Свободная страна
Часть 32 из 33 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Боже мой! А здесь у тебя был врач? Ты просил?
– Слушай, ты разговариваешь, как девочка какая-то наивная, первоклассница.
– Но можно же потребовать! – Юля в отчаянии повысила голос. – И не ори на всю комнату, – шепнула она, глядя по сторонам и проверяя, не таращатся ли другие посетители.
Но другие были заняты своими проблемами.
– Еще можно потребовать, чтобы мне на завтрак подавали блины с икрой и поставили в камеру телик с плоским экраном! Блин, Юля, о чем ты говоришь… Когда в еде нет стекла, я уже на седьмом небе. А ты, понимаешь, недовольна, тебе врача подавай! – Мишка опять усмехнулся. – Ладно, если тебя это так волнует, то встреча с врачом у меня завтра.
– Ну хорошо, хоть что-то.
– А что толку? Нормальные-то врачи не помогли, а здесь что? Вообще ничего не будет. Один Бог знает, как я боюсь лишиться конечностей. Лучше смерть.
– Нет, не лучше. И ты не останешься без конечностей. Мы как-нибудь решим этот вопрос. Я тебе обещаю. Я не знаю как, но если тебе в быстром темпе не помогут, я добьюсь через адвоката, чтобы к тебе прислали самого лучшего врача. И мы найдем самого лучшего врача. Слушай, я понимаю, что тебе ужасно, паршиво и больно, но ты только продержись! Я тебя умоляю! Я твоих детей видела, они чудо!
– У меня сил нет. – Мишка изменился в лице, он больше не шутил и выглядел растерянным, как ребенок. – Такое бессилие в организме, в голове. Я даже… Мне даже говорить тяжело. Такое ощущение, что что-то глушит мой голос изнутри. – Мишка кашлянул.
– Что глушит? – испугалась Юля.
– Не знаю. У меня как будто закончился какой-то… ресурс. Даже словесный. Сказать не могу, попросить не могу, мне тяжело лишнее слово выдавить из себя. – Мишка смотрел на Юлю очень жалобно, и глаза у него были, как у больной собаки, такие, что сердце разрывалось.
– Я тебя никогда таким не видела. Ты же сила и мощь нашего поселка! Ты мой герой. Для меня ты – герой и лучший друг на свете. Пожалуйста, только не сдавайся. Настрой – это главное. Настройся. Настройся и делай все правильно. Надо перетерпеть, а дальше поправишься, выйдешь, у тебя семья, дети, Инна! – Юля столько сил тратила на убеждения, что вспотела и раскраснелась.
– Как ты с Инной? – улыбнулся Мишка.
– Поорали друг на друга, пообзывались, пооскорбляли, порыдали, а потом вроде ничего, свыклись.
– Я рад, она вообще-то хороший человек, она изменилась.
– Ладно, с ней все будет хорошо, мы поможем деньгами.
– Хватит про деньги! – резко перебил Мишка.
– Я слова не сказала про деньги, – оторопела Юля.
– Я счастлив, что у тебя есть деньги, но они не все на свете решают. – Мишка сжал зубы.
– Не все, но многое. Не наезжай на меня. Я не пытаюсь исправить положение деньгами, я просто хочу помочь.
– Тогда зачем ты сказала про деньги?
– Чтобы ты об этом не волновался! Если не хочешь, больше ничего об этом не скажу. Просто знай, что твоя семья…
– Хватит о том, как ты поддерживаешь мою семью!
– Да что с тобой такое?
– Потому что… – Мишка стукнул по столу распухшим кулаком, и охранник на него рявкнул. – Потому что я сам должен помогать своей семье, а не ты!
– Слушай, давай не будем тут сейчас разбираться с твоими комплексами. «Я мужик, я должен…» Ты еще какой мужик! Ты хренов человек-паук, который по моей вине оказался в тюрьме. Дай мне побыть хорошим другом хоть в чем-то. Я же тоже чувствую себя паршиво и каждый день думаю: если бы не я, ты был бы на свободе. У меня такой комплекс вины, какой тебе и не снился. Я чувствую себя жалким ничтожеством. И та единственная помощь, которую я могу оказать… материальная помощь… не лишай меня возможности сделать хоть что-то. Пожа- луйста.
Последнее слово Юля произнесла почти шепотом.
– Хорошо. Извини. Просто я не вижу вообще никакой перспективы… Даже если представить, что я дотяну до освобождения, останусь невредимым, перетерплю эту боль, меня же никто на работу не возьмет! Что я буду делать? Как я буду кормить семью? Я не смогу брать у тебя деньги вечно.
