Там, где нет места злу
Часть 4 из 53 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Привет. Я принесла тебе сеянцы фиалок. Белых. — Луиза поставила подмокший пакет на траву и села. — Энн?
Тут Луиза поняла, что обманута застывшей позой приятельницы, что та вся трясется. Губы Энн то расходились, то снова сжимались и при этом дрожали. Она щурилась и часто моргала.
— Да что случилось?
— Ах, Луиза… Я сделала… нечто ужасное… я даже не могу сказать тебе.
Она разрыдалась. Луиза обняла подругу за худенькие плечи, а Энн все плакала и плакала, наконец-то почувствовав, как сильно в этом нуждалась.
— Расскажи мне.
— Это слишком ужасно.
Тут Луиза подумала, что их представления об ужасном наверняка сильно расходятся.
— Ты ведь снова не лишила мамашу Крейвен привилегии расставлять цветы в церкви?
— Я… поссорилась. С Карлоттой.
— Молодец!
— Она убежала.
— Ничего удивительного. — Насчет Карлотты у Луизы были свои соображения.
— Лайонел не может найти ее. Он искал везде.
— И это все?
Выдержав долгую паузу, Энн прошептала:
— Да.
Она перестала дрожать, но сильно побледнела. Взгляд ее скользнул в сторону, она уставилась на что-то поверх плеча Луизы, затем потупилась.
Луиза подумала, что более неумелой лгуньи в жизни не встречала. Первые реплики звучали вполне убедительно. Стычка с Карлоттой представлялась возможной. Девушка и правда могла сбежать. Но это не все. Далеко не все.
— Когда это случилось?
— Вчера вечером.
— Ты сообщила в полицию?
— Нет! — Это был приглушенный, но вопль.
— Ну, ничего, дорогая, — Луиза погладила Энн по голове медленными, успокаивающими движениями, — ничего…
— Прости, — Энн достала из кармана юбки скомканную бумажную салфетку и высморкалась. — Лайонел сказал, что Карлотте не понравилось бы… чтобы в это дело совались… легавые.
Легавые! Луиза с трудом удержалась от смеха. Если Лайонел обезьянничает, рассчитывая стать своим среди молодняка, он не та ту лошадь поставил. В следующий раз пусть напялит майку с группой «Рейдиохед» и бейсболку козырьком назад.
— Я тебя здесь не оставлю. — Она встала и, взяв Энн за локоть, заставила подругу подняться. — Пойдем-ка выпьем чаю.
— Я не могу.
— Очень даже можешь. — Продев руку Энн под свою, Луиза увлекла ее по дорожке прочь от дома. — У меня великолепный кофейный торт из закусочной при «Маркс энд Спенсер».
— Я должна сказать Лайонелу…
— Чепуха! Он и не заметит, что тебя нет.
— Да, — печально согласилась Энн, — думаю, не заметит.
Кэнди всегда считала себя собакой миссис Лезерс и знала, что миссис Лезерс считает так же. Ни та, ни другая этого не афишировали, особенно если Чарли был рядом. Тем вечером он устроился в гостиной, где супруги обычно ели и смотрели телевизор, и сидел там так долго и так тихо, что миссис Лезерс задумалась, уж не уснул ли он. И даже, осмелев, похлопала себя по ноге. Кэнди немного помедлила, опасливо покосившись на дверь в смежную комнату, а потом запрыгнула на колени.
Миссис Лезерс потрепала золотисто-коричневые уши, похожие на маленькие треугольные тосты. Почесала Кэнди живот, и та блаженно заурчала. А все-таки миссис Лезерс было интересно, что там делает ее муж. Почти час назад он удалился в гостиную со вчерашним выпуском журнала «Пипл», ножницами и тюбиком «суперклея».
— Но мы не в обиде, правда? — сказала миссис Лезерс Кэнди, и они улыбнулись друг другу, уютно устроившись в старом, обшарпанном кресле-качалке возле кухонной плиты.
