Танец огня

Глава 39

Небо уже принялось менять цвет, становясь прозрачнее, когда он заставил себя переступить порог замка. Была б его воля — никогда не вернулся в этот город. И уж тем более в Ард. Но приказу короля вынужденно подчинился. Он ненавидел в Валмире всё: от нудного сладкого запаха цветущих в это время садов, до раздражающего визга носившихся детей. Босых, перепачканных грязью до такой степени, что впору и родным запутаться, где тот, что им нужен.

И академия… Давила стенами. Окликала старым эхо, хотя казалось, что находился в полной тишине. Нет, где-то вдали, в другой части замка, играла музыка. Проклятый бал…

Шёл, как по раскалённым углям, словно вяз в трясине. Заставлял и заставлял себя сделать следующий шаг. Он не был здесь с того года. С того самого, когда принял поздравления об окончании академии. И поклялся себе, что никогда более не переступит этот порог. И вот он здесь…

В одном из приглушённо освещённых коридоров зазвенели старые доспехи, и шлем покатился по полу, вынуждая Синхелма вздрогнуть. А затем немедленно разозлиться на самого себя. Какого хаоса? Он сходил с ума? Это старьё здесь с тех лет, как ещё он учился, а то и дольше. Но нервы последние дни были на пределе, в этом мог сам себе признаться. Нет, он не собирался встречаться или говорить с Фергасом. Не собирался тратить время на то, чтоб принимать поздравления от гостей Арда. Не собирался задерживаться здесь и на мгновение лишнее. Потому и пришёл почти к самому окончанию бала. Приказ короля он исполнил. А велено лишь явиться и разделить «радостное» событие. И всё. Радостное…

Мальчишка Деверукса всё же справился с договором. Похвально. Но мог бы и раньше. Не было б тогда этой ненавистной необходимости. И не стали нужны какие-либо оправдания перед Ламоном! Но венценосный идиот просто не позволил бы ему поступить иначе.

Синхелм верил в то, что всё было под контролем. Всё, под контролем. Всегда. Конечно же — всегда. Каждый шаг. Каждое действие. Он всегда знал, что делал. Всегда поступал верно. Всё было оправдано. Всё…

Шелест голосов за спиной заставил резко обернуться. В коридоре было пусто. Ну конечно же. Все пороки юности просыпаются под покровом ночи. Наверняка прячутся по тёмным углам, пока не попались на глаза преподавателям…

Но в жар почему-то кинуло, вынуждая рубашку липнуть к спине. Почему здесь так жарко? Синхелм глянул на окна. Все заперты. Появилось желание подойти и открыть их. Все. Во рту пересохло. А руки напротив — вспотели. Да что происходило?

Фемир шёл дальше, понимая, что будто нарочно выбирал самый длинный путь к Белому залу. Но ведь давно уже должен был добраться до него. Что за ерунда?.. Прошёл по очередному этажу, кидая взгляд на череду закрытых дверей аудиторий. Зачем он здесь? Ведь нужно идти в другую часть замка. Одна дверь… Вторая… Всё знакомые таблички на них. Половина имён осталась всё та же, навевая совсем лишние воспоминания. Нет. Их нет. Прошлое осталось в прошлом. А мёртвое — мертво. Он не позволит Арду смутить свой разум.

«Долго же ты шёл…», — донесло до него очередное эхо. Или звучало лишь в его сознании? Синхелм ускорил шаг. Коридор. Снова коридор. Он не кончался, и казалось, что бродил по кругу. Магия? Нет, это просто нервы. Глупость. Нелепость. Или чья-то сотворённая иллюзия? Проклятый Ард так пропитался магией, что невозможно определить, где есть игра собственного воображения, а где присутствие чужой силы.

Нет. Его совесть молчала. Молчала по праву искупления. Да. Он давно получил искупление. Столько лет служа королевству и его народу… Всё, что он делал — всё ради короны. Ради королевства. Разве не его должны благодарить за победу? Разве не он в годы войны стал надеждой? Он принёс мир в Камеладер. Так отчего же должен склонять голову и беспокоиться о душе? Он — герой.

«Убийца…» — шептало эхо.

— Ложь… — не выдержал Фемир, оборачиваясь в одном из проходных залов.