– Я всегда буду тебе помогать. Это моя обязанность. Ты мне как брат. После всего, что ты для меня сделал.
– Я не позволю. Сейчас, когда я здесь, помогай. Мне неловко, неудобно, но я проглочу свои комплексы, как ты говоришь, постараюсь не подавиться и приму твою помощь ради семьи. Но когда я выйду, я попрошу тебя прекратить. Мне придется как-то выкручиваться самому. И за что Инне такой муж? И за что моим детям этот позор?
– У Инны прекрасный муж. Она это знает. И дети твои поймут, когда придет время, что ты совершил благородный поступок, ты пошел ради меня на жертву. – Юля говорила очень серьезно, у нее даже брови поднялись, и глаза открылись шире.
– Только жертва вышла боком. И никого я не спас. Мы с тобой сделали глупость. Правда?
Юля опустила глаза, стала тарабанить пальцами по холодному серому столу.
– Признай. Мы ошиблись.
– Мы же не знаем, как бы все обернулось, если бы мы поступили иначе, – вздохнула Юля.
– А ты себе не воображала, как бы это было? Никогда?
Юля подняла на Мишку сухие пустые глаза.
– Представляла, конечно. Но жизнь не переиграть. А у тебя усы поседели. – Юля улыбнулась.
– А ты выглядишь так шикарно, что просто дух захватывает, – улыбнулся Мишка.
Юля вдруг перестала улыбаться и посмотрела на Мишку свирепо.
– Ты все это время знал?
– Знал что? – не понял Мишка.
– Ты полицейский, ты знаешь, где искать тех, кто скрывается.
– Ну знаю.
– Если ты знаешь, то знают и другие полицейские.
– И что?
– Тогда почему, черт возьми, Артема не нашли?
Юля смотрела так, что все было ясно.
– Потому и не нашли, что я знал. Я знал, когда будут искать, где и кого. И предупредил.
– И вместо того чтобы сдать… пошел в тюрьму?
* * *
Прилетев обратно в Питер, Юля бросилась обсуждать с Никитой Мишкиного адвоката, условия предоставления дополнительных медицинских услуг и выделение дополнительных денег для Инны с детьми. Никита раздражался.
– Ты меня извини, но мы не Дональд Трамп, у меня не столько денег, чтобы помочь всем страждущим. – Никита ходил по квартире в халате, собирался на работу.
– Не разговаривай со мной таким тоном. И это не все страждущие, а сам знаешь кто! – Юля убирала со стола остатки завтрака.
– Чего ругаемся? – весело спросила Саша, убегая в школу.
– Ничего! – в один голос сердито ответили Никита с Юлей.
Саша пожала плечами и закрыла за собой дверь.
– Мне надоело думать о чужих людях с их сложностями и потребностями, я хочу подумать о нас, – сказал Никита.
– Это очень эгоистично, ты не находишь? Надо было думать о нас, когда выдавал Мишку с потрохами! А теперь я буду думать о своих друзьях.
– Они тебе не друзья! – вырвалось у Никиты. – Ты этому своему другу сто лет даже не звонила! А эту его жену терпеть не можешь, ты сама сказала!
– Я не так сказала! Я сказала: у нас свои счеты.
– Ты не так сказала.
– Ты будешь мне говорить, как я сказала?
– Хорошо, забудь, как ты сказала, я сейчас не о том.
– Нет, о том.
– Что ты к словам придираешься?
– Потому что ты не хочешь брать на себя никакую ответственность. Ты хочешь просто закрыть глаза, отмахнуться, сделать вид, что я вышла из тюрьмы и все прекрасно. – Юля бросила полотенце, которым вытирала со стола, на табуретку и застыла на месте.
– Знаешь, что меня удивляет? – Никита тоже застыл. – То, что ты в сто раз больше говоришь о Мишке, чем о своем сыне. Ты так пытаешься убежать от мыслей? Но это не поможет. Надо сходить к психотерапевту.
Юля покраснела, и у нее затряслись руки, которые она сразу сложила в замок на животе.
– Не пойду я ни к какому психотерапевту. Мне не надо, чтобы кто-то говорил мне, что я чувствую.
– А что ты чувствуешь?
– Я чувствую, что не смогу тебе все рассказать.
И Юля рассказала о том, как нашла Артема, как увидела внучку, как ужаснулась, а потом обрадовалась, как не поняла, а потом вдруг поняла. Юля неуклюже, но пылко попыталась пересказать все, что Артемка ей говорил, все, что казалось ей безумием и одновременно радовало. Никита старался понять. Смотрел на Юлю сочувственно и отстраненно. Хотел сопереживать, но ловил себя на безразличии. С каждой минутой сознавал, что ему в этой Юлиной вселенной места нет, потому что он все-таки из другого теста.
