Тайные виды на гору Фудзи
Часть 33 из 55 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Если ты хочешь стать одной из нас, Таня, другого способа нет. Когда игуана примет тебя, ты тоже станешь игуаной и охотницей. Как я, как Аманда и многие другие. Тогда изменится все – и у тебя появится новое имя.
– Какое?
– Ты станешь Татьяной Лизард.
– У меня что, будет новый паспорт?
Кларисса засмеялась.
– Нет. Аманда, кстати, действительно сделала себе новую идентичность – поменяла фамилию с «Дворкин» на «Лизард». Но она была самой первой, да и вообще любила почудить. Остальные игуаны живут под старыми именами. Но они всегда помнят, как их зовут на самом деле…
Она перевела взгляд на пальцы Тани.
– И вот еще что, подруга. Ты всю жизнь расписывала ногти для патриархии – но теперь начинай их стричь. Игуаны стригут ногти очень коротко.
– Почему? – спросила Таня.
– Скоро узнаешь, – улыбнулась Кларисса.
Таня вздохнула.
– Когда я встречусь с игуаной?
– Через несколько дней. Сперва надо кое-что организовать. Было бы хорошо успеть, пока стоит сухая погода. Придется провести в лесу всю ночь.
– Сейчас же холодно.
– Зато еще нет снега, – ответила Кларисса. – Это очень хорошо, что нет снега. Легче будет жечь костер.
Таня надолго замолчала.
– О чем задумалась? – спросила Кларисса.
– Клэр… Вот ты говоришь, что наука создает модели мира и все они со временем устаревают. И ни одна не настоящая. А что тогда есть на самом деле?
– Когда у тебя будет крюк, – сказала Кларисса, – ты сможешь выяснить сама.
– Как?
– Игуаны кидают крюк в непонятное. И оно становится понятным.
– Как это?
– Не думай об этом сейчас. Только запутаешься.
***
Жизель позвонила через три дня и назначила встречу у одного из московских лесопарков.
– Собираемся завтра вечером. Главное, с самого утра ничего не есть. Допускается пить сок. Сможешь?
– Смогу, – сказала Таня. – Это даже полезно. Одеваться тепло?
– Обычно, – ответила Жизель. – Там будет спальный мешок.
На следующий день Жизель встретила Таню в условленном месте – у деревянной арки, за которой начиналась асфальтовая дорожка в лес. Было уже темно, и Таня нервничала.
– Поздравляю, – сказала Жизель. – Сегодня самая важная ночь в твоей жизни…
В голосе Жизели словно бы сквозила легкая грусть. Но Таня слишком волновалась и поэтому ничего не ответила, только кивнула.
– Идем, – сказала Жизель. – Клэр уже здесь.
– Далеко тут?
– Минут десять быстрым шагом.
Над асфальтовой дорожкой горели фонари – но чем дальше Жизель уходила в лес, тем реже они висели. Когда очередной фонарь оказывался за спиной, Таня видела впереди огромную тень Жизели и маленькую свою. Это ежеминутное напоминание о том, какая у нее громадная и физически сильная подруга, успокаивало. Рядом с Жизелью в ночном лесу можно было ничего не бояться.
Дойдя до какой-то только ей понятной метки, Жизель остановилась.
– Теперь по тропинке, – сказала она. – Я пойду медленно. Если хочешь, держись за мой капюшон.
Таня так и сделала. Жизель шла в темноте минуты три, подсвечивая тропинку крохотным фонариком, и ни разу не оступилась. Потом впереди стал виден прыгающий желтый свет – и они вышли на круглую поляну.
Там горел костер. Рядом с огнем на толстом поваленном стволе сидела Кларисса. Неподалеку на сухих листьях лежал развернутый спальник.
– А где Марья Семеновна? – спросила Кларисса.
– Звонила, что задержится, – сказала Жизель. – Пойду ее ловить.
– А чего вместе не подождали?
– У входа лучше не светиться, – ответила Жизель уже из темноты. – Особенно когда больше двух. Арку мусора пасут, у них там всегда тачка припаркована.
