Тайная лавка ядов
Часть 28 из 38 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Он нахмурился:
– С какой целью?
Я помолчала, в голове у меня беспорядочно кружились травы, имена и даты, как на странице из журнала Неллы. «Серийный убийца». Эти слова эхом отзывались у меня в мозгу, словно кто-то шептал их у меня за спиной. Перед глазами у меня блеснул яркий свет, и я побоялась, что сейчас упаду на пол, но констебль меня не отпускал.
– Горничная… – выговорила я. – Я пришла поговорить с ней о месте горничной.
Он склонил голову набок, все еще хмурясь.
– Горничная ушла от нее только вчера. Леди Кларенс уже объявила о найме? – Потом он оглянулся, словно собирался спросить саму хозяйку. – Идем со мной. Она в гостиной.
Мы вошли в дом, констебль провел меня через вестибюль, где толпился народ и пахло потом и несвежим дыханием. Еще несколько полицейских стояли кругом, обсуждая то, что казалось рисунком в газете, но я не смогла различить изображение. Огромное зеркало над черно-золотым лаковым столиком сбоку отразило ужас в моих глазах. Я отвернулась, отчаянно желая сбежать из этого места, полного рассерженных краснолицых мужчин. Мне вовсе не надо было сюда приходить.
Леди Кларенс сидела в гостиной с парой констеблей. Узнав меня, она тут же встала и с облегчением выдохнула.
– О боже, – сказала она. – Ты по поводу места? Идем, обсудим все, и…
Один из констеблей поднял руку:
– Леди Кларенс, мы не закончили.
– Я отлучусь с девочкой лишь на пару минут, сэр.
Больше она не сказала ему ни слова, обняла меня и поспешно вывела из комнаты. Кожа у нее была влажной и липкой; на лбу выступили капли пота. Она быстро провела меня по лестнице на второй этаж и проводила в одну из комнат. Там было очень чисто, кровать с балдахином была так ровно заправлена, будто ею никогда не пользовались. Недавно отполированный шифоньер отражал маслянистый свет из окна.
– Все очень скверно, Элайза, – прошептала леди Кларенс, закрыв дверь. – Ты должна сейчас же вернуться к Нелле и сказать ей, чтобы бежала. Вы обе, как можно скорее, потому что ее арестуют и повесят – а возможно, и тебя. Тебя не пощадят из-за возраста – о, как же это все невыносимо.
– Я не понимаю, – проговорила я дрожащими губами, с которых срывались слова. – Вы вернули банку и сказали, что все хорошо…
– Но все рухнуло вчера вечером. Видишь ли, когда вчера ушла моя горничная, я не знала, что она сперва многое открыла констеблям. Она сказала им, что я велела ей высыпать содержимое банки в бокал, и дала им восковой оттиск банки – там виден маленький медведь и адрес. Адрес, хвала небесам, пока не разобрали, хотя я боюсь, это лишь вопрос времени. И что проку возвращать банку Нелле, когда горничная уже сделала с нее оттиск, правда? Что за мерзкая девица эта горничная, такая трусливая! Будь она поумнее, она бы украла саму банку, чтобы отдать полицейским, но, полагаю, она побоялась, что кто-нибудь войдет и застанет ее, когда она будет прятать банку под платье.
Леди Кларенс села на постель и расправила юбки.
– Изображение ночью напечатали в бюллетене, оно утром вышло в газете, а вскоре к властям явился джентльмен с Сент-Джеймсской площади. Несколько недель назад, после внезапной смерти своего взрослого сына – которую сперва списали на тиф – он нашел под кроватью, на которой тот умер, флакон. Тогда он не принял его всерьез, но потом увидел картинку в газете. На флаконе, который он нашел, было такое же изображение медведя!
Леди Кларенс замолчала, отдышалась, беспомощно выглянула в окно.