– Слушай, ты разговариваешь, как девочка какая-то наивная, первоклассница.
– Но можно же потребовать! – Юля в отчаянии повысила голос. – И не ори на всю комнату, – шепнула она, глядя по сторонам и проверяя, не таращатся ли другие посетители.
Но другие были заняты своими проблемами.
– Еще можно потребовать, чтобы мне на завтрак подавали блины с икрой и поставили в камеру телик с плоским экраном! Блин, Юля, о чем ты говоришь… Когда в еде нет стекла, я уже на седьмом небе. А ты, понимаешь, недовольна, тебе врача подавай! – Мишка опять усмехнулся. – Ладно, если тебя это так волнует, то встреча с врачом у меня завтра.
– Ну хорошо, хоть что-то.
– А что толку? Нормальные-то врачи не помогли, а здесь что? Вообще ничего не будет. Один Бог знает, как я боюсь лишиться конечностей. Лучше смерть.
– Нет, не лучше. И ты не останешься без конечностей. Мы как-нибудь решим этот вопрос. Я тебе обещаю. Я не знаю как, но если тебе в быстром темпе не помогут, я добьюсь через адвоката, чтобы к тебе прислали самого лучшего врача. И мы найдем самого лучшего врача. Слушай, я понимаю, что тебе ужасно, паршиво и больно, но ты только продержись! Я тебя умоляю! Я твоих детей видела, они чудо!
– У меня сил нет. – Мишка изменился в лице, он больше не шутил и выглядел растерянным, как ребенок. – Такое бессилие в организме, в голове. Я даже… Мне даже говорить тяжело. Такое ощущение, что что-то глушит мой голос изнутри. – Мишка кашлянул.
– Что глушит? – испугалась Юля.
– Не знаю. У меня как будто закончился какой-то… ресурс. Даже словесный. Сказать не могу, попросить не могу, мне тяжело лишнее слово выдавить из себя. – Мишка смотрел на Юлю очень жалобно, и глаза у него были, как у больной собаки, такие, что сердце разрывалось.
– Я тебя никогда таким не видела. Ты же сила и мощь нашего поселка! Ты мой герой. Для меня ты – герой и лучший друг на свете. Пожалуйста, только не сдавайся. Настрой – это главное. Настройся. Настройся и делай все правильно. Надо перетерпеть, а дальше поправишься, выйдешь, у тебя семья, дети, Инна! – Юля столько сил тратила на убеждения, что вспотела и раскраснелась.
– Как ты с Инной? – улыбнулся Мишка.
– Поорали друг на друга, пообзывались, пооскорбляли, порыдали, а потом вроде ничего, свыклись.
– Я рад, она вообще-то хороший человек, она изменилась.
– Ладно, с ней все будет хорошо, мы поможем деньгами.
– Хватит про деньги! – резко перебил Мишка.
– Я слова не сказала про деньги, – оторопела Юля.
– Я счастлив, что у тебя есть деньги, но они не все на свете решают. – Мишка сжал зубы.
– Не все, но многое. Не наезжай на меня. Я не пытаюсь исправить положение деньгами, я просто хочу помочь.
– Тогда зачем ты сказала про деньги?
– Чтобы ты об этом не волновался! Если не хочешь, больше ничего об этом не скажу. Просто знай, что твоя семья…
– Хватит о том, как ты поддерживаешь мою семью!
– Да что с тобой такое?
– Потому что… – Мишка стукнул по столу распухшим кулаком, и охранник на него рявкнул. – Потому что я сам должен помогать своей семье, а не ты!
– Слушай, давай не будем тут сейчас разбираться с твоими комплексами. «Я мужик, я должен…» Ты еще какой мужик! Ты хренов человек-паук, который по моей вине оказался в тюрьме. Дай мне побыть хорошим другом хоть в чем-то. Я же тоже чувствую себя паршиво и каждый день думаю: если бы не я, ты был бы на свободе. У меня такой комплекс вины, какой тебе и не снился. Я чувствую себя жалким ничтожеством. И та единственная помощь, которую я могу оказать… материальная помощь… не лишай меня возможности сделать хоть что-то. Пожа- луйста.
Последнее слово Юля произнесла почти шепотом.
– Хорошо. Извини. Просто я не вижу вообще никакой перспективы… Даже если представить, что я дотяну до освобождения, останусь невредимым, перетерплю эту боль, меня же никто на работу не возьмет! Что я буду делать? Как я буду кормить семью? Я не смогу брать у тебя деньги вечно.
– Я всегда буду тебе помогать. Это моя обязанность. Ты мне как брат. После всего, что ты для меня сделал.
