Тайная лавка ядов

Она ткнула в слово «наружн.».

– Нет, наносить на кожу. – Она откашлялась и пояснила: – Мисс Бейли была немногим старше меня тогда. Немногим старше тебя сейчас. Она пришла к матери в лавку после полуночи. Нас разбудили ее крики. У нее на руках был младенец… Она сказала, что за несколько дней до того мальчик сильно обварился из чайника с кипятком. Моя мать не спросила, как это вышло. Это было не так важно, как плачевное состояние ребенка. Рана начала воспалятся и гноиться. И, что еще хуже, на других частях тела выступила сыпь, как будто рана расползлась по всему его телу.

Мать взяла мальчика на руки, почувствовала, как он горит, потом положила его на стол и раздела. Открыла горшок дикого меда и намазала все его тельце. Младенец заплакал, мать тоже. Она понимала, какую боль это должно причинять его нежной юной коже. Это самое тяжелое на свете, Элайза, причинять кому-то боль, даже когда знаешь, что она во благо.

Нелла промокнула глаза.

– Мать не позволила молодой женщине с ребенком уйти, три дня их не отпускала. Они жили с нами, в лавке, чтобы наносить мед каждые два часа. Мать не пропустила ни единого раза – ни на минуту не опаздывала натереть младенца медом, все три дня. Она отнеслась к мальчику как к родному. – Нелла захлопнула журнал. – Волдыри подсохли. Сыпь пропала. Загноившаяся рана затянулась, почти без шрама.

Она указала на книгу чародейства, которую только что мне дала.

– Вот поэтому моя мать никогда не открывала книгу, которая у тебя в руках. Потому что спасать жизни дарами земли, Элайза, это не хуже чародейства.

Я подумала о покрытом медом ребенке, который когда-то лежал на столе, за которым сейчас сидела я, и мне вдруг стало стыдно, что я вообще заговорила о чародействе.

– Но я понимаю, почему тебя занимают призраки, – продолжала Нелла, – и это не касается спасения жизней никоим образом. На задней обложке есть название книжной лавки и улицы, где она находится. Не вспомню сейчас, что-то вроде Бейсинг-лейн. У них есть разные книги о чародействе, по крайней мере, так мне говорили. Лавки, возможно, уже и нет, но, видя, как ты жаждешь снадобья, которое отвадит духов от твоего дома, я думаю, начать можно и оттуда. – Она закрыла дверцу шкафа. – Всяко лучше, чем здесь.

Я держала книгу в руках, чувствуя ее прохладу под своими влажными ладонями. Книга о чародействе, довольно думала я, с адресом лавки, где продают и другие. Возможно, мой сегодняшний приход сюда не был таким уж бесплодным, как я боялась минуту назад. В груди у меня стучало от предвкушения. Сейчас же пойду в эту лавку.

Внезапно раздался тихий стук, четыре мягких удара, в дверь. Нелла снова посмотрела на часы и застонала. Я поднялась со стула, готовясь уйти. Но Нелла, шагнув к двери, положила руку мне на плечо и мягко усадила меня обратно.

У меня забилось сердце, а Нелла, понизив голос, прошептала:

– Руки меня не слушаются, я не смогу насыпать во флакон порошок, который собираюсь продать женщине, что только что пришла. Мне бы не помешала твоя помощь, всего разок, если ты не против.

Я закивала – чародейская книжная лавка могла и подождать. И Нелла, со своими красными распухшими костяшками, открыла дверь.





12. Кэролайн. Наши дни, вторник




В начале седьмого со стаканом кофе в руке, под утренним светом, которого едва хватало, чтобы разобрать дорогу, я вышла из гостиницы и отправилась в Медвежий переулок. Я глубоко дышала, очищая голову и раздумывая, как лучше поступить с грядущим приездом Джеймса. Можно было попросить его снять номер в другой гостинице, желательно в другом городе, или распечатать наши клятвы и спросить, что именно было ему непонятно в словах «буду тебе верен». В любом случае ясно было одно: когда мы наконец увидимся, ему не понравится, что я скажу.

Занятая своими мыслями, я прозевала светофор, и меня чуть не сбило такси, когда я переходила Фаррингдон-стрит. Я помахала водителю в бессмысленной попытке извиниться и про себя выругалась на Джеймса, из-за которого чуть не погибла.

По обе стороны Фаррингдон-стрит возвышались величественные здания из стекла и бетона; как я и опасалась, окрестности Медвежьего переулка выглядели так, словно их захватили крупные корпорации, и казалось, здесь едва ли сохранилось что-то двухсотлетней давности. Когда до места назначения осталось полквартала, я смирилась с тем, что Медвежий переулок окажется не чем иным, как подъездной дорожкой.