– На его флаконе, слава богу, не было адреса. Больше я почти ничего не знаю, Элайза, но я слышала, как шепчутся полицейские, что еще один человек, а может быть, двое, явился с чем-то подобным, с похожим сосудом, на котором обнаружена такая же гравировка с медведем, и у каждого есть случаи внезапных смертей в ближнем кругу. Кто знает, сколько их будет! Но сейчас говорят о серийном убийце и очень спешат определить адрес. Они уже разобрали несколько букв, так что скоро соберут картографов и найдут все подходящие улицы.
Она провела ладонью по крышке комода, стоявшего неподалеку, на которой не было ни пятнышка, до того как ее пальцы оставили там жирный след.
– Все это очень скажется на мне, разумеется, – сказала она, еще больше понижая голос. – Вчера вечером пристав допрашивал меня по поводу заявления моей горничной, что я убила мужа. Что я могла? Только отрицать все. Так что теперь им еще важнее разобрать адрес, потому что они намерены допросить того, кто продал банку, чтобы установить покупателя. И я так рада, что ты пришла, потому что как мне скрыться от стольких шпионящих глаз, чтобы рассказать обо всем Нелле? Она назовет им мое имя? О, ступай же и убеди ее этого не делать! Скажи, что она должна немедленно бежать, иначе ее найдут и применят все возможные приемы, чтобы она выдала свои тайны.
Леди Кларенс содрогнулась и обвила себя руками:
– Подумать только, я угрожала раскрыть ее, когда она выбросила порошок в огонь! Боже, как все обернулось против меня. Ступай, или к закату мы все получим по веревке на шею.
Больше вопросов у меня не было. Мне было все равно, что за человек там в гостиной, с таким же флаконом, или куда сбежала лживая горничная, или предали ли тело несчастного лорда Кларенса земле. Я знала все, что нужно: теперь меня преследовал не только дух мистера Эмвелла. Тень моей ошибки, которая, как я думала, была устранена несколько часов назад, вернулась, еще более грозная. Нужно сейчас же бежать к Нелле. Только вот…
– Сколько времени? – спросила я.
Настойка для отвращения неудачи была теперь еще важнее. Больше ничто не могло спасти Неллу и меня от беды.
Леди Кларенс посмотрела на меня с удивлением.
– В коридоре есть часы, – сказала она.
Но когда мы вышли из комнаты, я разочарованно выдохнула. Часы показывали, что еще не было половины второго; с тех пор, как я запечатала флакон, прошло всего двадцать восемь минут.
Я выбежала из дома, пробившись сквозь толпу мужчин в форме, заполнивших вестибюль. Некоторые смотрели, как я выхожу, и я слышала, как леди Кларенс сказала, что не наняла меня в горничные. Я не осмеливалась обернуться, пока не дошла до Динс-корт, а там вздохнула с облегчением, увидев, что за мной никто не следит. На всякий случай я пошла обратно в лавку сложной петляющей дорогой. Добравшись до номера три по Малому переулку, я распахнула дверь в кладовую и даже не постучала в поддельную стену из уважения к Нелле. Вместо этого я дотянулась до скрытой задвижки и отодвинула дверь в сторону.
Нелла стояла у стола, перед ней лежал журнал. Он был открыт на середине. Нелла склонилась над столом, точно собиралась прочитать какую-то давнюю запись. Когда я ввалилась в комнату, она подняла на меня глаза.
– Нелла, надо уходить, – выкрикнула я. – Случилось нечто ужасное. Горничная леди Кларенс, она рассказала полиции, что…
– Ты видела газету, – перебила меня Нелла, и голос у нее был такой тягучий, что я задумалась, не приняла ли она большую дозу лауданума. – Горничная дала им восковой оттиск. Я все знаю.
Я потрясенно уставилась на нее. Она уже знала обо всем? Почему же она еще здесь?
Я взглянула на часы у двери. Прошло тридцать семь минут. Я подбежала к полке над столом, содержимое которой было мне уже знакомо, и сняла банку с каплевидными пилюлями, ладанной смолой. Я видела, как Нелла их принимает, после того как разотрет опухшие пальцы.
– Есть еще кое-что, – сказала я. – Примите, пока я вам буду рассказывать.
