Тайна Эдвина Друда

Роза соскользнула с подоконника и отправилась за советом. Младший каноник выразился в том смысле, что вполне полагается на суждение Елены.

– Передай ему мою благодарность, – сказала Елена, когда Роза принесла ей этот ответ. – И спроси еще, как он считает, что лучше – подождать еще каких-нибудь враждебных действий против Невила со стороны этого негодяя – или постараться опередить его?

Младший каноник нашел этот вопрос для себя слишком трудным и после нескольких тщетных попыток решить его в ту или другую сторону сказал, что следовало бы пойти и спросить мистера Грюджиуса. Получив согласие Елены, он немедленно направился через двор к обиталищу П. Б. Т. (старательно, но вполне безуспешно, делая вид, будто просто гуляет для моциона) и изложил все мистеру Грюджиусу. Мистер Грюджиус ответил, что обычно придерживается твердого правила: если есть возможность опередить разбойника или дикого зверя, всегда нужно это сделать; а в том, что Джон Джаспер представляет собой комбинацию разбойника и дикого зверя, у него, мистера Грюджиуса, нет никаких сомнений.

Вооруженный этими разъяснениями, мистер Криспаркл вернулся и передал их Розе, а та, в свою очередь, передала Елене. Елена, по-прежнему сидевшая у окна в глубокой задумчивости, выслушала очень внимательно и еще глубже задумалась.

– Можно рассчитывать, что мистер Тартар нам поможет? – спросила она затем Розу.

О да, застенчиво пролепетала Роза. Мистер Тартар, наверно, не откажет. Да, за согласие мистера Тартара она, кажется, может поручиться. Но может быть, спросить мистера Криспаркла?

– Нет, милочка, – степенно ответила Елена, – об этом ты, я думаю, можешь судить не хуже, чем мистер Криспаркл. И незачем тебе опять исчезать из-за этого.

Странно, что Елена так говорит!

– Видишь ли, – продолжала Елена, еще подумав, – Невил здесь никого не знает. За все время, что он здесь, он вряд ли с кем хоть словом перемолвился. Если бы мистер Тартар почаще к нему заходил – всякий раз, как у него выберется свободная минута, хорошо бы даже ежедневно, и не тайком, а совершенно открыто, – пожалуй, из этого бы кое-что вышло.

– Кое-что вышло? – повторила Роза, в полном недоумении глядя на свою красавицу подругу. – Но что же?..

– Если за Невилом в самом деле установлена слежка и цель этой слежки оторвать его от всех друзей и знакомых и постепенно сделать его жизнь невыносимой (ведь так, по-моему, надо понимать угрозы этого негодяя, которые ты от него слышала), то можно предполагать, что он постарается как-нибудь снестись с мистером Тартаром, чтобы и его настроить против Невила. А в таком случае мы, во-первых, установим самый факт слежки, а во-вторых, узнаем от мистера Тартара, что именно Джаспер ему говорил.

– Понимаю! – вскричала Роза и тотчас устремилась в адмиральскую каюту.

Вскоре ее хорошенькое личико, на этот раз сильно разрумянившееся, вновь показалось среди цветов, и она сказала, что говорила с мистером Криспарклом, и мистер Криспаркл позвал мистера Тартара, и мистер Тартар – «Он сейчас здесь, ждет на случай, если он тебе понадобится», – добавила Роза, полуобернувшись назад и в смущении пытаясь сразу быть и в каюте, и за окном, – и мистер Тартар объявил, что готов все делать, как велит Елена, и начать хоть сегодня.

– Благодарю его от всего сердца, – сказала Елена. – Передай ему это, милочка.

Все больше смущаясь от своих попыток быть сразу в двух местах, Роза проворно нырнула в каюту и сейчас же вынырнула обратно с новыми заверениями мистера Тартара и остановилась в замешательстве, деля себя между ним и Еленой и показывая на своем примере, что от смущения человек не всегда становится неловким и неуклюжим, но иногда являет собой даже очень приятное зрелище.

– А теперь, душенька, – сказала Елена, – вспомним об осторожности, заставляющей нас скрывать это свидание, и расстанемся. Кстати, я слышу, что Невил уже встал из-за стола. Когда ты поедешь обратно?

– К мисс Твинклтон? – спросила Роза.

– Да.

– Ах нет, туда я ни за что не вернусь. Как я могу, после того страшного разговора?..

– Куда же ты денешься, крошка моя?

– Вот уж и не знаю, – сказала Роза. – Я ничего еще не решила. Но мой опекун, наверно, обо мне позаботится. Ты не беспокойся, дорогая. Уж где-нибудь я да буду.