В конце концов я добралась до небольшой черно-белой таблички с названием переулка, спрятанного между высотными зданиями: Медвежий переулок, ЕС4. Переулок и правда выглядел проездом для грузовиков. По одну его сторону сгрудились переполненные мусорные баки, почерневший тротуар был усыпан окурками и контейнерами из-под фастфуда. Грудь мою сдавило от разочарования; я не ждала вывески «Здесь была Аптекарь-убийца», но надеялась найти что-то поинтереснее всего этого.

Углубившись в переулок так, что за спиной у меня быстро стих шум улицы, я поняла, что за фасадами из бетона и стали стоят кирпичные строения постарше. Переулок тянулся вперед метров на двести. Я осмотрелась, увидела мужчину, прислонившегося к стене, он курил и глядел в телефон – кроме него, вокруг никого не было. Несмотря на это, я не испугалась; в ожидании приезда Джеймса адреналин у меня и так зашкаливал.

Я медленно прошла между кирпичными постройками в поисках чего-нибудь интересного, добралась почти до конца переулка, но обнаружила только новые горы мусора. Я спросила себя, чего я ищу. Дело было не в доказательстве того, что флакон или безымянная женщина-аптекарь были как-то связаны с этим переулком. В конце концов, я даже не была уверена, существовала ли она на самом деле; записку из больницы могла написать безумная женщина в предсмертном бреду.

Но сама возможность, что аптекарь все же существовала, и ее тайна тянули меня все дальше. Молодая Кэролайн, жаждущая приключений, снова начала оживать. Я подумала о своей так и не нашедшей применения степени по истории, о дипломе, засунутом в ящик стола. Когда я была студенткой, меня завораживала жизнь обычных людей, тех, чьи имена не были известны и не значились в учебниках. И теперь я наткнулась на тайну такого безымянного, забытого человека – да еще и женщины.

Если быть с собой честной, это приключение меня так затянуло по другой причине: я искала, чем отвлечься от висевшего во входящих сообщения. Как в последний день каникул, я страстно желала, чтобы что-то, что угодно, отсрочило неизбежное противостояние. Я прижала руку к животу и вздохнула. Еще я хотела отвлечься от того, что месячные у меня так не начались.

В унынии я дошла до конца переулка. Но тут заметила справа железные ворота: футов шесть высотой и четыре в ширину – потрескавшиеся и погнутые от старости. За воротами виднелся небольшой квадратный пустырь, примерно в половину баскетбольной площадки, незаасфальтированный, заросший кустарником. Повсюду валялись брошенные стройматериалы: поржавевшие трубы, металлические листы и прочий мусор, на вид прекрасно подходивший для того, чтобы в нем обитала колония бродячих кошек. Пустырь окружали побитые временем стены кирпичных построек, и мне показалось странным, что в таком популярном деловом районе есть явно не используемый участок. Застройщик из меня никакой, но, на мой взгляд, пропадало прекрасное место.

Я навалилась на ворота, висевшие на двух каменных столбах, и прижалась лицом к прутьям, чтобы получше разглядеть пустырь. С тех пор как тут могла жить женщина-аптекарь, прошло двести лет, но мое воображение все равно ухватилось за возможность того, что этот укромный, заброшенный пустырь ничуть не изменился. Быть может, она ходила как раз по этой земле. Я страшно жалела, что пустырь так зарос кустами и сорняками, потому что стены, окружавшие его, тоже казались древними. Сколько тут вообще стоят эти здания?

– Ищете пропавшую кошку? – раздался у меня за спиной хриплый голос.

Я рывком отпрянула от ворот и обернулась. Метрах в пяти стоял, разглядывая меня, мужчина в синих холщовых штанах и такой же рубашке; лицо у него было веселое. Наверное, рабочий со стройки. С губы у него свисала зажженная сигарета.

– Извините, не хотел вас напугать, – добавил он.

– Н-ничего, – выговорила я, чувствуя себя глупо. Какое разумное объяснение я могла дать тому, что заглядываю сквозь запертые ворота в неприметном переулке? – Мой муж тут неподалеку, – соврала я. – Он хотел меня сфотографировать на фоне этих старых ворот.

Меня саму внутренне перекосило от того, что я несла.

Он оглянулся, словно искал моего невидимого мужа.

– Ну, тогда не буду вам мешать. Но странное место для фотографий, как по мне.

Он хмыкнул и затянулся.

Я оценила то, что он стоял на безопасном расстоянии, потом посмотрела на окна вокруг. Мне точно ничего не угрожало; каким бы пустым ни казался переулок, он был на виду у кучи народа в окрестных зданиях.


Мне полегчало, и я решила обратить появление незнакомца себе на пользу. Возможно, мне удастся у него что-нибудь выведать.

– Да, наверное, странное, – сказала я. – Не знаете, почему тут этот пустырь?

Он затоптал окурок пяткой и скрестил руки на груди.

