Танец змей

В темноте Кэролайн бежала первой: одной рукой она держалась за железный поручень, второй – за мой правый локоть. Я мельком оглянулся и увидел на вершине центральной башни угасающее зеленое пламя, а ниже, в проеме узкой двери, – горящие свечи и скопление черных теней, готовых пуститься за нами в погоню.

Я выстрелил не глядя и побежал дальше. Стоило мне подумать о том, чтобы выстрелить еще раз, как мы достигли обшарпанной двери, которая вела в южную колокольню. Пули еще пригодятся мне, если нас загонят в угол.

Кэролайн открыла дверь, пропустила меня вперед, шагнула внутрь следом и закрыла дверь за собой на щеколду.

Это был лихорадочный забег – на ощупь в полной темноте, вниз по винтовой лестнице; ступали мы неуверенно, и потому спуск наш тянулся ужасно долго. Где-то над нами скрипнула дверь и издевательски загоготали ведьмы.

– Они здесь! – прошипела Кэролайн и схватила меня за плечо. Вокруг стало чуть светлее – ведьмы несли огонь, – и я стремглав побежал вниз.

Мы достигли маленькой лестничной площадки. Выбор был невелик: либо бежать дальше вниз, либо свернуть в пустой коридор. Я отдал предпочтение последнему, и мы помчались по нему со всех ног. Вскоре мы уперлись в тупик.

Я услышал, как Кэролайн в отчаянии хлопнула рукой по стене, и осознал, что понятия не имею, где мы находимся.

Гогот стал громче.

Я процедил было сквозь зубы: «Проклятье!» – но тут мы оба ощутили дуновение холодного воздуха. Похоже, что слева от нас была еще одна дверь, но без света разглядеть ее мы не могли. Кэролайн нащупала ее и, найдя задвижку, открыла, и мы снова выскочили на крышу.

Я понял, где мы, только когда мы пробежали около десяти ярдов. Этот проход пролегал вдоль южного нефа, арочные контрфорсы изгибались над нашими головами влево, словно свод гигантской летней беседки. Впереди возвышалась центральная башня, как и уже знакомый нам южный трансепт с его остроконечными пинаклями и нависающими гаргульями.

– Они побежали обратно! – завопил кто-то сверху, и я увидел одинокий маленький огонек посреди крыши центрального нефа – в том самом проходе, который мы только что пересекли.

Я в ярости выстрелил в ту сторону и выстрелил бы снова, не потяни Кэролайн меня за локоть.

Сзади послышались голоса ведьм, но никто из нас оглянуться не осмелился. Мы добежали до остроконечной башенки в конце прохода, где обнаружилась еще одна ветхая дверь. Кэролайн открыла ее, и мы снова оказались посреди очередного лестничного марша, будь он неладен.

– Дерьмо! – выдохнул я, мы побежали вниз, снова двигаясь на ощупь. Марш оказался очень короткий.

– Ступеньки закончились, – сказала Кэролайн с некоторым облегчением в голосе, а лестница вывела нас к длинному коридору.

Пока мы бежали по нему, я пытался представить схему собора. В конце коридора мы обнаружили еще один лестничный марш – тот самый, который мы преодолели первым, а у подножия его – благословенный первый этаж.

Кэролайн распахнула дверь, но не успела сделать и пяти шагов вниз, как впереди засияли свечи.

– Сюда бегут! – завопила женщина внизу, и я обомлел от ужаса.

Кэролайн застыла на месте, и я врезался в нее. Мы чудом не полетели кубарем вниз. Женские голоса стали громче – они звучали уже в какой-то паре ярдов от нас.

– Куда нам…

– Вверх! – скомандовал я.

Мы побежали к смежному коридору, который оба сразу же узнали, и снова начался подъем.

Я пыхтел, сердце отчаянно билось в ребра, колени горели. Лестничная спираль все не заканчивалась, ритм наших усталых шагов все замедлялся, вопли и гогот ведьм звучали все ближе и звонче.

На один жуткий миг я подумал, что нам конец. Казалось, они были всюду, заполонили собой даже лужайки вокруг собора, а мы не могли бесконечно носиться вверх и вниз по собору. Наша поимка была вопросом времени.

Когда мы достигли лестничной площадки, Кэролайн потянула меня за собой. Она открыла дверь, ведущую на крышу трансепта – ту самую, которую мы пересекли перед тем, как взобраться на башню. Ледяной ветер снова хлестнул нас по лицам, Кэролайн закричала. Застонал и я, ибо с другой стороны, от основания башни, в нашу сторону двигались две ведьмы с трепещущими огоньками в руках. Те, которых я видел на крыше нефа. Теперь ведьмы были и позади нас, и прямо перед нами.