– Значит, я смогу узнавать о моем Розовом Бутончике от мистера Тартара?

– Да, наверно, так; от… – Роза смущенно оглянулась, вместо того чтобы назвать имя. – Но, Елена, милая, скажи мне одно, прежде чем мы расстанемся. Ты уверена – совсем, совсем уверена, что я ничего не могла сделать?

– Что сделать, голубка?

– Ну что-нибудь, – чтобы он не так обозлился и не захотел мстить. Ведь я же не могла ему уступить, правда?

– Ты знаешь, как я тебя люблю, милочка, – в негодовании ответила Елена. – Но я скорей согласилась бы увидеть тебя мертвой у его ног.

– Ах, это для меня большое облегчение! И ты объяснишь это своему брату, да? И скажешь, что я его помню и так ему сочувствую!.. И попросишь, чтобы он не думал обо мне с ненавистью?..

Елена грустно покачала головой, как бы желая сказать, что эта просьба излишня, и обеими руками послала воздушный поцелуй своей подруге; и та, тоже обеими ручками, послала воздушный поцелуй Елене. А затем Елена увидела, что среди цветов появилась еще третья рука (очень загорелая) и помогла подруге сойти.

Закуска, которую мистер Тартар сервировал в адмиральской каюте простым нажатием на пружинку и поворотом ручки, выдвинувшей вперед скрытую в стене полку, была ослепительным и волшебным пиршеством. Дивные миндальные пирожные, сверкающие ликеры, магически законсервированные восточные сладости, цукаты из божественных тропических плодов появились как по мановению ока и в неисчерпаемом изобилии. Но даже мистер Тартар не в силах был остановить время; и бессердечное время так быстро бежало легкой стопой, что Розе пришлось в конце концов спуститься из страны волшебного боба на землю, а точнее, в контору мистера Грюджиуса.

– Ну-с, дорогая моя, – сказал мистер Грюджиус, – теперь надо решить, что нам делать дальше? Или, если выразить ту же мысль в иной форме, что нам делать с вами?

У Розы стал виноватый вид – бедняжка понимала, какая она для всех обуза, даже для самой себя. Но никакого плана она не могла предложить – разве только, чтобы ей храниться до конца жизни, в полной безопасности от пожара, на верху многоступенчатой лестницы в гостинице «Фернивал».

– Вот что мне пришло в голову, – сказал мистер Грюджиус. – Как известно, эта достойная дама, мисс Твинклтон, на каникулах проводит часть времени в Лондоне в целях расширения своей клиентуры, а также для удобства переговоров с живущими в столице родителями. Так нельзя ли, пока мы что-нибудь придумаем, пригласить ее приехать и пожить месяц с вами?

– А где мы будем жить, сэр?

– Я имел в виду, – пояснил мистер Грюджиус, – снять в городе меблированную квартиру и просить мисс Твинклтон взять на себя заботы о вас на это время.

– А потом? – спросила Роза.

– А потом мы будем не в худшем положении, чем сейчас.

– Да, – согласилась Роза. – Это, пожалуй, выход.


– Так пойдемте, – сказал мистер Грюджиус, вставая, – поищем меблированную квартиру. Вчерашний вечер и ваше милое присутствие за моим чайным столом было для меня таким счастьем, что я ничего лучшего не желал бы, как повторения этого счастья во все остальные вечера моей жизни. Но здесь неподходящая обстановка для молодой леди. Так что отправимся на поиски приключений и меблированной квартиры. А тем временем мистер Криспаркл, вернувшись домой, что, как я понимаю, он намерен сделать сегодня же, не откажется, вероятно, повидаться с мисс Твинклтон и уговорить ее принять участие в наших планах.

Мистер Криспаркл охотно согласился выполнить это поручение и, простившись, отбыл; а мистер Грюджиус и его подопечная отправились на поиски.

Представления мистера Грюджиуса о том, как надо искать квартиру, состояли в следующем: завидев в окне билетик о сдаче комнат, он сперва, с противоположного тротуара, тщательно осматривал передний фасад дома; затем, пробравшись окольными путями на зады этого дома, он столь же внимательно осматривал дом с задней стороны; затем устремлялся к другому дому с билетиком в окне и повторял тот же осмотр с тем же результатом. Поэтому дело у них шло не быстро. Наконец мистер Грюджиус вспомнил о некоей вдове, по фамилии Билликин, двоюродной, а может быть, троюродной или четвероюродной сестре мистера Баззарда, которая проживала на Саутхемптон-стрит, возле Блумсбери-сквер, и когда-то обращалась к мистеру Грюджиусу с просьбой порекомендовать ей жильцов. Мистер Грюджиус с Розой без труда нашли ее дом: на украшавшей парадную дверь медной дощечке значилось «БИЛЛИКИН» – крупными и четкими заглавными буквами, но без указания пола и гражданского состояния.

