Тайная жизнь Маши Ромашкиной

— Хочу, хочу, хочу, — ее глаза блестят, и мне становится даже немного не по себе.

Она достает огромный нож и начинает кромсать фрукт на кольца, попутно не переставая говорить.

— Я тест в субботу сделала. Думала так, просто задержка, для душевного спокойствия сделаю и все… А на нем бац, две яркие полоски. Я сразу за вторым в аптеку. Ну, короче, штук пять купила. Сижу потом в ванной, рыдаю. Это ж не видать мне теперь душевного спокойствия до конца дней… А портом Кирилл пришел со смены, застал меня с тестами этими и… — глаза Юльки наполняются слезами. — Он так обрадовался. И я потом тоже обрадовалась. Чего ревела, спрашивается? Гормоны, точно тебе говорю!

Подруга забрасывает себе в рот кислую дольку и остервенело жуёт ее с блаженным видом на лице. Следом забрасывается ещё одна, и удовлетворенное мычание разносится по всей кухни. Юлька садится напротив и смотрит своими блестящими глазами на меня.

— Я так рада за тебя, Юль. Поздравляю! — сжимаю ее руку в знак поддержки. А она в ответ мою. — Прости, что заставила беспокоиться. Телефон разрядился, а я и не заметила.

Я опускаю взгляд, до конца не решив, стоит ли ей все рассказывать. Юлька не фанат Че. Скорее его ярый противник.

— Что, сработал чудо-топ? — ухмыляется она.

— Магнит для мужиков, ты была права, — улыбаюсь, вспоминая томные выходные.

— Так что, было с кем? По лицу вижу, что было. Ну, не томи, Ромашкина. Выкладывай. Потешь меня знатной историей!

Ещё одна долька ананаса скрывается в ее рту. Ладно, нужно просто сорвать пластырь. Раз и все. Когда я все расскажу, Юлька поймет. Конечно, поймет.

— Это Че.

— Бля-я-я-ть…





‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 36





В ушах до сих пор стоит длинный эмоциональный диалог подруги. Наполовину состоящий из матерных слов. И почему беременным женщинам на законодательном уровне не запретят ругаться матом, они же будущие матери?!

Юлька, конечно, ни разу не дипломат. Не может она мягко и ненавязчиво, не осуждая, выразить свое мнение. Нет, она сразу правду-матку в лицо кидает. Рубит, так сказать с плеча. Обычно мне именно это в ней и нравится. Но не сегодня. Сейчас я раздражена. Даже поужинать не осталась, потому что жевать картошку вперемешку с колкими замечаниями мне ни фига не вкусно.

Все, что я говорила, сопровождалось ее саркастическим "фи". Даже упустив момент с прошлым Руслана, я все равно подверглась жёсткой критике.

Я думаю не мозгами.

Мало меня мордой об асфальт потыкали.

Он сделает так снова при малейшем моем косяке.

Перечень пунктов, почему я не права, стал разрастаться в огромный список. И я просто не выдержала. Встала и молча ушла. Кажется, это наша первая ссора с тех пор, как в восьмом классе я потеряла ее любимую резинку для волос.

Апрель — капризная дамочка, или изменчивый юноша, если верить старой сказке. С утра ещё солнце жарило, прогревая косточки и намекая, что скоро можно будет вылезти из пальто. А сейчас — с неба валят хлопья снега. Ау, весна, ты ничего не перепутала? Кутаюсь в легкое пальтецо, приподнимая его лацканы, чтобы закрыть шею — шарф сегодня не взяла. Руки прячу в карманы и так и бреду домой — озябшая, продрогшая, расстроенная.

Возле подъезда останавливаюсь, задираю голову вверх и смотрю, как мокрые комки пляшут в свете фонаря. И хотя мне ужасно холодно и грустно, этот танец завораживает своей красотой. Он вдохновляет меня, рисует картинки в моей голове, оживает образами. Мне хочется взяться за блокнот и впервые за много месяцев — или уже лет? — запечатлеть что-то помимо Конфетки.

Но потом я вспоминаю, что блокнот сейчас в руках Че и то, что он обещал позвонить, но так этого и не сделал. На часах, конечно, еще только девять. Но неприятное грызущее чувство пробирается к сердцу — он не позвонит.

Я засыпаю под очередную серию "Страшных сказок" и всю ночь мне снится паранормальщина с белокурыми ведьмами, черноглазыми демонами и оккультными убийствами. Я спасаюсь от преследования, бегу, потому что знаю, стоит остановиться — и я стану очередной жертвой.

Утро приветствует сигналом будильника, разрывающим мозг, и тяжёлой головой. С экрана телефона на меня пялятся буквы:

"Не спишь?"