Пришел мой черед потянуть за собой Кэролайн, поскольку бедное создание окоченело. Я пнул соседнюю дверь. Я вспомнил, куда она ведет, лишь когда мы уже вошли внутрь и очутились внутри собора – перед нами был узкий балкон. Справа от него располагалось неимоверных размеров окно-роза: витражи мелкими лепестками расходились из его центра. Слева, за каменной балюстрадой, не было ничего, кроме пропасти глубиной футов в сорок, которая заканчивалась полом нефа. Я вцепился в холодные перила и, перегнувшись, посмотрел вниз, на мраморные плиты. Свечи, горевшие внизу, напоминали светлячков. Я в отчаянии вертел головой, но ни лестниц, ни проходов, ни дверей рядом больше не было.

Мы описали полный круг. И оказались в ловушке.





32




Кэролайн добежала до противоположной стены – дальше было некуда – и принялась молотить ее обеими руками.

Затем бросилась к краю балкона и, схватившись за холодные каменные перила, посмотрела вниз. Движения ее были порывистыми, как у птицы, пойманной в силки.

– Нет, – мрачно пробормотала она. – Это не может быть конец… Это…

Дверь распахнулась с таким грохотом, что эхо разлетелось по всему собору. Мы вскинулись и увидели, как из темноты выходят три ведьмы. Все они были в длинных черных плащах, с маленькими фонарями, мощи которых не хватало, чтобы осветить их лица c обвислыми капюшонами.

Я оттащил Кэролайн от края балкона и загородил ее собой, нацелив револьвер на приближающихся ведьм. Пуль у меня осталось всего ничего – одна-две, а путь к отступлению нам отрезали три женщины. У нас все еще был шанс спастись – но лишь в том случае, если оба моих выстрела, сделанные неуклюжей левой рукой, попадут в цель. Я сглотнул. Нужно было подпустить их поближе.

Подступая к нам, они все рылись в складках своих плащей. Блеснули маленькие пузырьки желтого и зеленого стекла, в которых явно содержались ужаснейшие субстанции. Я представил, что они забрасывают нас своей кислотой и гогочут, глядя, как наши лица плавятся, словно воск, а потом сюда вбегают их дружки и скидывают нас с балкона. Я похолодел от страха и внезапно услышал собственный крик:


– Кого из вас убить первой?

Я целился в них со всею отвагой, какую был способен изобразить, но они сразу заметили, как дрожит моя рука.

И расхохотались – их пронзительные голоса заполонили собор, словно карканье стаи ворон, а капюшоны жутковато затряслись в темноте. И вскоре я понял почему.

Головорез-громила, лицо которого также скрывал капюшон, выступил из темноты позади них. Человеком он был до того крупным, что ему пришлось согнуться и с усилием протиснуться сквозь маленький дверной проем. Я проклял все на свете, когда ведьмы уступили ему дорогу, образовав тем самым плотную, непроницаемую преграду.

Из-за спины его выступила еще одна фигура. Женщина, тоже в плаще, но довольно рослая, – ее я опознал моментально, еще до того, как золотистая вышивка на капюшоне блеснула в свете окружающих свечей.

Я почувствовал, как за спиной у меня съежилась Кэролайн, и вспомнил, что она рассказывала об этой ведьме: как та на ее глазах, не усомнившись ни на миг, перерезала глотку мужчине, а затем ее люди застрелили Джеда и старушку Берту.

– Ни с места! – надсадно взвыл я, когда они медленно двинулись в нашу сторону.

Они шли единым непробиваемым фронтом, неспешно загоняя нас в угол, – казалось, они упивались паникой, написанной на наших лицах. В дымке от ладана и тусклом сиянии свечей они походили на видение из загробного мира – старуху с косой в сопровождении приспешников-демонов.

Они остановились, но лишь потому, что верховная ведьма вскинула руку в перчатке. Она достала серебряную фляжку, сделала из нее глоток, а затем передала ее своим товаркам. Какой-то наркотик для куража, определил я по опиумному запаху; то, что заставит их осатанеть и убивать без оглядки. Отхлебнув из фляжки, каждая из них передернулась, будто ворона, которая стряхивает капли дождя с оперения. Глоток сделал даже великан.