– Я не позволю. Сейчас, когда я здесь, помогай. Мне неловко, неудобно, но я проглочу свои комплексы, как ты говоришь, постараюсь не подавиться и приму твою помощь ради семьи. Но когда я выйду, я попрошу тебя прекратить. Мне придется как-то выкручиваться самому. И за что Инне такой муж? И за что моим детям этот позор?
– У Инны прекрасный муж. Она это знает. И дети твои поймут, когда придет время, что ты совершил благородный поступок, ты пошел ради меня на жертву. – Юля говорила очень серьезно, у нее даже брови поднялись, и глаза открылись шире.
– Только жертва вышла боком. И никого я не спас. Мы с тобой сделали глупость. Правда?
Юля опустила глаза, стала тарабанить пальцами по холодному серому столу.
– Признай. Мы ошиблись.
– Мы же не знаем, как бы все обернулось, если бы мы поступили иначе, – вздохнула Юля.
– А ты себе не воображала, как бы это было? Никогда?
Юля подняла на Мишку сухие пустые глаза.
– Представляла, конечно. Но жизнь не переиграть. А у тебя усы поседели. – Юля улыбнулась.
– А ты выглядишь так шикарно, что просто дух захватывает, – улыбнулся Мишка.
Юля вдруг перестала улыбаться и посмотрела на Мишку свирепо.
– Ты все это время знал?
– Знал что? – не понял Мишка.
– Ты полицейский, ты знаешь, где искать тех, кто скрывается.
– Ну знаю.
– Если ты знаешь, то знают и другие полицейские.
– И что?
– Тогда почему, черт возьми, Артема не нашли?
Юля смотрела так, что все было ясно.
– Потому и не нашли, что я знал. Я знал, когда будут искать, где и кого. И предупредил.
– И вместо того чтобы сдать… пошел в тюрьму?
* * *
Прилетев обратно в Питер, Юля бросилась обсуждать с Никитой Мишкиного адвоката, условия предоставления дополнительных медицинских услуг и выделение дополнительных денег для Инны с детьми. Никита раздражался.
– Ты меня извини, но мы не Дональд Трамп, у меня не столько денег, чтобы помочь всем страждущим. – Никита ходил по квартире в халате, собирался на работу.
– Не разговаривай со мной таким тоном. И это не все страждущие, а сам знаешь кто! – Юля убирала со стола остатки завтрака.
– Чего ругаемся? – весело спросила Саша, убегая в школу.
– Ничего! – в один голос сердито ответили Никита с Юлей.
Саша пожала плечами и закрыла за собой дверь.
– Мне надоело думать о чужих людях с их сложностями и потребностями, я хочу подумать о нас, – сказал Никита.
– Это очень эгоистично, ты не находишь? Надо было думать о нас, когда выдавал Мишку с потрохами! А теперь я буду думать о своих друзьях.
– Они тебе не друзья! – вырвалось у Никиты. – Ты этому своему другу сто лет даже не звонила! А эту его жену терпеть не можешь, ты сама сказала!
– Я не так сказала! Я сказала: у нас свои счеты.
– Ты не так сказала.
– Ты будешь мне говорить, как я сказала?
– Хорошо, забудь, как ты сказала, я сейчас не о том.
– Нет, о том.
– Что ты к словам придираешься?
– Потому что ты не хочешь брать на себя никакую ответственность. Ты хочешь просто закрыть глаза, отмахнуться, сделать вид, что я вышла из тюрьмы и все прекрасно. – Юля бросила полотенце, которым вытирала со стола, на табуретку и застыла на месте.
– Знаешь, что меня удивляет? – Никита тоже застыл. – То, что ты в сто раз больше говоришь о Мишке, чем о своем сыне. Ты так пытаешься убежать от мыслей? Но это не поможет. Надо сходить к психотерапевту.
Юля покраснела, и у нее затряслись руки, которые она сразу сложила в замок на животе.
– Не пойду я ни к какому психотерапевту. Мне не надо, чтобы кто-то говорил мне, что я чувствую.
– А что ты чувствуешь?
– Я чувствую, что не смогу тебе все рассказать.
И Юля рассказала о том, как нашла Артема, как увидела внучку, как ужаснулась, а потом обрадовалась, как не поняла, а потом вдруг поняла. Юля неуклюже, но пылко попыталась пересказать все, что Артемка ей говорил, все, что казалось ей безумием и одновременно радовало. Никита старался понять. Смотрел на Юлю сочувственно и отстраненно. Хотел сопереживать, но ловил себя на безразличии. С каждой минутой сознавал, что ему в этой Юлиной вселенной места нет, потому что он все-таки из другого теста.