Связанные Местью

Я не ожидала, что в нём осталось столько силы.

— Возьмите меня. Она всего лишь ребёнок, — умоляла мать, снова пытаясь освободиться от своего захватчика.

Фальконе снова рассмеялся угрожающим смехом.

— Кому нужен старый чернослив, когда можно съесть сочный персик?

— А теперь следите за языком, — прошипел отец. Возможно, я бы больше восхищалась его внезапной храбростью, если бы он не являлся причиной нашей гибели. — Я не буду стоять в стороне, пока вы оскорбляете мою жену и отдаёте мою дочь... — он посмотрел на Гроула с отвращением. — Этому монстру.

Фальконе кивнул.

— Ты прав. Ты не должен смотреть на это.

Прежде чем мы успели среагировать, он направил пистолет на отца и нажал на курок. В этот раз не напоказ.

Пуля пробила отцу висок.

Его голова резко откинулась назад, глаза расширились от шока. Через секунду его тело опрокинулось назад. Его ноги застряли под спиной под неудобным углом.

Крик вырвался из моего горла.

Я не могла понять, что произошло. Это казалось слишком сюрреалистичным, как что-то из фильма, что-то, что не могло произойти прямо перед моими глазами.

— Нет, — взвизгнула мать.

На этот раз ей удалось оторваться от своего похитителя.

Она бросилась к отцу и упала на колени. Она беспомощно похлопала его по груди, словно хотела разбудить.

Всё выглядело так, будто она искала его бумажник, и в какой-то ужасный момент что-то вроде смеха хотело вырваться из меня, но в тоже время моё горло так сжалось, что едва ли можно было набрать достаточно кислорода в легкие, и, возможно, это было бы не самым худшим на данный момент.

Мать положила голову отца к себе на колени, но когда она отдернула руки, они были покрыты кровью и чем-то белым.

Моё зрение затуманилось, и желчь поползла вверх по горлу.

Я сглотнула, заставляя себя сохранять лицо среди ужасных существ, окружающих меня и мою семью.

Почему-то я посмотрела на свои руки, будто они тоже могли быть в крови. Но они не были, и после мгновения облегчения я не могла не задаться вопросом, каково было бы, если бы кровь Фальконе покрыла мои руки, каково было бы отнять у него жизнь, как он сделал с отцом.

Я подозревала, что это будет чудесно, и меня пугало, что я просто задумалась об этом.

— Твоя работа здесь закончена, Гроул. Майк и Мимо позаботятся об остальном. Возьми свою награду и наслаждайся ею. Уверен, она развлечет тебя на какое-то время.

Я не сразу поняла, что он говорит обо мне.

Прежде чем я успела среагировать, передо мной возник Гроул, массивный и высокий.

Мой взгляд метнулся к его лицу, но выражение его глаз заставило меня отшатнуться, и вместо этого я уставилась на его грудь.

Он схватил меня за руку.

Его хватка была крепкой, почти болезненной, но я не отстранилась.

Позади него моя мать всё ещё стояла на коленях рядом с отцом, с ужасным пустым выражением на лице, которого я никогда раньше не видела.

Гроул подтолкнул меня к двери, и когда я не отреагировала, он потянул меня за собой.

Полные слёз глаза Талии встретились с моими.

Я попыталась вырваться из хватки Гроула, но он будто не был человеком.

Казалось, он не замечал моего сопротивления. Я была надоедливой мухой, нападающей на льва.

— Подожди! — закричала я и, к моему удивлению, Гроул прекратил с непонимающим выражением на лице. Я повернулась, чтобы снова увидеть Фальконе. — Как же моя сестра и мать? Что с ними будет?

— Это не твоё дело, — сказал он со злобной усмешкой. Затем он взглянул на Гроула. — Убери её с моих глаз. Она мне надоела.

Гроул усилил хватку и потащил меня прочь, несмотря на мои протесты.

Талия попыталась побежать ко мне, но её остановил другой человек Фальконе.

Мать была вне нашей досягаемости, пойманная в ловушку своей печали.

— Кара! — Талия плакала, её глаза умоляли меня сделать что-нибудь, помочь ей.


Но как?

Гроул открыл дверь, и мы оказались снаружи.

Талия снова закричала, но её слова были неразборчивы.