– Понятия не имею. Несколько лет назад тут пытались открыть пивной ресторанчик. Идеальное было бы место, но, как я слышал, им не удалось получить разрешение. Отсюда не видно, но там вообще-то служебный вход… – Он указал в глубину пустыря, где росло несколько кустов выше меня. – Наверное, ведет в подвал или что-то в этом роде. Судя по всему, хозяева здания не хотят застраивать пустырь, вдруг понадобится туда войти.

У него внезапно запищало в кармане, и он вынул маленькую рацию.

– Это меня, – сказал он. – Вечно нужно или установить, или починить трубу.

Так он водопроводчик.

– Спасибо за информацию, – сказала я.

– Нет проблем.

Он помахал мне на ходу, и я прислушивалась к его ровным шагам, пока они не затихли вдали.

Потом снова повернулась к воротам. Ухватившись за выемку от выпавшего камня в одном из столбов, я подтянулась на несколько дюймов, чтобы получше разглядеть, что за ним. Вгляделась в левую часть пустыря, куда показывал водопроводчик. С этой более высокой точки я прищурилась, пытаясь разглядеть что-то сквозь ветки.

За одним из кустов виднелось что-то, похожее на большой кусок дерева, встроенный в старую кирпичную стену; нижнюю его часть скрывали высокие густые сорняки. Порыв ветра слегка шевельнул ветки, и я различила осыпающийся красноватый выступ в середине доски. Ржавая дверная ручка.

Я ахнула, едва не потеряв опору на каменном столбе. Это была явная дверь. И, судя по тому, как она выглядела, ее уже очень-очень давно не открывали.





13. Нелла. 8 февраля 1791 года




Когда я открыла дверь женщине, прихода которой страшилась, тени превратили ее фигуру в силуэт, а черты ее скрывала густая вуаль. Я могла различить только ширину ее юбок и тонкое кружево по краю воротника. Потом она неуверенно шагнула вперед, в лавку, оставляя за собой волну лавандового аромата, и ее озарил свет свечей.

Я прижала пальцы к губам; второй раз за неделю передо мной стояла посетительница, каких прежде у меня в лавке не бывало. Сперва ребенок, теперь взрослая женщина, которой, судя по ее виду, место было скорее в просторных покоях Кенсингтонского дворца, чем в моей скромной тайной лавке. Ее платье, темно-зеленое, с каймой из вышитых золотом лилий, заняло почти четверть комнаты, и я боялась, что, стоит ей повернуться, половина моих флаконов окажется на полу.

Женщина сняла вуаль и перчатки, положила их на стол. Элайза, казалось, ничуть не удивилась такой посетительнице и немедленно отнесла перчатки к огню, чтобы просушить. Поступок этот был настолько естественным, и все же мне это не пришло в голову, пока я стояла, пораженно рассматривая представшую перед нами даму. Если у меня и были сомнения в ее богатстве и положении, то теперь их не осталось.

– Здесь так темно, – сказала она, и уголки ее окрашенных кошенилью губ опустились.

– Я положу еще дров в огонь, – прощебетала Элайза.

Она всего второй раз была у меня в лавке, но кое в чем начала соображать быстрее меня.

– Прошу, миледи, садитесь, – сказала я, указывая на второй стул.

Она осторожно опустилась на стул и протяжно, прерывисто вздохнула. Вынула из узла на затылке маленькую шпильку, поправила прядь и заколола ее обратно.

Элайза шагнула вперед с кружкой в руке, бережно поставила ее на стол перед женщиной.

– Теплая мятная вода, мисс, – сказала она, сделав книксен.

Я озадаченно посмотрела на Элайзу, гадая, где она вообще нашла чистую кружку, а тем более измельченные листья мяты. Для нее стула не осталось, но я думала, что она устроится на полу и займется книжкой о чародействе, которую я ей дала.

– Спасибо за то, что сообщили в письме, – сказала я женщине.

Она подняла бровь.

– Я не знала, сколько можно открыть. Предприняла все возможное, чтобы защитить себя, если письмо перехватят.

Еще одна причина, по которой я не связывалась с богатыми: всем вокруг нужно то, что у них есть, особенно их тайны.

– Вы сказали вполне довольно и, полагаю, останетесь довольны приготовленным.

Нас прервал громкий скрип, и, обернувшись, я увидела, как Элайза тащит по полу большой деревянный сундук. Она дотолкала его до стола, поставила между мной и дамой, села и сложила руки на коленях.

– Я Элайза, – сказала она даме. – Мы так рады, что вы к нам заглянули.

– Спасибо, – ответила женщина, и взгляд ее смягчился. – Когда я сегодня сюда шла, я не думала, что вас будет двое. – Она вопросительно взглянула на меня. – Ваша дочь?

О, как бы я хотела, чтобы рядом со мной была моя дочь. Но тогда мы бы всем этим не занимались, не продавали бы яды и не таились во тьме. Я запнулась, отвечая.