Вспыхнувший взгляд встретился с отражением в огромном зеркале, занимавшем весь простенок между окнами. Встретился, но не узнал. Его не было, будто кто стёр, явив взамен чёрный силуэт, само воплощение тьмы. Только глаза горели огнём, глядя прямо в душу.

— Кто ты?.. — пробормотал Синхелм, чувствуя, как лоб покрыла испарина.

Жарко. Становилось слишком жарко. Не хватало воздуха. Он должен был идти. Прочь. Во двор. Подальше от ненавистной академии.

«Ты сам знаешь ответ…», — отозвалось эхо.

Нет. Он не знал. Не знал, мотая тяжёлой головой. Но черты чёрного демона становились всё отчётливее, заставляя сердце глухо стучать в груди.

«Ты знаешь ответ…», — снова слышал он, глядя на того, кого наверное уже в прошлой жизни звал другом. Братом.

— Нет. Тебя — нет… — резко отмахнулся Фемир, отпрянув от зеркала.

Отвернулся, торопливо уходя и не замечая, как таяло отражение, исчезая.

Знал же. Знал! Не нужно было приходить сюда. Стоило придумать что-нибудь. Солгать. Оправдаться. В прошлый раз происходило нечто похожее. Тогда, на выпускном балу… Но в тот день винил во всём своё опьянение. Сейчас же был трезв. Слушая эхо собственных шагов, Синхелм шёл и шёл вперёд. Один коридор сменялся другим. Этаж за этажом. Бесконечные лестницы. Расстегнул уже вторую или третью пуговицу на рубашке, задыхаясь и взмокнув. Жарко, как в огненной Вечной Темрасс. Он почти отчаялся, когда наконец понял, что достиг нужного крыла замка, где находился Белый зал. Уже слышал музыку, видел яркий свет сверкающих люстр. Осталось пересечь бесконечно длинный коридор, пройти мимо десятков колон, как мимо молчаливого строя, и он у цели.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но стоило сделать следующий шаг, как пол под ногами принялся трескаться. Разламывался, как льдины на реке по весне. Воздух прогрелся так, что обжигал. Из каждой трещины стал подниматься чёрный туман, клубясь, принимая устрашающие очертания. Будто уродливые демоны высвобождались из вечного плена, выбирались в мир живых. Хватали за ноги, тянули лапы к нему, взвывали, вынуждая зажимать руками уши.

— Довольно! — выкрикнул Синхелм, пошатнувшись, словно опять был пьян.

Отравлен. Проклят. Да, это происки врагов. Враги повсюду… Они добрались до него. Так и есть. Всё это действие чар. Просто нужно не поддаваться им. Он в безопасности. Он в замке. Кругом люди. Щит. Ему необходимо выставить щит…

Синхелм взмахнул рукой, пытаясь активировать защиту. Но вместо этого вспыхнуло пламя. Жаркое, ослепляющее. Оно заполнило всё вокруг, вырывалось из трещин в полу, обратившемся чёрной выжженной землёй. Обнимало колоны, которые так же меняли свои очертания. Изгибались, поднимали к тревожному, непонятно откуда взявшемуся небу, чёрные обугленные руки — ветви. Будто взывали в немой молитве к богам. Но не были услышаны.

Клубился дым, закрывал обзор, не давал вдохнуть. Заходясь кашлем, и пытаясь закрыть лицо рукавом, Синхелм щурился, вглядываясь вперёд. Кто-то шёл. Не торопясь, бесшумно. Шёл по лесу, охваченному агонией. Но не страшился ни огня, ни треска валившихся деревьев. Уже не страшился. Ибо был мёртв. Это Синхелм твёрдо знал. Человек, появившийся перед ним в седом дыму — был мёртв. Мёртв и забыт. Стёрт… И не существовало ни горящего огнём взгляда, смотревшего в его душу. Ни окровавленных одежд, от оставленных его мечом ран. И той — смертельной, что алела на рубахе, заставляя отводить взгляд. Всё иллюзия. Происки врагов. Но как могли узнать? Откуда? Ведь не осталось ни одного. Никого, кто выжил бы. Кроме одной…

— Проклятое дитя… — бормотал Синхелм.