Дверь между нами закрылась, и испуганные крики Талии стихли.

Я шла на автопилоте. Не то чтобы что-то изменилось, если бы у меня подкосились ноги. Гроул просто тащил бы меня за собой.

Наконец я отвела взгляд от дома.

Я не могла больше смотреть на него, зная, что, возможно, никогда его больше не увижу.

Когда мой взгляд остановился на высоком мужчине, который тянул меня к огромному чёрному Хаммеру, который слишком ему подходил, страх за мою сестру и мать отошел на задний план, поскольку моя собственная судьба была под вопросом.

Фальконе отдал меня своему самому жестокому бойцу.

Если я выживу сегодня, захочу ли я вообще жить?

Возможно, смерть покажется мне самой сладкой милостью после того, как Гроул покончит со мной.



Г Л А В А 6

Г Р О У Л

Мысли Гроула метались, пока он тащил Кару к своей машине.

Он часто думал, о том, как впервые увидел её на вечеринке у Фальконе. Он пожалел, что пошёл на вечеринку, в особенности потому, что её образ преследовал его во сне в последующие недели.

Он чувствовал себя обезьяной в костюме и знал, что выглядит так же. Знал, что босс только приглашает его, поэтому людям есть о чем поговорить. Даже после всех этих лет они всё ещё считали его монстром, которого нужно бояться.

Без сомнения, он был чудовищем. Но он был не единственным монстром в этой комнате. Он даже не был уверен, что он самый худший.

Многих людей он убил собственными руками, этого он не мог отрицать. Но он и не хотел. Он гордился тем, что совершал. По крайней мере, большей частью.

Убийство — единственное, в чем он был хорош. Он был лучшим.

И может, его талант к убийству сделал его одним из худших монстров, но он знал, как легко приказы убивать и калечить слетают с языков многих людей, собравшихся на этом балу, и как они наслаждаются своей властью.

Он не был уверен, что это не делает их такими же плохими. Но это было не то место, где он принимал решения.

Возможно, однажды всем им, включая Гроула, придется столкнуться с высшей силой. Этот день ни для кого не закончится хорошо.

Однако Гроул не слишком беспокоился. Он пережил ад, и всё ещё жил в нём. Ему нечего было бояться.

Ничто, что ожидало его после смерти, не могло причинить ему большего вреда, чем уже был причинён.

От него не осталось ничего, что не было бы сломано, ничего, что можно было бы уничтожить, за исключением, возможно, его тела, но это его тоже не беспокоило.

Он знал боль, даже агонию. Это была единственная константа в его жизни. Он почти привык видеть в этом друга. Что-то, на что он мог рассчитывать, что-то предсказуемое.

Нет, он не боялся ни боли, ни смерти. Фальконе всегда говорил, что это делает его таким ценным активом. И Гроул этим гордился, хотя слова, слетавшие с губ Фальконе, оставляли горький привкус.

Они принимали его за слабоумного, считали глупым комнатным песиком, который делал то, что от него ожидали, не имея ни малейшего представления о том, что они задумали.

Как одна из многих бойцовых собак, которых Фальконе и многие другие держали ради развлечений.

Но многие совершают одну и ту же ошибку — принимают молчание за глупость, приравнивают отсутствие слов к отсутствию понимания и знания. За эту ошибку они могут когда-нибудь поплатиться.

Он знал большинство их самых глубоких и темных секретов, просто потому, что они не держали свои грёбанные рты закрытыми в его присутствии. Они думали, что он не слушает, а даже если и слушает, как он вообще мог понять, что они говорят?

Он презирал их, но они хорошо платили и уважали его за силу и жестокость. Он не собирался использовать свои знания.

Ему не нужно было много денег на еду для собак, на себя, на женщин, и время от времени на выпивку. Ему нравилась его простая жизнь. Он не хотел её усложнять.

Он бросил взгляд на съежившуюся девушку на пассажирском сиденье.

Он надеялся, что она не станет осложнением. Едва ли он сможет вернуть её. Фальконе это не понравится. Не то чтобы Гроул собирался её возвращать. Она была его самым ценным достоянием на сегодняшний день.

Она смотрела в окно, не обращая на него внимания. Как и на вечеринке. Как и все они, пока больше не могли игнорировать его. Неужели она всё ещё думает, что выше его?