.

— Извини, что вытащил тебя в такую даль, — сказал он на обратном пути.

— Ничего страшного, — пробормотал я, съежившись на сиденье около самой дверцы.

— Признаться, я проголодался. А ты? Не хочешь ли, случайно, поужинать?

Мы заехали в закусочную на окраине Хэмпдена. Ранним вечером там не было ни души. Генри заказал ужин по полной программе — гороховый суп, ростбиф, салат, картофельное пюре с мясной подливкой, кофе и кусок пирога — и методично расправился с ним в полном молчании, смакуя каждое блюдо. Ковыряя свой омлет, я был не в силах сдержаться и то и дело поглядывал на Генри. Мне казалось, я пришел в вагон-ресторан, где стюард усадил меня за один столик с другим одиноким путешественником. Этот благовоспитанный незнакомец, возможно, даже не говорил на моем языке, однако ему, похоже, было приятно ужинать в моем обществе — от него исходила спокойная приветливость, словно мы были знакомы всю жизнь.

Поев, он достал из кармана рубашки сигареты (он курил «Лаки страйк»; даже сейчас, мысленно рисуя его образ, я тут же вспоминаю этот красный кружок у него над сердцем) и, щелчком выбив пару, протянул пачку мне, вопросительно подняв бровь. Я покачал головой.

Он выкурил одну сигарету, потом другую. Нам принесли по второй чашке кофе. Сделав глоток, он пристально посмотрел на меня:

— Почему ты весь день такой притихший?

Я только пожал плечами.

— Разве ты не хочешь послушать про нашу поездку в Аргентину?

Опустив чашку на блюдце, я несколько секунд осознавал услышанное. Затем меня одолел смех.

— Да… Да, конечно, хочу… Расскажи.

— Тебя не удивляет, что я знаю? Про то, что ты знаешь, я имею в виду?

Отразившееся на моем лице замешательство, видимо, говорило само за себя, потому что теперь засмеялся он.

— Никакой мистики. Когда я позвонил, чтобы аннулировать заказ, — они, естественно, не хотели этого делать, билеты вообще-то не подлежали возврату, но, думаю, мне удалось все уладить, — так вот, когда я позвонил в компанию, они очень удивились и сказали, что ведь я подтвердил вылет буквально накануне.

— Как ты узнал, что это я им звонил?

— Кто же еще? Только у тебя был ключ. Нет-нет, все нормально, я специально оставил его тебе, — тут же прибавил он, когда я начал смущенно оправдываться. — По ряду причин это значительно упростило бы дело впоследствии, но, как назло, ты нагрянул в самый неудачный момент. Я отлучился всего на пару часов, приди ты чуть позже, никаких следов уже бы не осталось.

Он отпил кофе. У меня накопилось столько вопросов, что не было никаких шансов расположить их в логическом порядке.

— Зачем ты оставил мне ключ? — спросил я наобум.

— Если б мы все же уехали, кому-то пришлось бы в конце концов открыть квартиру для хозяйки, — пожал плечами Генри. — Понятно, что я прислал бы тебе указания, с кем связаться и как распорядиться оставшимися вещами, — вот только я совсем забыл про этого несчастного Лиделла и Скотта. Ну, вернее, не то чтобы совсем… Но того, что ты явишься за ним, так сказать, bei Nacht und Nebel[55], я действительно не учел. Глупо с моей стороны. Ты знаком с бессонницей ничуть не хуже меня.

— Давай проясним все до конца. Вы в результате не были в Аргентине?

Генри насмешливо хмыкнул и сделал жест официанту.

— Разумеется, нет. В противном случае я сейчас не сидел бы здесь с тобой.

Оплатив счет, он предложил отправиться вместе с ним к Фрэнсису. «Думаю, его самого дома нет», — прибавил он.

— Зачем тогда туда ехать?