Я объяснила, что проходила мимо дома Кларенсов и слышала все от самой хозяйки. После того как вышла газета, еще один человек – а может быть, два, три или больше – пришел в полицию с флаконом, на котором был выгравирован такой же медведь. Все флаконы были найдены после скоропостижных смертей, и теперь власти полагали, что они связаны с серийным убийцей.
– Этого я не слышала, – сказала Нелла со спокойным лицом.
Она что, сошла с ума? Она не понимает, как все серьезно, что все это значит? Несколько минут назад она говорила мне, что надо поспешить; почему же она не делает этого сама?
– Нелла, послушайте меня, – взмолилась я. – Вам нельзя здесь оставаться. Помните ночь, когда вы помогали мне с жуками? Вы как-то собрались с силами. Пожалуйста, сделайте это и сейчас! – Потом мне пришла в голову мысль: – Мы можем пойти к Эмвеллам, пока не решим, что делать дальше. Это самое лучшее место. Там нас никто не потревожит.
Пока Нелла была со мной, я чувствовала, что могу вынести пребывание в доме, дожидаясь, пока созреет настойка. Дух мистера Эмвелла не тронет меня, когда Нелла так близко, правда же?
– Тише, дитя, – ответила Нелла, кладя в рот горсть пилюль из смолы. – Я не собираюсь здесь оставаться. – Она отставила банку с ладаном. – Я знаю, куда пойду, и я все равно собиралась уйти. Но ты не должна идти со мной. Я пойду одна.
Если ей нужно было только мое согласие, она его получила. Я улыбнулась ей и помогла надеть плащ. Это напомнило мне, как я впервые пришла в лавку, всего неделю назад. Сколько всего случилось в эти дни, но хорошего – ничего. Я вспомнила, как сидела на стуле напротив Неллы, сомневаясь, пить ли горячий отвар валерьяны, пока мистер Эмвелл и лорд Кларенс были еще живы и не знали, какие планы строятся насчет них. Еще я вспомнила второй свой приход – как я была довольна тем, что отравленные яйца сработали успешно, и как меня мучил новый страх, как я корчилась от боли, когда кровил мой живот.
Тут мне кое-что вспомнилось.
– Нелла, после того, как мы собрали жуков и вы рассказывали мне о Фредерике, вы сказали, что если бы у вас не «пропали крови», вы бы давно все это прекратили.
Нелла так резко отвела взгляд, словно мой вопрос ударил ее по лицу.
– Да, – ответила она сквозь зубы. – Возможно, прекратила бы. Но ты еще слишком мала, чтобы понять, о чем я, так что можешь забыть, что я об этом вообще говорила.
– А когда я стану достаточно взрослой, чтобы понять?
– Определенного возраста нет, – сказала она, проверяя пуговицы на плаще. – Когда твое чрево будет готово нести ребенка, у тебя начнутся крови, раз в месяц, вместе с луной, проходящей по небу. Это переход, дитя. Переход к зрелости.
Я нахмурилась. Вместе с луной, проходящей по небу. Разве миссис Эмвелл не говорила что-то в том же духе в ту ночь, когда я начала кровить, в ночь, когда мы убили ее мужа?
– Сколько длится кровотечение? – спросила я.
Нелла бросила на меня странный взгляд, прищурившись, будто увидела новыми глазами.
– Три или четыре дня, иногда дольше, – она понизила голос. – С тобой об этом никогда не говорили? Мать или миссис Эмвелл?
Я покачала головой.
– Дитя, к тебе пришли крови? Сейчас? – спросила она.
Внезапно смутившись, я ответила:
– Нет, но несколько дней назад были. Было очень больно – живот раздулся, и его крутило.
– Это был первый раз?
Я кивнула:
– Это случилось сразу после смерти мистера Эмвелла. Я боялась, что это он со мной сделал…
Нелла подняла руку и мягко мне улыбнулась.
– Простое совпадение, дитя. Ты благословенна куда больше, чем я. Только зря ты мне раньше не сказала. Я бы что-нибудь приготовила, чтобы облегчить боли.