И проклят был он, решив подобрать девчонку в том лесу. Неужели она всему виной? Вспомнила? Смогла преодолеть морок? Не могло того быть.

— Здравствуй, брат. Так мы звали друг друга. Помнишь? — произнёс стоящий перед ним человек.

Или был он демоном, испытывающим его? Наверняка так и есть… Ибо едва заговорил, как тонкие сверкающие трещины принялись проступать на почерневшем от гари лице, да рукам, там, где не были укрыты рваной рубахой. Будто пламя, едва сдерживаемое внутри его, пыталось вырваться наружу, разрушить хрупкую оболочку и поглотить его — Фемира, добраться до живой плоти.

— Тебя нет… — непослушным голосом проговорил Синхелм, и отступил на шаг.

— Я перед тобой, — Райан не сдвинулся с места, наблюдая за действиями своего убийцы.

— Тебя нет! Не осталось и пепла! И памяти! Всё это — ложь!..

— Так что же правда, Фемир? — спросил призрак.

— Тебе не смутить мой разум… Ты не получишь мою душу…


— Ты давно утратил её, брат мой. В тот далёкий день, когда впервые забрал жизнь.

— Нет…

— Ты так долго жил во лжи, что и сам стал верить в неё, Фемир. Вся твоя жизнь — ложь…

— Нет!

— Тогда я не успел сказать тебе, что Арис Брант согласился молчать. Я смог убедить его в тот день. В башне. Убедил, что ты не желал зла. Что ты шёл за мечтой. Что лишь ошибся в способе, поддался соблазну.

— Нет! — округлились глаза Синхелма. Лёгкие обожгло от горячего воздуха, и он отмахнулся от призрака. — Нет! Ты лжёшь! Лжёшь!

— Арис был добряком. Он поверил. Пожалел. Он ждал тебя. И улыбался тебе. В тот день. Ты помнишь, Фемир? — продолжил говорить Райан, и слова жгли сильнее стихии, полыхавшей вокруг. — Но ты уже принял решение. Сделал свой выбор.

— Он сам виноват… — замотал головой Фемир. — Сам.

— Верно, — согласился призрак. — Он стоял на твоём пути. Он знал правду. Потому и был виновен. Как и я…

— Ты должен был… Должен! — яростно ткнул пальцем в его сторону Синхелм.

— Я должен был смириться. Верно. Ведь всё, что ты делал, было во благо.

— Да… — обезумившим взглядом посмотрел на него Фемир. — Ты должен был просто явиться на суд. Ламон — дурак! Верит всему… Он бы сохранил тебе жизнь. Тебе просто нужно было убедить его, что это несчастный случай… Все знали, что ты не мог контролировать свою силу… Только должен был явиться к королю… Сослали бы и всё… Казни бы не было… Ты сам виноват. Только ты.

— Верно, — эхом согласился Райан, стоя посреди полыхавшего призрачного леса.

— Да…

— Но никто не собирался давать конвою возможность добраться до столицы. Так ведь, Фемир? Ты бы не позволил. Всё во благо.

— Всё во благо… — вторил ему Синхелм.

— Арис Брант. Райан Дэнвей. И все души, павшие от твоей руки в Томарине — все они преграждали путь. Твой путь. Великий путь… — трещины на его лице стали ярче.

− Я сделал это для своего народа! – выкрикнул Синхелм, в жажде оправдаться перед восставшим мертвецом. – Я не мог пойти под суд, когда враг наступал! Только я мог защитить королевство! Я! А ты был угрозой… И ты, и Брант! Все. И угроза была ликвидирована. Как и должно. Я поступил верно. Это была оправданная жертва! Мертвые должны оставаться мертвы! Я все сделал верно…



Глава 40

Тишину в Белом зале нарушали лишь два голоса. Давно смолкла музыка, и казалось, что присутствующие задерживали дыхание, не сдвинувшись с места, наблюдая за происходящим. Удерживая Трин за руку повыше локтя, Кристиан и сам сейчас не сводил взгляд с центра огромного заснеженного зала. Негодование вскипало в нём жаркими волнами, но прекрасно понимал, по какой причине Деверукс умолчал о подобном вмешательстве. Но и Лейтон! Когда успел договориться с дедом?

