Связанные Местью

Мне потребовалось мгновение, чтобы освободиться от странной связи, которую я чувствовала раньше.

— Ты убил его?

Было страшно, как легко эти слова слетели с моих губ и как мало они повлияли на мою совесть.

— Когда мне было десять, — сказал Гроул с оттенком гордости в глубоком голосе.

Возможно, это должно было бы меня встревожить, и, наверное, так бы и случилось, хотя Бад заслуживал смерти, если бы мысль о смертельной мести Фальконе не занимала мои мысли последние пару недель.

— Он выбил дерьмо из шлюхи, но это ничего ему не дало. Фальконе не предоставил ему второй бордель, как хотел Бад, и он желал выпустить пар. Когда он вошел в мою комнату, я знал, что он жаждет крови. И я позволил ему. Он пинал и бил меня, и я позволял ему, но потом решил, что с меня достаточно, и стал сопротивляться. У меня в кармане всегда был швейцарский нож, и когда он сделал паузу, чтобы закурить сигарету, и отвернулся от меня, я полоснул его подколенное сухожилие одним точным ударом.

Мои глаза расширились.

— Он визжал как свинья на бойне. Не потерял равновесия, как я надеялся. И попытался ударить меня снова, поэтому я ударил его в бедро. Случайно перерезал ему артерию. Он быстро истек кровью. А я наблюдал. Я все ещё смотрел с ножом в руке, когда одна из шлюх нашла меня и с криком убежала. И я всё ещё стоял там, когда Фальконе прибыл некоторое время спустя. Я был весь в крови с головы до ног. Ударил мертвого ублюдка ещё несколько раз, чтобы выпустить пар.

Образы вспыхнули в моей голове, и вместе с кровью пришли другие образы, образы моего отца и того, как он умер. Но я не могла позволить себе задерживаться на этом воспоминании. Это не поможет ни мне, ни моей матери, ни сестре.

— Что сделал Фальконе? Ты убил одного из его людей. Разве он не должен был убить тебя?

— Нет, он решил, что пришло время взять меня под крыло и показать, на что еще я способен.

— Убивать, калечить и пытать, — тихо сказала я.

Глаза Гроула почти смирились.

— Это всё, что я могу делать. Если во мне и было что-то ещё, оно не выжило.

Он и раньше говорил подобные слова. И я начала понимать, что он может быть прав.

— Значит, Фальконе научил тебя убивать? Когда ты стал убийцей?

Гроул на мгновение задумался.

— Я убил второго человека через несколько месяцев после смерти Бада. Фальконе сказал мне имя парня, который перерезал мне горло, и где я могу его найти.

— Значит, он хотел, чтобы ты убил этого парня?

— Он этого не говорил, но я пошел и убил его. Фальконе сказал мне, что это его подарок мне и что я никогда больше не буду убивать без его разрешения, и я никогда этого не делал.

— Значит, ты отомстил человеку, который сжег тебя, и человеку перерезавший горло, но не человеку, который стал причиной этого?

Гроул молчал.

— Он причина, по которой у тебя это, — я протянула руку, касаясь шрама на его горле, любопытствуя, каково это будет, но рука Гроула метнулась вперед, и его пальцы обвились вокруг моего запястья.

— Не надо, — сказал он тихо, предостерегающе.

Его глаза были затравленными, когда он смотрел на меня. Я высвободилась из его хватки и положила руку на колени.

— Почему? Не то чтобы я не трогала другие твои шрамы.

И каждый дюйм твоего тела.

— Не надо, — повторил он голосом, который заставил меня вздрогнуть. — Никому не позволено.

Еще больше вопросов вертелись у меня на языке, но Гроул не давал мне возможности произнести их вслух.

Он выпутался из одеял и поднялся на ноги.

— Тебе надо поспать. — Он вышел, не оглядываясь. Вздохнув, я снова легла.

Я не стала надевать ночную рубашку. Я была измотана. Всегда измучена. Беспокойство не давало мне спать слишком много ночей.

Я напрягла слух, прислушиваясь к Гроулу, и, как обычно, услышала скрип задней двери и лай собак, прежде чем они снова замолчали.

Гроул был заложником привычки. Может, именно поэтому собаки были преданы ему. Он давал им намек на нормальность.

Я покачала головой в темноте.

Нормальность. Моя жизнь всегда была далека от нормальности, но теперь?