Слабость здоровья и неудержимая правдивость были отличительными чертами миссис Билликин. Она выплыла из своей маленькой гостиной, находившейся в задней части дома, с таким томным видом, как будто ее только что откачали после многократных обмороков.

– Надеюсь, вы здоровы, сэр? – сказала миссис Билликин, узнав своего посетителя и склоняя голову в меланхолическом поклоне.

– Вполне, благодарю вас, – отвечал мистер Грюджиус. – А вы, сударыня?

– Я здаова, – умирающим голосом выдохнула миссис Билликин, от слабости глотая половину звуков, – насколько я мау быть здаова.

– Моя подопечная и одна пожилая дама, – сказал мистер Грюджиус, – хотели бы снять приличную квартиру на месяц, а может быть, и на дольше. Есть у вас, сударыня, свободные комнаты?

– Мистер Грюджиус, – сказала миссис Билликин, – я не хочу вас обманывать; не таков мой обычай. Да! У меня есть свободные комнаты.

Казалось, мысленно она добавила: «Можете меня четвертовать, если хотите. Но пока я жива, я буду говорить правду!»

– Ну и какие же, например, комнаты? – проговорил мистер Грюджиус тоном дружеской беседы, стараясь смягчить некоторую строгость, ощутимую в манере миссис Билликин.

– Да вот хоть эта зала, где мы сейчас. Но уж как вы ее там ни называйте, мисс, – заявила миссис Билликин, вовлекая в разговор Розу, – а это просто передняя гостиная. Заднюю гостиную я оставляю для себя и ни за что с ней не расстанусь. И еще две спальни на самом верху, с газовым освещением. Не скажу, что пол в них прочный, потому он не прочный. Газовый мастер сам признался, что для прочности надо бы провести трубы под балками, да какой смысл тратиться, когда арендуешь дом на год. Трубы, сэр, положены там поверх балок, так уж вы наперед и знайте!

Роза и мистер Грюджиус испуганно переглянулись, хотя и не представляли себе ясно, какими грядущими бедствиями грозит подобная прокладка труб, а миссис Билликин приложила руку к груди, как бы сняв с души огромную тяжесть.

– Но хоть потолок-то там в порядке? – спросил мистер Грюджиус, несколько оправившись.

– Мистер Грюджиус, – возразила миссис Билликин, – ежели б я стала вас уверять, сэр, что не иметь ничего над головой это все равно что иметь еще один этаж над головой, это уж было бы с моей стороны совращение истины, чего я отнюдь не желаю. Нет, сэр! На этакой высоте, да в ветреную погоду черепицы будут срываться с крыши, и тут уж ничего не сделаешь! Попробуйте сами, попытайтесь, только будь вы хоть самый главный дока по этой части, а на месте вы их все равно не удержите. Уж за это я вам ручаюсь! – После столь решительной отповеди мистеру Грюджиусу разгорячившаяся миссис Билликин несколько поостыла, не желая злоупотреблять одержанной над ним моральной победой. – И следственно, – продолжала она уже мягче, но все с той же неподкупной правдивостью, – следственно, не к чему нам с вами тащиться наверх, и вам показывать на потолок, и спрашивать: «Что это за пятно, миссис Билликин, потому, мне сдается, что это пятно?», а мне отвечать: «Не понимаю вас, сэр». Я не стану пускаться на такие низкие хитрости. Нет, сэр, я вас очень хорошо понимаю, не трудитесь показывать. Это сырость, сэр. То она есть, а то ее нету. Вы там можете полжизни прожить, и все будете сухой как сухарик, но придет час – и вы превратитесь в мокрую тряпку!

Возможность столь плачевной метаморфозы, видимо, устрашила мистера Грюджиуса.

– А других комнат у вас нет, сударыня? – спросил он.

– Мистер Грюджиус, – торжественно отвечала миссис Билликин, – у меня есть другие комнаты. Вы спрашиваете, есть ли у меня еще комнаты, и вот мой честный и прямой ответ: да, есть. Бельэтаж и второй этаж свободны, и комнаты там есть.

– Ну, слава Богу! У них-то уж, наверно, нет недостатков, – с облегчением сказал мистер Грюджиус.

– Мистер Грюджиус, – возразила миссис Билликин, – простите меня, но там есть лестница. Если вы наперед не примиритесь с лестницей, вас неизбежно постигнет разочарование. Вы ведь не можете, мисс, – с упреком обратилась миссис Билликин к Розе, – сделать так, чтобы бельэтаж, а тем более второй этаж, был вровень с первым? Нет, мисс, вы этого не можете, это не в ваших силах, так зачем и пробовать?