Однако прошло еще двадцать минут, а из комнаты не донеслось ни звука. Миссис Лезерс скрепя сердце посадила собаку в дешевую пластиковую корзину и пошла посмотреть, все ли в порядке с Чарли.
Между тем Лезерс, натянувший перчатки, в которых жена его мыла посуду, что-то вырезал из журнала на шатком складном столике. Старые купоны футбольного тотализатора, ничего не выигравшие лотерейные билеты — все это он аккуратно откладывал в сторону, чтобы не лезли под руку и не мешали.
Чарли вырезал кое-что помельче. Совсем мелкое. Выбирал абзац, предложение, последнее слово в статье, букву… Наконец он шумно и удовлетворенно выдохнул. Оказывается, это не так уж и трудно! Нужны всего-то шесть слов, совершенно обычные, те, что не составляет труда отыскать.
Он снял перчатки и взял из пачки листок папиросной бумаги, чтобы сделать самокрутку. Небрежно высыпал на тонкий листок щепоть бурого волокнистого табака «самсон», завернул, провел по кромке кончиком сероватого языка и поднес зажигалку.
Щелчок — и на пороге появилась жена. Чарли вскочил, багровый от гнева:
— Убирайся!
— Я просто забеспокоилась…
— Что, мужчине нельзя спокойно почитать журнал?
— Извини.
Она попятилась. Чарли Лезерс гневно смотрел на жену. На ее тощую, жалкую фигуру, жидкие седые волосы, горестно ссутуленные плечи. Господи, вот же заноза, зудит и зудит. В обычный вечер он бы последовал за ней на кухню и выдал бы ей по первое число.
Но не сегодня. Потому что сегодня вечер для Чарли выдался далеко не обычным. Сегодня, можно сказать, на стене зажглась огненными буквами пророческая надпись. Сегодня он понесет в своем бумажнике шесть волшебных иероглифов, которые означают «свобода». Он оглядел крошечную комнатку, напоследок похихикал над мягкой мебелью, обитой потертым, рябым от старости кожезаменителем, над дешевым фанерным буфетом и старомодным телевизором в нише. Скоро он распрощается со всем этим. Он уже видел себя в уютном раскладном кресле, покрытом мохнатой шкурой, с бутылкой скотча в руке, крепкой сигаретой «плейерс» в зубах и юной хорошенькой блондинкой на коленях.
Потому что, если есть деньги, можно купить все. А деньги у него будут. О да! Впервые в жизни у него будут деньги. Сначала скромная сумма. Надо действовать разумно. Зачем зря пугать людей? Но там, где он собирался взять эту скромную сумму, есть много больше денег. Ему хватит, чтобы спокойно и безбедно дожить до конца своих дней.
В девятичасовых местных новостях ничего нового о драме у плотины на реке Мисбурн не сказали, а потому клиенты «Красного льва» приписали все телефонному розыгрышу и переключились на более интересные происшествия. На шестерых фазанов, обнаруженных во флигеле старого особняка Гордона Черри. На скандальную историю с чайным сервизом бабушки Ады Лукас, оцененным каким-то бродячим торговцем в пятьдесят фунтов, когда и дураку понятно, что это настоящий «рокингем» с клеймом и стоит он все сто.
К закрытию «Красного льва» случай на реке был уже практически забыт. Разбредаясь и разъезжаясь по домам в свете луны, местные жители думали о другом. Так что хозяин заведения сказал жене, цедившей остатки пролитого вина из поддона обратно в бутыль: «Кажется, свою порцию шумихи в этом году мы уже исчерпали».
И это говорит о том, сколь космически ошибается иногда человек.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Энн Лоуренс еще раз оглядела поднос с завтраком для мужа. Слабый китайский чай. Яйцо, которое варилось ровно четыре минуты. Свежий тост. Яблоко. Оксфордский джем «Флора и Купер». В маленькую цветочную вазочку она поставила веточку манжетки.
— Вы не отнесете это наверх, Хетти?