***


В последующие дни Гроул стал более отстраненным. Я думала, что мы наконец-то нашли настоящую связь во время нашего последнего разговора, но теперь он снова отстранялся.

Он не хотел, чтобы я находилась рядом. И я не знала, как это изменить. Если он не доверял мне, как я могла предполагать, что он поможет моей матери и сестре?

Что, если он все расскажет Фальконе? Тогда всё будет кончено.

И всё же часть меня была уверена, что он не скажет Фальконе ничего из того, о чем мы говорили. Гроул держал всё при себе. Таким мужчиной он был.

Он даже не приходил ко мне ночью. Он действительно пытался держаться от меня подальше. Он боялся, что я подберусь слишком близко? Существовала ли такая возможность?

— Фальконе разрешил тебе навестить маму, — неожиданно сказал Гроул, когда мы молча пили кофе.

Я чуть не уронила чашку.

— Серьезно? Зачем? Почему сейчас?

— Очевидно, твоя мать находится в депрессии, и Фальконе считает, что именно поэтому переговоры с Нью-Йорком идут плохо. Я сказал ему, что твоей матери будет полезно убедиться, что с тобой всё в порядке, так как ей есть за что бороться.

Я поставила чашку на стойку и сократила расстояние между нами. Я обняла его за талию и крепко прижалась щеками к его груди.

Он напрягся, потом расслабился.

Мы переспали друг с другом несколько раз, но это были первые настоящие объятия. Я поняла, что он никогда не целовал и не прикасался ко мне, если это не должно было привести к сексу.

— Спасибо, — сказала я, затем отстранилась и сделала несколько шагов назад.

Он смотрел на меня со странным выражением. Была ли тоска в его глазах? Боже, почему его так трудно читать?

— Я отвезу тебя к ней по дороге на работу, — сказал Гроул.

Я не могла дождаться, чтобы увидеть её вновь, но, в то же время, боялась встречаться с ней после того, что сделала за последние несколько недель.

Я спала с Гроулом, и не потому, что он заставлял меня, даже не потому, что я надеялась завоевать его доверие. Мне нравилось. Этого нельзя было отрицать. Если бы моя мать узнала, она бы никогда не посмотрела на меня снова.



***

Останавливаясь перед моим старым домом, я ощущала себя странно. Он больше не чувствовался, как дом. Фальконе и его люди разрушили это место. Моя память о месте, где я выросла, навсегда будет запятнана кровью и смертью моего отца.

— Думал, ты будешь счастлива, — проворчал он, ведя меня к входной двери.

Я думала, что буду счастлива, но чувствовала себя виноватой, несчастной и испуганной.

Я выдавила из себя улыбку, опасаясь, что Гроул решит, что мне лучше не навещать маму, если мне грустно. Это последнее, чего я хотела, даже если нога, ступившая в мой старый дом, заставила мой желудок перевернуться.

— Я счастлива, просто нервничаю.

Гроул выглядел сомнительно, но он всё равно позвонил.

Прошло много времени, прежде чем один из наших старых телохранителей, Дэрил, открыл дверь. Так он охранял мою мать? Всегда ли он был шпионом Фальконе? Возможно. В этом мире не было верности. Даже мой отец предал своего босса по каким-то причинам. Не то чтобы я его не понимала.

Он отступил назад с выражением осторожности на лице, наблюдая за Гроулом.

Я почувствовала болезненное удовлетворение от его дискомфорта. Больше я не боялась Гроула.

Дэрил кивнул мне, но я проигнорировала его и быстро прошла мимо него в вестибюль.

В доме было тихо. Такая огромная разница по сравнению с тем, когда я была здесь в последний раз.

— Кара? — из гостиной донёсся кроткий голос матери.

Я бросилась к ней и увидела, что она сидит за обеденным столом, накрытым к обеду. Я замешкалась посреди комнаты.

Моя мать похудела. Её щеки впали, выступили скулы. Она не воспользовалась косметикой. Хотя раньше ежедневно делала макияж. Её платье было помято, будто она не смогла его погладить. Мама никогда бы не надела платье, которое не было выглажено.

Она изменилась. Я изменилась. Смешно было думать, что мама или сестра не изменятся.

Боже, Талия. Как у неё дела?

Мама поднялась со стула и раскрыла объятия.

Я не колебалась. Я бросилась в объятия матери. Было приятно обнимать её, вдыхать её успокаивающий аромат.