Прислано во втором часу ночи. Да пошел ты, Че. Выключаю экран, так и не открыв сообщение, чтобы не показывать, что оно прочитано. Что он делал до ночи? С кем? Расскажет ли?

Собираюсь на работу нехотя. В окне — укрытые тонким снежным слоем машины и улицы. Значит, к обеду нас снова ждёт месиво под ногами. Вытаскиваю из коробки ботильоны, которые ещё месяц назад уложила, в надежде, что до осени не видать им дорог. Влезаю в демисезонное пальто, закутываюсь в шарф по самый нос, выуживаю из закромов кожаные перчатки и с тяжёлым сердцем отправляюсь на работу.

Меня разрывает от непонимания, от недоговорок, от недоверия. Я не понимаю, кто мы с Русланом друг другу. Вроде, клятв никаких не приносили, но все выходные признавались в любви. Словами, телами, мыслями. Старались связать свое прошлое с настоящим. Прощупать, кто мы теперь. Но какой в этом толк? "Ты не спишь?" — короткое, бездушное. А я весь вечер провела в обнимку с телефоном, ожидая, что сейчас все слова Юльки потеряют смысл. Сейчас он позвонит, и все встанет на свои места.

Где-то в глубине души даже надеялась, что нежданно нагрянет. Приедет, обнимет, убедит, что я важна для него. Да, склонность все романтизировать, до сих пор мешает мне жить. Даже после стольких шишек от граблей.

Руслан уже на работе. Поднимает свою темноволосую голову и впивается в меня взглядом, беззвучно задавая вопросы. Я хмурюсь, отгоняя острое желание прижать его к стенке и вытрясти правду прямо сейчас! Но понимаю, сейчас не время, и офис полный сотрудников уж точно не место. Раздеваюсь и прохожу к рабочему месту. На столе стоит чашка с чаем, еще теплым, ароматным, глубоко янтарного цвета. Оборачиваюсь на Че и вижу приподнятые в уголках губы. Черт, ответная улыбка расползается на лице сама.

Хочу злиться на него, обижаться, но разве это возможно, когда посреди такого отвратительно утра кто-то заботится о тебе?

Мы не разговариваем, все еще скрывая степень наших отношений, но незримая связь по-прежнему тянется красной нитью между нами двумя. Я чувствую его ненароком брошенные взгляды, слышу каждое движение его тела. Я агонизирую без возможности прикоснуться к нему.

Телефон пиликает сообщением от Миши, напоминая о назначенной встрече. Я собираю сумку, и едва на экране загораются заветные цифры, встаю из-за стола. Руслан провожает меня недоуменным взглядом, сдвигая брови на переносице. Надо бы предупредить его, но дурацкое желание уколоть за вчерашний вечер заставляет молча одеться и выйти.


Мишка ждёт внизу, с огромным букетом белых цветов. Настолько огромным, что мне становится неуютно и даже противно, за все, что я собираюсь ему сказать. Он тянется поцеловать меня, но я уворачиваюсь, и его губы проходят мазком по щеке. Запускаю руки в карманы, желая скрыть, как мне неуютно.

— Не нужно было, — бурчу, кивая на букет.

— Ромашка, ты все ещё злишься, да? — прищуривается он. — Но, вот честное слово, у меня есть оправдание. Поехали, пообедаем и поговорим, ты же дашь мне шанс все объяснить?

Я киваю, понимая, что оттягиваю неизбежное.

— Возьмешь? — протягивает он цветы с лукавой усмешкой.

Я не должна, наверное, но не принять, значит унизить его. Хватаю огромный букет двумя руками, радуясь, что есть, чем занять руки. Мишка подходит к шикарному спортивному Мерседесу и пикает ключом. Я ошарашено пялюсь на него.

— Купил на досуге, — улыбается он во все тридцать два.

Ничего себе. Сажусь в салон и сразу задаю ему вопрос, который, знаю, надо было задать раньше, но такая уж я бестолковая.

— А где ты работаешь сейчас, Миш?

— Гадаешь, не продал ли я почку ради этой красотки? Не бойся, Ромашка, просто кредит взял, — легкомысленно говорит он. Но от меня не укрывается, что от ответа он ушел.

— И все же? Чем ты занялся, когда вернулся в Россию?

— Да так, работаю детским хореографом в одном клубе. Ничего особенного, — пожимает он плечами и выруливает на работу.

Ага, тренером. И взял в кредит такую машину. Я, конечно, не сильна в автомобилях и сходу не могу определить стоимость тачки, но кожаный салон, подогрев сидений и дизайн кузова не оставляет сомнений, что куплена она явно не за триста тысяч. Он обманывает меня. Или у меня развилась паранойя, и теперь обман чудится везде?