Я тоже жалела, что не сказала ей раньше. Впервые со смерти мистера Эмвелла я позволила себе задуматься о том, что кровотечение могло быть не из-за того, что в меня вселился его злобный дух. Может быть, это было просто месячное кровотечение, о котором говорила Нелла? Переход к зрелости? Я никогда не думала о себе как о женщине – только как о ребенке, о девочке.
Я бы хотела подольше об этом поразмыслить, но времени не было. Нам давно нужно было уходить.
Журнал Неллы все еще лежал открытым на столе, и я взглянула на него. Она открыла его на 1770 годе, больше двадцати лет назад. Страница была сильно испорчена; сбоку на ней виднелось темно-красное пятно, как от вина.
Зачем Нелла вернулась к этой старой записи? Возможно, хотела перелистать назад страницы своей жизни – вспомнить прежние дни, до того, как все это началось. Когда писалась эта страница, сердце Неллы еще не было изранено. Ее суставы не были распухшими и окостеневшими. У нее еще не отняли материнство и ее собственную мать. Возможно, она вернулась к этой записи, потому что хотела вспомнить все это: честную, почтенную работу, которой когда-то занималась, то, каким аптекарем могла бы стать, добродетельную женщину, которой ее хотела видеть мать.
В горечи после предательства Фредерика все это было отброшено.
Нелла увидела, что я смотрю, закрыла книгу с громким хлопком, и мы пошли к двери, чтобы разойтись каждая своим путем.
26. Кэролайн. Наши дни, среда
Я сидела в обшарпанной комнате без окон на третьем этаже больницы Святого Варфоломея напротив двух мужчин-полицейских, а между нами лежал мой блокнот. В комнате стоял тошнотворный запах антисептика и средства для мытья полов, над нами гудела и мерцала лампа дневного света.
Старший полицейский развернул мой блокнот к себе и постучал пальцем по обличительным словам «количество неядовитого вещества, необходимое, чтобы убить». Я собралась, страшась того, что еще он может увидеть на странице среди моих поспешно набросанных заметок. Там возле слова «мышьяк» звездочка стоит куда больше.
– С какой целью?
Я помолчала, в голове у меня беспорядочно кружились травы, имена и даты, как на странице из журнала Неллы. «Серийный убийца». Эти слова эхом отзывались у меня в мозгу, словно кто-то шептал их у меня за спиной. Перед глазами у меня блеснул яркий свет, и я побоялась, что сейчас упаду на пол, но констебль меня не отпускал.
– Горничная… – выговорила я. – Я пришла поговорить с ней о месте горничной.
Он склонил голову набок, все еще хмурясь.
– Горничная ушла от нее только вчера. Леди Кларенс уже объявила о найме? – Потом он оглянулся, словно собирался спросить саму хозяйку. – Идем со мной. Она в гостиной.
Мы вошли в дом, констебль провел меня через вестибюль, где толпился народ и пахло потом и несвежим дыханием. Еще несколько полицейских стояли кругом, обсуждая то, что казалось рисунком в газете, но я не смогла различить изображение. Огромное зеркало над черно-золотым лаковым столиком сбоку отразило ужас в моих глазах. Я отвернулась, отчаянно желая сбежать из этого места, полного рассерженных краснолицых мужчин. Мне вовсе не надо было сюда приходить.
Леди Кларенс сидела в гостиной с парой констеблей. Узнав меня, она тут же встала и с облегчением выдохнула.
– О боже, – сказала она. – Ты по поводу места? Идем, обсудим все, и…
Один из констеблей поднял руку:
– Леди Кларенс, мы не закончили.
– Я отлучусь с девочкой лишь на пару минут, сэр.
Больше она не сказала ему ни слова, обняла меня и поспешно вывела из комнаты. Кожа у нее была влажной и липкой; на лбу выступили капли пота. Она быстро провела меня по лестнице на второй этаж и проводила в одну из комнат. Там было очень чисто, кровать с балдахином была так ровно заправлена, будто ею никогда не пользовались. Недавно отполированный шифоньер отражал маслянистый свет из окна.