– Бросай, – приказала главная ведьма, кивком указав на мой револьвер; этот жест обнажил ее бледный подбородок – единственную черту, которую я смог разглядеть под капюшоном. Голос ее, пусть и низкий, принадлежал вовсе не старой женщине. Я заметил, что плечи у всех расправлены, а осанки – ровны. Старухи были мертвы; мы сражались с новым поколением ведьм.

Я стоял не шевелясь, рука не сдвинулась ни на дюйм, но, похоже, глаза меня все-таки выдали.

– Бросай сейчас же, – повторила она и шагнула вперед. Я пытался разглядеть ее лицо, но она предусмотрительно подтянула свой вышитый капюшон. – Застрелишь хоть одну из нас – и будешь вопить, как дитя, при виде того, что мы с ней потом сделаем.

Кэролайн еще крепче вцепилась в мое плечо, едва ли не вонзив ногти мне в кожу – но не от страха. Она была в гневе – я слышал, как разъяренно она сопит.

От самодовольства, сквозившего в голосе ведьмы, у меня все внутри воспылало.

– Значит, первой будете вы, мадам, – процедил я с таким ядом в голосе, что сам себя не узнал.

Я думал, что она загогочет, но, к моему изумлению, та растерялась. Я нацелил револьвер точно в ее скрытое капюшоном лицо.

– Страшновато отдать жизнь за своих сестричек? – язвительно спросил я, скорее бравируя, чем с намеренной издевкой. – Мисс Маргарита была бы так разочарована.

На миг повисла глухая, леденящая кровь тишина. В руках, затянутых в перчатки и занесенных для броска, снова блеснули стеклянные пузырьки. Возможно, целились ведьмы тоже неважно и потому хотели подобраться поближе, прежде чем атаковать.

Я ощутил, как вдоль позвоночника сбегает капля пота. Рука заныла от напряжения.

Сначала пристрелю великана, подумал я, но тут в темноте что-то пошевелилось.

Оттуда – словно я его призвал – возник еще один мужчина, столь же рослый и дюжий, как и первый. Он беззвучно выступил из полутьмы. А позади него, безмолвные, как призраки, появились еще три женщины, отрезав путь к выходу, чтобы, если до того дойдет, точно не дать нам сбежать.

Не оборачиваясь, верховная ведьма подняла свой пузырек так, чтобы мы его увидели.

– Отдайте то, что нам нужно, и, возможно – возможно, мы вас пощадим.

– Катитесь в ад! – выкрикнула Кэролайн, и женщины расхохотались – их смешки раскатились по гулкому нефу, словно жуткий концерт. Рассмеялась и верховная ведьма – и тут я мельком увидел ее влажный язык в пятнах, судя по всему от будоражащего зелья. Она отвратительно причмокнула губами.

– Отдай то, что нам нужно, дорогуша, – повторила она – на сей раз ласковым тоном, который прозвучал куда страшнее, чем крик.

– Чего они хотят? – процедил я, но Кэролайн не ответила.

На заднем плане произошло какое-то шевеление. Второй громила стянул с головы капюшон. Я увидел лысину, а на ней в свете, отразившемся от окна-розы, – переплетения старых расплывчатых татуировок.

Харрис.

Вид у него был почти расслабленный, он жевал соломинку.

В груди у меня потеплело, но он приложил палец к губам, требуя молчания. Посасывая соломинку, он короткими, бесшумными шажками приблизился к головорезу, стоявшему перед ним. Ни тот, ни три ведьмы, стоявшие перед нами, не оглянулись.

Верховная ведьма, встряхнув пузырьком, сделала еще один шажок вперед.

– Видела, что это может сделать с твоей прелестной кожей, дорогуша? Ощущала ли ты подобное?

Кэролайн все молчала. Мы оба думали о бедном санитаре с навсегда изувеченной шеей, а еще о деревянной шине на моей руке, которая истлела до черноты, словно сгоревшая в невидимом огне.

Ведьма усмехнулась.

– Избавь себя от этой муки. Тебе всего-то следует ответить на один вопрос.

Кэролайн упорно хранила молчание. Мне захотелось взглянуть ей в лицо, но я не осмелился. Я не сводил глаз с Харриса, следя за его бесшумными движениями и готовясь нажать на спусковой крючок, как только начнется светопреставление. Однако я чуть не выронил револьвер, услышав то, что прозвучало дальше.

– Что было в той немецкой книге? – повысила голос верховная ведьма.