Таня села на бревно. Ей было сильно не по себе.
– Клэр, – сказала она, – а может, не надо?
Кларисса засмеялась.
– Боишься?
– Я не то что боюсь… Я просто не до конца понимаю, что это даст. Ну не интересно мне хуемразь пивом обливать, если честно. Может правда не будем?
Слушая свой неискренний жеманный голос, Таня испытывала к себе отвращение. Ей стыдно было признаться, что она трусит, но перестать трусить она не могла.
Кларисса, видимо, поняла ее состояние.
– Ты боишься, подруга, – сказала она, – и это нормально. Даже правильно. Неизвестного надо бояться. Но нельзя позволять страху принимать решения вместо тебя. И говорить твоим голосом.
Таня кивнула. Ее щекам стало горячо от стыда.
– А насчет того, что это даст… Насчет пива ты права, конечно. Это было глупо. Сейчас я покажу тебе кое-что другое.
Кларисса веткой разворошила деревяшки в костре. Огонь затрещал и загорелся ярче.
– Гляди на меня. Не отводи глаз.
Таня послушно уставилась на Клариссу.
Кларисса улыбнулась – еле заметно, только краешками рта. Затем она откинула голову и уставилась на Таню слегка сощуренными глазами. В ее лице, как показалось Тане, появилось что-то надменное и одновременно сладкое. Губы слегка подрагивали, будто она из последних сил сдерживала смех. Веселые глаза блестели.
Таня в очередной раз обратила внимание на то, как красива ее наставница. Под этим углом она не особо походила на негритянку. Но ее лицо не казалось и европейским – скорее оно было античным, египетским или критским, словно Таня смотрела на раскрашенный древний мрамор, озаренный близким пожаром.
С каждой секундой переживание делалось все более странным. У Клариссы под этим углом были огромные голубые глаза. Может быть, так казалось из-за бликов костра – но в этих глазах была такая чистота, такое обещание, такое море любви и света, что одними только оптическими эффектами объяснить это было трудно. У Тани даже закружилась голова, и она взялась рукой за бревно, на котором сидела.
Мало того, Кларисса стала длинноволосой блондинкой – во всяком случае, так мерещилось в озаренной прыгающим светом полутьме. Волна волос, качающаяся за откинутой назад головой, смутно угадывалась у нее за спиной. Свет и тени, подумала Таня. Может быть. Но что в нашем мире не игра теней и света?
Кларисса была прекрасна.
Таня, с детства признанная всеми красавицей, привыкла относиться к чужой красоте с недоверием и ревностью. Но сейчас – первый раз в жизни – этих чувств не было совсем. Были какие-то другие… Хотелось притянуть Клариссу к себе и сделать что-то сильное, что-то новое, чего она не делала еще никогда в жизни.
Она поняла, что еще минута, и она не сможет совладеть с собой. Ее тело само стало двигаться к Клариссе по бревну. Но Кларисса вдруг опустила голову и засмеялась.
Наваждение сразу прошло.
Таня опять ощутила, что краснеет, и порадовалась, что вокруг темно. Теперь ей было неловко перед Клариссой за то, что миг назад она хотела на нее наброситься. Даже сидеть с ней рядом казалось стыдным. А заговорить о пережитых чувствах вслух было еще стыднее.
Таня почувствовала необходимость чем-нибудь себя занять. Она встала и принялась ходить по поляне, поднимая с нее мелкие ветки. Через пару минут у нее набралась целая охапка. Чем дальше она отходила от костра, тем хуже было видно в темноте. Но она никак не могла остановиться.
В темноте опять раздался тихий смех Клариссы – и Таня опомнилась. «Чего это я ветки собираю, – подумала она. – Дрова же еще есть…»
Она вернулась к костру и высыпала ветки на землю.
– Поддерживать огонь, – сообщила она, чуть конфузясь.
Кларисса с серьезной миной кивнула – и вдруг засмеялась опять. В этот раз Таня засмеялась вместе с ней.
– Что происходит? – спросила она. – Я чего-то не очень… Как-то странно.