– Все очень скверно, Элайза, – прошептала леди Кларенс, закрыв дверь. – Ты должна сейчас же вернуться к Нелле и сказать ей, чтобы бежала. Вы обе, как можно скорее, потому что ее арестуют и повесят – а возможно, и тебя. Тебя не пощадят из-за возраста – о, как же это все невыносимо.
– Я не понимаю, – проговорила я дрожащими губами, с которых срывались слова. – Вы вернули банку и сказали, что все хорошо…
– Но все рухнуло вчера вечером. Видишь ли, когда вчера ушла моя горничная, я не знала, что она сперва многое открыла констеблям. Она сказала им, что я велела ей высыпать содержимое банки в бокал, и дала им восковой оттиск банки – там виден маленький медведь и адрес. Адрес, хвала небесам, пока не разобрали, хотя я боюсь, это лишь вопрос времени. И что проку возвращать банку Нелле, когда горничная уже сделала с нее оттиск, правда? Что за мерзкая девица эта горничная, такая трусливая! Будь она поумнее, она бы украла саму банку, чтобы отдать полицейским, но, полагаю, она побоялась, что кто-нибудь войдет и застанет ее, когда она будет прятать банку под платье.
Леди Кларенс села на постель и расправила юбки.
– Изображение ночью напечатали в бюллетене, оно утром вышло в газете, а вскоре к властям явился джентльмен с Сент-Джеймсской площади. Несколько недель назад, после внезапной смерти своего взрослого сына – которую сперва списали на тиф – он нашел под кроватью, на которой тот умер, флакон. Тогда он не принял его всерьез, но потом увидел картинку в газете. На флаконе, который он нашел, было такое же изображение медведя!
Леди Кларенс замолчала, отдышалась, беспомощно выглянула в окно.
– На его флаконе, слава богу, не было адреса. Больше я почти ничего не знаю, Элайза, но я слышала, как шепчутся полицейские, что еще один человек, а может быть, двое, явился с чем-то подобным, с похожим сосудом, на котором обнаружена такая же гравировка с медведем, и у каждого есть случаи внезапных смертей в ближнем кругу. Кто знает, сколько их будет! Но сейчас говорят о серийном убийце и очень спешат определить адрес. Они уже разобрали несколько букв, так что скоро соберут картографов и найдут все подходящие улицы.
Она провела ладонью по крышке комода, стоявшего неподалеку, на которой не было ни пятнышка, до того как ее пальцы оставили там жирный след.
– Все это очень скажется на мне, разумеется, – сказала она, еще больше понижая голос. – Вчера вечером пристав допрашивал меня по поводу заявления моей горничной, что я убила мужа. Что я могла? Только отрицать все. Так что теперь им еще важнее разобрать адрес, потому что они намерены допросить того, кто продал банку, чтобы установить покупателя. И я так рада, что ты пришла, потому что как мне скрыться от стольких шпионящих глаз, чтобы рассказать обо всем Нелле? Она назовет им мое имя? О, ступай же и убеди ее этого не делать! Скажи, что она должна немедленно бежать, иначе ее найдут и применят все возможные приемы, чтобы она выдала свои тайны.
Леди Кларенс содрогнулась и обвила себя руками:
– Подумать только, я угрожала раскрыть ее, когда она выбросила порошок в огонь! Боже, как все обернулось против меня. Ступай, или к закату мы все получим по веревке на шею.
Больше вопросов у меня не было. Мне было все равно, что за человек там в гостиной, с таким же флаконом, или куда сбежала лживая горничная, или предали ли тело несчастного лорда Кларенса земле. Я знала все, что нужно: теперь меня преследовал не только дух мистера Эмвелла. Тень моей ошибки, которая, как я думала, была устранена несколько часов назад, вернулась, еще более грозная. Нужно сейчас же бежать к Нелле. Только вот…
– Сколько времени? – спросила я.
Настойка для отвращения неудачи была теперь еще важнее. Больше ничто не могло спасти Неллу и меня от беды.
Леди Кларенс посмотрела на меня с удивлением.