Миссис Билликин говорила так прочувствованно, как будто Роза уже выказала твердое намерение отстаивать, наперекор здравому смыслу, эту неосновательную теорию.

– Можно посмотреть эти комнаты, сударыня? – спросил опекун Розы.

– Мистер Грюджиус, – сказала миссис Билликин, – не скрою от вас: это можно.

Затем миссис Билликин послала служанку за своей шалью (ибо в доме ее существовала традиция, установленная еще в незапамятно древние времена, согласно которой миссис Билликин никуда не могла выйти, не закутавшись в шаль) и, возложив на себя это одеяние с помощью той же служанки, повела своих посетителей наверх. На лестнице миссис Билликин, как и подобало столь деликатной даме, несколько раз останавливалась передохнуть, а поднявшись в верхнюю гостиную, поспешно схватилась за сердце, как будто оно уже готово было выпрыгнуть из груди и ей удалось лишь в последнюю минуту его поймать.

– А второй этаж? – спросил мистер Грюджиус, найдя бельэтаж удовлетворительным.

– Мистер Грюджиус, – с важностью проговорила миссис Билликин, останавливаясь и поворачиваясь к нему лицом, как если бы настала минута выяснить некий щекотливый пункт и установить наконец полное взаимное доверие, – мистер Грюджиус, второй этаж находится над этим.

– Можно и его посмотреть? – спросил мистер Грюджиус.

– Да, сэр, – отвечала миссис Билликин. – Он открыт для обозрения.

Второй этаж тоже оказался приемлемым, и мистер Грюджиус отошел с Розой к окну для окончательного решения. Затем он попросил перо и чернила и набросал текст договора. Миссис Билликин тем временем, усевшись в кресло, излагала своего рода резюме или краткий индекс по вопросу о квартиросъемке.

– Сорок пять шиллингов в неделю в это время года, – сказала она, – это очень даже умеренная плата, ни вам, ни мне не обидно. Оно, конечно, здесь не Бонд-стрит, и этот дом не Сент-Джеймсов дворец, так я ж его за дворец и не выдаю. Не пытаюсь также скрывать – зачем это мне? – что сзади, за аркой, помещается извозчичий двор. Извозчичьи дворы тоже должны существовать. Касательно услуг: есть две служанки, которым идет от меня хорошее жалованье. Насчет посыльных из лавок: тут, верно, бывали разноголосия, но следы грязных сапог на только что вымытом кухонном полу непоощрительны, а за комиссией на ваших заказах я не гонюсь. Уголь оплачивается либо с топки, либо по числу ведерок. – Миссис Билликин особо подчеркнула этот пункт, как бы видя в этих двух способах оплаты тонкую, но существенную разницу. – Собаки не встречают одобрения. Первое, от них грязь, второе, их крадут, и обоюдные подозрения ведут к неприятностям.

Пока она рассуждала, мистер Грюджиус написал договор и приготовил задаток.

– Я подписался за обеих дам, сударыня, – сказал он, – а вы, будьте добры, подпишитесь за себя. Вот здесь, пожалуйста. Имя и фамилию.

– Мистер Грюджиус, – возгласила миссис Билликин в новом припадке откровенности, – нет, сэр! Вы уж извините, но имени своего я не подпишу.

Мистер Грюджиус воззрился на нее.

– Дощечка на двери, – сказала миссис Билликин, – служит мне защитой, и я от нее ни за что не отступлюсь.

Мистер Грюджиус перевел ошалелый взгляд на Розу.

– Нет, мистер Грюджиус, уж вы меня извините. Пока там, на дощечке, стоит «БИЛЛИКИН», и ничего больше, и окрестное жулье не знает, где прячется этот Билликин – за парадной дверью или на черном ходу, и каков его рост и вес, до тех пор я чувствую себя в безопасности. Но самой расписаться в том, что я есть не что иное, как одинокая женщина! Нет, мисс! И уж конечно, – дрожащим от обиды голосом добавила миссис Билликин, – вы, мисс, никогда сами бы не додумались, чтобы расставлять такие ловушки особе вашего пола, если б вам не был подан необдуманный и неделикатный пример!

Роза густо покраснела, словно ее и в самом деле уличили в попытке перехитрить эту простодушную даму, и робко попросила мистера Грюджиуса удовлетвориться любой подписью. Таким образом, под квартирным договором появилось лаконическое «Билликин», словно подпись владетельного барона на хартии.