– Садись, – сказала Кларисса и похлопала по бревну.
Таня села. От ее неловкости и смущения не осталось и следа.
– Какое?
– Ты станешь Татьяной Лизард.
– У меня что, будет новый паспорт?
Кларисса засмеялась.
– Нет. Аманда, кстати, действительно сделала себе новую идентичность – поменяла фамилию с «Дворкин» на «Лизард». Но она была самой первой, да и вообще любила почудить. Остальные игуаны живут под старыми именами. Но они всегда помнят, как их зовут на самом деле…
Она перевела взгляд на пальцы Тани.
– И вот еще что, подруга. Ты всю жизнь расписывала ногти для патриархии – но теперь начинай их стричь. Игуаны стригут ногти очень коротко.
– Почему? – спросила Таня.
– Скоро узнаешь, – улыбнулась Кларисса.
Таня вздохнула.
– Когда я встречусь с игуаной?
– Через несколько дней. Сперва надо кое-что организовать. Было бы хорошо успеть, пока стоит сухая погода. Придется провести в лесу всю ночь.
– Сейчас же холодно.
– Зато еще нет снега, – ответила Кларисса. – Это очень хорошо, что нет снега. Легче будет жечь костер.
Таня надолго замолчала.
– О чем задумалась? – спросила Кларисса.
– Клэр… Вот ты говоришь, что наука создает модели мира и все они со временем устаревают. И ни одна не настоящая. А что тогда есть на самом деле?
– Когда у тебя будет крюк, – сказала Кларисса, – ты сможешь выяснить сама.
– Как?
– Игуаны кидают крюк в непонятное. И оно становится понятным.
– Как это?
– Не думай об этом сейчас. Только запутаешься.
***
Жизель позвонила через три дня и назначила встречу у одного из московских лесопарков.
– Собираемся завтра вечером. Главное, с самого утра ничего не есть. Допускается пить сок. Сможешь?
– Смогу, – сказала Таня. – Это даже полезно. Одеваться тепло?
– Обычно, – ответила Жизель. – Там будет спальный мешок.
На следующий день Жизель встретила Таню в условленном месте – у деревянной арки, за которой начиналась асфальтовая дорожка в лес. Было уже темно, и Таня нервничала.
– Поздравляю, – сказала Жизель. – Сегодня самая важная ночь в твоей жизни…
В голосе Жизели словно бы сквозила легкая грусть. Но Таня слишком волновалась и поэтому ничего не ответила, только кивнула.
– Идем, – сказала Жизель. – Клэр уже здесь.
– Далеко тут?
– Минут десять быстрым шагом.
Над асфальтовой дорожкой горели фонари – но чем дальше Жизель уходила в лес, тем реже они висели. Когда очередной фонарь оказывался за спиной, Таня видела впереди огромную тень Жизели и маленькую свою. Это ежеминутное напоминание о том, какая у нее громадная и физически сильная подруга, успокаивало. Рядом с Жизелью в ночном лесу можно было ничего не бояться.
Дойдя до какой-то только ей понятной метки, Жизель остановилась.
– Теперь по тропинке, – сказала она. – Я пойду медленно. Если хочешь, держись за мой капюшон.
Таня так и сделала. Жизель шла в темноте минуты три, подсвечивая тропинку крохотным фонариком, и ни разу не оступилась. Потом впереди стал виден прыгающий желтый свет – и они вышли на круглую поляну.
Там горел костер. Рядом с огнем на толстом поваленном стволе сидела Кларисса. Неподалеку на сухих листьях лежал развернутый спальник.
– А где Марья Семеновна? – спросила Кларисса.
– Звонила, что задержится, – сказала Жизель. – Пойду ее ловить.
– А чего вместе не подождали?
– У входа лучше не светиться, – ответила Жизель уже из темноты. – Особенно когда больше двух. Арку мусора пасут, у них там всегда тачка припаркована.
Таня села на бревно. Ей было сильно не по себе.
– Клэр, – сказала она, – а может, не надо?
Кларисса засмеялась.