– В коридоре есть часы, – сказала она.
Но когда мы вышли из комнаты, я разочарованно выдохнула. Часы показывали, что еще не было половины второго; с тех пор, как я запечатала флакон, прошло всего двадцать восемь минут.
Я выбежала из дома, пробившись сквозь толпу мужчин в форме, заполнивших вестибюль. Некоторые смотрели, как я выхожу, и я слышала, как леди Кларенс сказала, что не наняла меня в горничные. Я не осмеливалась обернуться, пока не дошла до Динс-корт, а там вздохнула с облегчением, увидев, что за мной никто не следит. На всякий случай я пошла обратно в лавку сложной петляющей дорогой. Добравшись до номера три по Малому переулку, я распахнула дверь в кладовую и даже не постучала в поддельную стену из уважения к Нелле. Вместо этого я дотянулась до скрытой задвижки и отодвинула дверь в сторону.
Нелла стояла у стола, перед ней лежал журнал. Он был открыт на середине. Нелла склонилась над столом, точно собиралась прочитать какую-то давнюю запись. Когда я ввалилась в комнату, она подняла на меня глаза.
– Нелла, надо уходить, – выкрикнула я. – Случилось нечто ужасное. Горничная леди Кларенс, она рассказала полиции, что…
– Ты видела газету, – перебила меня Нелла, и голос у нее был такой тягучий, что я задумалась, не приняла ли она большую дозу лауданума. – Горничная дала им восковой оттиск. Я все знаю.
Я потрясенно уставилась на нее. Она уже знала обо всем? Почему же она еще здесь?
Я взглянула на часы у двери. Прошло тридцать семь минут. Я подбежала к полке над столом, содержимое которой было мне уже знакомо, и сняла банку с каплевидными пилюлями, ладанной смолой. Я видела, как Нелла их принимает, после того как разотрет опухшие пальцы.
– Есть еще кое-что, – сказала я. – Примите, пока я вам буду рассказывать.
Я объяснила, что проходила мимо дома Кларенсов и слышала все от самой хозяйки. После того как вышла газета, еще один человек – а может быть, два, три или больше – пришел в полицию с флаконом, на котором был выгравирован такой же медведь. Все флаконы были найдены после скоропостижных смертей, и теперь власти полагали, что они связаны с серийным убийцей.
– Этого я не слышала, – сказала Нелла со спокойным лицом.
Она что, сошла с ума? Она не понимает, как все серьезно, что все это значит? Несколько минут назад она говорила мне, что надо поспешить; почему же она не делает этого сама?
– Нелла, послушайте меня, – взмолилась я. – Вам нельзя здесь оставаться. Помните ночь, когда вы помогали мне с жуками? Вы как-то собрались с силами. Пожалуйста, сделайте это и сейчас! – Потом мне пришла в голову мысль: – Мы можем пойти к Эмвеллам, пока не решим, что делать дальше. Это самое лучшее место. Там нас никто не потревожит.
Пока Нелла была со мной, я чувствовала, что могу вынести пребывание в доме, дожидаясь, пока созреет настойка. Дух мистера Эмвелла не тронет меня, когда Нелла так близко, правда же?
– Тише, дитя, – ответила Нелла, кладя в рот горсть пилюль из смолы. – Я не собираюсь здесь оставаться. – Она отставила банку с ладаном. – Я знаю, куда пойду, и я все равно собиралась уйти. Но ты не должна идти со мной. Я пойду одна.
Если ей нужно было только мое согласие, она его получила. Я улыбнулась ей и помогла надеть плащ. Это напомнило мне, как я впервые пришла в лавку, всего неделю назад. Сколько всего случилось в эти дни, но хорошего – ничего. Я вспомнила, как сидела на стуле напротив Неллы, сомневаясь, пить ли горячий отвар валерьяны, пока мистер Эмвелл и лорд Кларенс были еще живы и не знали, какие планы строятся насчет них. Еще я вспомнила второй свой приход – как я была довольна тем, что отравленные яйца сработали успешно, и как меня мучил новый страх, как я корчилась от боли, когда кровил мой живот.