Мы едем недалеко. Отличное тихое кафе находится всего лишь в нескольких башнях от нашей. Столики расположены в приличном удалении друг от друга, свет приглушен, а ланчи по весьма годной цене. Правда есть мне совершенно не хочется.

Мы садимся напротив друг друга, и Мишка сразу совершает попытку взять меня за руку. Но я больше не могу ждать.

— Нам надо поговорить.

— Зашибись, — запускает он пятерню себе в волосы. — Это один из этих разговоров, где "дело не в тебе, дело во мне"? Или эта мода еще не дошла до России?

— Не хочу тебя обманывать. За последние дни многое изменилось. Я поняла, что между нами, — указываю я на него и себя. — Только дружба.

— Это из-за него? Чертов придурок всё-таки добрался до тебя? — лицо Мишки искажается отвращением.

— Ты знаешь о Руслане?

— О, я все о нем знаю, — хмыкает он. — Не пойму только, что ж тебя так тянет к нему? После всего, что он сделал?

— Откуда ты?..

— Юлька рассказала.

Бешенство накрывает меня с головой. Какого хрена она все ему рассказала? Какого хрена он мне все это предъявляет?

— А знаешь ли ты, — обманчиво вкрадчивым голосом говорю я. — По чьей вине это случилось? Знаешь ли ты, чей идиотский язык распускал обо мне слухи? Кто был таким придурком, что рассказывал направо и налево, как знатно я сосу? — последние слова звучат громко, яростно, разрывая тишину обеденного зала.

Посетители кафе оборачиваются к нам, но мне плевать на них. Я просто хочу выплеснуть всю свою злость. Мишка выглядит пришибленным. Он снова запускает руки в волосы, нервно выдыхает и не решается посмотреть на меня.

— Черт, — шипит он. — Я не хотел. Правда, не хотел. Но мне было восемнадцать, у всех моих друзей уже были девчонки, а я сох по тебе… Они постоянно донимали меня своим подколами, что я так и помру девственником. И я ляпнул, что мы встречаемся. Потом, что у нас все было. Ты никогда не должна была об этом узнать… — он теребит пакетик с сахаром, который прилагался к его капучино, голос понижается до шёпота.

— То есть, ты жалеешь только о том, что я все узнала?

— Я много о чем жалею, поверь. Что был недостаточно смелым тогда. Что не решился поцеловать до того, как ты встретила его. Что вернулся в дурацкий спорт и уехал тогда от тебя. Я люблю тебя сколько себя помню, знаешь? — он грустно улыбается, все еще не поднимая глаз. — Нам было по шесть лет, когда нас впервые поставили в пару, помнишь? От тебя пахло шоколадной жвачкой и ещё чем-то острым, я тогда не знал, что сигаретами. Твой отец тебя привозил на тренировки, вся его машина пахла, как ты. Но мне нравилось, очень. Я обожал соревнования, когда мы днями не вылезали из зала, час за часом оттачивая движения, касаясь друг друга, сгорая в адреналине. Ты была такая красивая… Ты и сейчас очень красивая. Я ведь не думал, что чувства к тебе все ещё сидят во мне. Но одна встреча в метро, мимолетный разговор, лёгкое касание рук и я снова словно в пропасть провалился. Я знаю, что ты всегда выбирала не меня. Но, может в этот раз?

Миша поднимает свой взгляд и умоляет об этом. Его голубые глаза просят о шансе, о прощении.

— Я никогда не обижу тебя. Ты для меня всегда будешь в приоритете. Сможет ли так он? Знает ли он тебя так, как я?

Он задает очень хорошие вопросы.

— Я не знаю ответов. Но сердцу не прикажешь, понимаешь? — я беру его за руку, его ладонь теплая и сухая. — Ты так долго был моим другом. Давай останемся друзьями и сейчас.

— Я не смогу, — шепчет Миша. Он прикладывает мою ладонь к своей щеке. — Я не могу, Ромашка. Ты моя одержимость. Мне крышу срывает от тебя.

— Значит, крышу срывает? — звучит гневное над ухом. Я поднимаю глаза и вижу лицо незнакомой девушки. Щупленькой, хорошенькой блондинки с небольшим, но уже округлившимся животом.

— Рита, ты что здесь делаешь? — Миша бледнеет и выпускает мою ладонь, она с громким стуком падает на стол.

— Какой же ты козел, — на глазах девушки выступают слезы. — Твоя машина у входа! Которую подарил мой отец. Ты ещё помнишь об этом? А то, что он дал тебе работу? А что у нас будет ребенок??? И свадьба через две недели?! Я все для тебя делаю! Я неделю ухаживала за тобой, после той драки… Что тебе ещё нужно??? — громкие всхлипывания переходят в сдавленные рыдания.