– Боишься?
– Я не то что боюсь… Я просто не до конца понимаю, что это даст. Ну не интересно мне хуемразь пивом обливать, если честно. Может правда не будем?
Слушая свой неискренний жеманный голос, Таня испытывала к себе отвращение. Ей стыдно было признаться, что она трусит, но перестать трусить она не могла.
Кларисса, видимо, поняла ее состояние.
– Ты боишься, подруга, – сказала она, – и это нормально. Даже правильно. Неизвестного надо бояться. Но нельзя позволять страху принимать решения вместо тебя. И говорить твоим голосом.
Таня кивнула. Ее щекам стало горячо от стыда.
– А насчет того, что это даст… Насчет пива ты права, конечно. Это было глупо. Сейчас я покажу тебе кое-что другое.
Кларисса веткой разворошила деревяшки в костре. Огонь затрещал и загорелся ярче.
– Гляди на меня. Не отводи глаз.
Таня послушно уставилась на Клариссу.
Кларисса улыбнулась – еле заметно, только краешками рта. Затем она откинула голову и уставилась на Таню слегка сощуренными глазами. В ее лице, как показалось Тане, появилось что-то надменное и одновременно сладкое. Губы слегка подрагивали, будто она из последних сил сдерживала смех. Веселые глаза блестели.
Таня в очередной раз обратила внимание на то, как красива ее наставница. Под этим углом она не особо походила на негритянку. Но ее лицо не казалось и европейским – скорее оно было античным, египетским или критским, словно Таня смотрела на раскрашенный древний мрамор, озаренный близким пожаром.
С каждой секундой переживание делалось все более странным. У Клариссы под этим углом были огромные голубые глаза. Может быть, так казалось из-за бликов костра – но в этих глазах была такая чистота, такое обещание, такое море любви и света, что одними только оптическими эффектами объяснить это было трудно. У Тани даже закружилась голова, и она взялась рукой за бревно, на котором сидела.
Мало того, Кларисса стала длинноволосой блондинкой – во всяком случае, так мерещилось в озаренной прыгающим светом полутьме. Волна волос, качающаяся за откинутой назад головой, смутно угадывалась у нее за спиной. Свет и тени, подумала Таня. Может быть. Но что в нашем мире не игра теней и света?
Кларисса была прекрасна.
Таня, с детства признанная всеми красавицей, привыкла относиться к чужой красоте с недоверием и ревностью. Но сейчас – первый раз в жизни – этих чувств не было совсем. Были какие-то другие… Хотелось притянуть Клариссу к себе и сделать что-то сильное, что-то новое, чего она не делала еще никогда в жизни.
Она поняла, что еще минута, и она не сможет совладеть с собой. Ее тело само стало двигаться к Клариссе по бревну. Но Кларисса вдруг опустила голову и засмеялась.
Наваждение сразу прошло.
Таня опять ощутила, что краснеет, и порадовалась, что вокруг темно. Теперь ей было неловко перед Клариссой за то, что миг назад она хотела на нее наброситься. Даже сидеть с ней рядом казалось стыдным. А заговорить о пережитых чувствах вслух было еще стыднее.
Таня почувствовала необходимость чем-нибудь себя занять. Она встала и принялась ходить по поляне, поднимая с нее мелкие ветки. Через пару минут у нее набралась целая охапка. Чем дальше она отходила от костра, тем хуже было видно в темноте. Но она никак не могла остановиться.
В темноте опять раздался тихий смех Клариссы – и Таня опомнилась. «Чего это я ветки собираю, – подумала она. – Дрова же еще есть…»
Она вернулась к костру и высыпала ветки на землю.
– Поддерживать огонь, – сообщила она, чуть конфузясь.
Кларисса с серьезной миной кивнула – и вдруг засмеялась опять. В этот раз Таня засмеялась вместе с ней.
– Что происходит? – спросила она. – Я чего-то не очень… Как-то странно.
– Садись, – сказала Кларисса и похлопала по бревну.
Таня села. От ее неловкости и смущения не осталось и следа.