Тут мне кое-что вспомнилось.
– Нелла, после того, как мы собрали жуков и вы рассказывали мне о Фредерике, вы сказали, что если бы у вас не «пропали крови», вы бы давно все это прекратили.
Нелла так резко отвела взгляд, словно мой вопрос ударил ее по лицу.
– Да, – ответила она сквозь зубы. – Возможно, прекратила бы. Но ты еще слишком мала, чтобы понять, о чем я, так что можешь забыть, что я об этом вообще говорила.
– А когда я стану достаточно взрослой, чтобы понять?
– Определенного возраста нет, – сказала она, проверяя пуговицы на плаще. – Когда твое чрево будет готово нести ребенка, у тебя начнутся крови, раз в месяц, вместе с луной, проходящей по небу. Это переход, дитя. Переход к зрелости.
Я нахмурилась. Вместе с луной, проходящей по небу. Разве миссис Эмвелл не говорила что-то в том же духе в ту ночь, когда я начала кровить, в ночь, когда мы убили ее мужа?
– Сколько длится кровотечение? – спросила я.
Нелла бросила на меня странный взгляд, прищурившись, будто увидела новыми глазами.
– Три или четыре дня, иногда дольше, – она понизила голос. – С тобой об этом никогда не говорили? Мать или миссис Эмвелл?
Я покачала головой.
– Дитя, к тебе пришли крови? Сейчас? – спросила она.
Внезапно смутившись, я ответила:
– Нет, но несколько дней назад были. Было очень больно – живот раздулся, и его крутило.
– Это был первый раз?
Я кивнула:
– Это случилось сразу после смерти мистера Эмвелла. Я боялась, что это он со мной сделал…
Нелла подняла руку и мягко мне улыбнулась.
– Простое совпадение, дитя. Ты благословенна куда больше, чем я. Только зря ты мне раньше не сказала. Я бы что-нибудь приготовила, чтобы облегчить боли.
Я тоже жалела, что не сказала ей раньше. Впервые со смерти мистера Эмвелла я позволила себе задуматься о том, что кровотечение могло быть не из-за того, что в меня вселился его злобный дух. Может быть, это было просто месячное кровотечение, о котором говорила Нелла? Переход к зрелости? Я никогда не думала о себе как о женщине – только как о ребенке, о девочке.
Я бы хотела подольше об этом поразмыслить, но времени не было. Нам давно нужно было уходить.
Журнал Неллы все еще лежал открытым на столе, и я взглянула на него. Она открыла его на 1770 годе, больше двадцати лет назад. Страница была сильно испорчена; сбоку на ней виднелось темно-красное пятно, как от вина.
Зачем Нелла вернулась к этой старой записи? Возможно, хотела перелистать назад страницы своей жизни – вспомнить прежние дни, до того, как все это началось. Когда писалась эта страница, сердце Неллы еще не было изранено. Ее суставы не были распухшими и окостеневшими. У нее еще не отняли материнство и ее собственную мать. Возможно, она вернулась к этой записи, потому что хотела вспомнить все это: честную, почтенную работу, которой когда-то занималась, то, каким аптекарем могла бы стать, добродетельную женщину, которой ее хотела видеть мать.
В горечи после предательства Фредерика все это было отброшено.
Нелла увидела, что я смотрю, закрыла книгу с громким хлопком, и мы пошли к двери, чтобы разойтись каждая своим путем.
26. Кэролайн. Наши дни, среда
Я сидела в обшарпанной комнате без окон на третьем этаже больницы Святого Варфоломея напротив двух мужчин-полицейских, а между нами лежал мой блокнот. В комнате стоял тошнотворный запах антисептика и средства для мытья полов, над нами гудела и мерцала лампа дневного света.
Старший полицейский развернул мой блокнот к себе и постучал пальцем по обличительным словам «количество неядовитого вещества, необходимое, чтобы убить». Я собралась, страшась того, что еще он может увидеть на странице среди моих поспешно набросанных заметок. Там возле слова «мышьяк» звездочка стоит куда больше.