— Я — твоё проклятье, Фемир. И память о тех днях никогда не отпустит тебя. Я буду следовать за тобой, куда бы ни пошёл. В твоих мыслях. В твоих снах. В твоём отражении. Я буду стоять у твоего изголовья, слушая, как последний вздох покинет твоё тело. И последним, что ты увидишь перед смертью — будет моё лицо… — звучал спокойный голос Райана, надеявшегося, что сил хватит завершить всё до того, как исчезнет. Скоро рассвет…

— Нет… — мотал и мотал головой Синхелм. — Ты — мёртв! Тебя нет!!

— Ты так уверен в этом?

— Я убил тебя… Я убил тебя… И пепла не осталось! Поэтому — исчезни! Прочь… Прочь!!

Тенью стоял неподалёку седовласый Виберт Брант. Старик держался с вызывавшим несомненное уважение достоинством, наблюдая за агонией истинного убийцы своего единственного сына.

С другой стороны, у одних из многочисленных приоткрытых дверей, темнела фигура в длинной накидке. Лица далийского ведьмака Кристиан не мог видеть. Слишком глубокий капюшон скрывал его от посторонних глаз. Но и ни к чему это. И так прекрасно был осведомлён в том, что незваный гость служил королю. Сильнейший морок, наведённый на Синхелма — наверняка его рук дело. Никто лучше далийцев не владели этой магией.

Сейчас Рэйван подумал, что владей он ведьмачьей силой, то навеки оставил бы «героя» королевства под его воздействием. Так же, как и Синхелм искалечил в своё время душу Трин. Но у далийца был иной приказ. И морок пал, отпуская разум убийцы.

Тишина была оглушающей, и ничего кроме своего прерывистого дыхания Синхелм не слышал. Не хотел слышать. И не хотел видеть, ослеплённый неожиданной белизной зимы, охватившей зал. Он не был в лесу. Стоял посреди Белого зала. Окружённый взглядами, теми, кто слышал каждое слово. Теми, кто никогда не должен узнать правду. Теми, для кого он до конца должен был оставаться спасителем. Героем. Великим Фемиром Синхелмом. Освободителем Камеладера...

И зло охватило его. Жгучее, нестерпимое, выжигая руны на коже и призывая огонь. Ненависть к посмевшему заманить в позорную ловушку была так велика, что захлестнула сознание Синхелма. Но пол дрогнул под ногами, а звон люстр и зеркал, грозящих разлететься на тысячи осколков, отрезвил его. Синхелм обернулся, слыша за спиной шаги. И теперь смотрел только на человека в простой накидке, шедшего по залу, между расступавшихся гостей. Он остановился неподалёку от Фемира и скинул капюшон. Ропот прошёл по залу, и все присутствующие склонили головы, приветствуя своего правителя.

Ламон не смотрел на подданных, будто сейчас находился один на один со своим генералом. Пол всё продолжал дрожать и пульсировать. Многочисленные зеркала и стёкла пошли опасными трещинами. Тем не менее, король не был в ярости, не был зол. Сейчас, глядя на него, Трин будто видела себя со стороны. Разочарование. Горечь предательства. Это читалось на лице Ламона. Это то, что чувствовала и она, когда узнала правду.

А затем сменилось брезгливостью, когда Синхелм протянул руку, будто и в самом деле мог коснуться венценосного гостя. Ламон знал… Знал, когда отправлялся сюда из Деспина. Знал правду всё то время, что отсутствовал Деверукс. Наверное, только это спасло Ард от разрушения, и позволило королю совладать с чувствами, держась с таким величием.

— Остался ли кто-то в этом мире, кого ты не предал, Фемир?

— Мой король… Это всё ложь! Происки врагов…

Ламон резко поднял руку, обрывая слова генерала. На этот же жест прибыли и стражи, поджидавшие распоряжения короля.

— Я дарую тебе посмертное помилование, мятежная душа, — произнёс правитель, глядя теперь на молчавшего Райана. — Поскольку предстоит тебе увидеть последний рассвет, милостью своей, озвучиваю повеление немедля.

Ламон гордо поднял голову, и тёмная корона блеснула в его волосах.