Энн с детства называла миссис Лезерс Хетти, а миссис Лезерс когда-то звала ее Энни, или Огуречик, или еще каким-нибудь ласковым прозвищем. Но с того дня, как Энн вышла замуж, она таинственным образом сделалась миссис Лоуренс, и никакие уговоры, серьезные или шутливые, не могли заставить Хетти обращаться к ней иначе. Это было бы просто неправильно.
— Конечно, отнесу, — ответила миссис Лезерс и тут же заволновалась. А вдруг викарий (она по-прежнему думала о нем как о викарии) откроет дверь в ночной рубашке? Что тогда делать? Или еще хуже…
— Просто постучите и оставьте поднос около двери.
Энн налила себе третью чашку кофе и пошла с ней в библиотеку. Было почти десять, но она решила позволить Лайонелу поспать. Вчера он допоздна обзванивал приюты, хостелы, центры реабилитации для освободившихся из мест заключения, донимая знакомых из службы надзора за условно-досрочно освобожденными. Наконец беспокойство за жизнь и здоровье Карлотты перевесило боязнь оскорбить ее, и он позвонил в Каустонское отделение полиции и заявил о пропаже девушки. Дома он долго с отвращением распинался насчет «бездушного и бесчеловечного безразличия» стражей порядка.
Слушая мужа, Энн мучилась чувством вины и отвращением к себе. Ах, если бы можно было повернуть время вспять и вновь обрести свободу духа и безмятежность, прежде сопровождавшие ее по жизни. Какой скучной порой казалась ей такая жизнь. И чего бы она только не отдала теперь, чтобы вернуть ее!
Почтовый фургончик разворачивался, готовясь уехать. Энн вышла в прихожую за содержимым большой проволочной клети, закрепленной на задней стороне двери возле щели для писем. Почты всегда бывало много. Лайонел считал своим долгом поддерживать контакты практически с каждым, кто повстречался ему на жизненном пути. К счастью, очень многие не разделяли этого его стремления. Обычно за завтраком он жаловался, что такой-то не отвечает уже на второе, а то и третье его письмо.
Епархиальные дела давно сошли на нет, но Лайонел был активно вовлечен в благотворительность. Он получал журналы (сегодня, например, пришел «Нью стейтсмен») и письма просителей. Нашлись и два конверта для Энн. Один, как она сразу поняла, пришел из Нортумберленда от престарелой двоюродной бабушки; старушка всегда писала ей в августе, чтобы напомнить о скором дне рождения мамы и необходимости помолиться за нее. На втором конверте адреса не было. Только имя и фамилия Энн. Похоже, кто-то просунул его в почтовую щель. Люди часто так делают, особенно когда не хотят беспокоить хозяев поздно вечером. Энн взяла загадочное послание и села в кресло у окна гостиной.
Эту минуту ей суждено было запомнить на всю оставшуюся жизнь. И яркость малиновых цветков штокрозы, прильнувших к стеклу извне. И грубую шероховатость буклированной обивки кресла, которой касались икры. И ободок пыли на полу вокруг тапка. И ее самое, разворачивающую тонкий, грязноватый листок бумаги, вынутый из конверта.
Еще один блаженный миг она в недоумении разглядывала странные буквы, явно вырезанные из газеты или журнала и, казалось, наугад наклеенные на бумагу. Что за ерунда? Какая-нибудь новая мусорная реклама, распространяемая по почте? Потом она прочитала слова по порядку, чтобы понять, имеют ли они хоть какой-то смысл.
И тут в голове у нее сильно зашумело. Потом сердце упало, как будто по нему ударил мощный кулак. Она судорожно вдохнула. И снова прочитала слова:
Я ВИДЕЛ, КАК ВЫ ЕЕ СТОЛКНУЛИ
Энн похолодела. Рот наполнился кислой обильной слюной. Чтобы избежать рвоты и обморока, она согнулась и уперлась лбом в колени. Так и сидела, сжавшись и дрожа, пока не увидела краем глаза тень на ковре.
— С вами все в порядке, миссис Лоуренс?
— Что?! — Энн вскинула голову. И тут же вскочила. Письмо упало на ковер. Текстом вверх, как назло. — Что вы здесь делаете?