Святой из тени

Командор Альдрас ждал ее на причале. Он был слишком занят, выкрикивая приказы команде, чтобы обратить внимание на ее раскрасневшееся лицо или на кусочки Эдорика Ванта, которые обсыпали ей подол. Однако остатки божественного присутствия, может статься, заметил, потому как не спрашивал о причинах опоздания.

– Сидите тут, – велел он, указав на банку в стороне от скорой и шумной погрузки. Мотки проволоки и ящики, проштампованные гильдией алхимиков, занимали на борту прилично места, но главный груз – большая клеть – только что прибыл на телеге. По улице его везла четверка рэптекинов; звери яростно таращились на Эладору, бока лоснились от кровавого пота, с челюстей капала слюна. Моряки и портовые грузчики наскоро укрепили огромный короб, лебедкой подняли его на лодку. Клеть опустилась в паре дюймов от коленей Эладоры.

Отчалили они немедленно, как только ожил двигатель и завибрировал катер. Эладора сидела близко и слышала, как молотит камера сгорания. Моряки приткнулись рядом, подпирая клеть. Лодка легко помчалась по узкой заводи Мыса Королевы, направляясь в открытое море. Впереди шла подобная горе туша «Отповеди» в окружении флотилии буксиров и судов сопровождения.

Когда они обогнули плечо Мыса Королевы и вышли в залив, Эладора увидела перед собой всю приморскую часть города. Машущие толпы выстроились у Мыса Королевы на улицах и тянулись дальше в сторону Мойки.

На другом берегу гавани курились дымом раны Нового города.

Белые пристани Нового города были заполнены куда меньше – лишь горстка людей провожала суда на набережной, где она встречала Алика за несколько дней до Фестиваля. Черные точки на белом камне.

Позади нее над чем-то засмеялся матрос. Повернувшись, она заметила, как на припортовом краю Мыса Королевы подпрыгивает и безудержно машет руками кургузая фигура в длинном платье. Она подобралась к крепостной протоке так близко, как только позволялось публике – еще шаг, и ее задержут или застрелят. Эта личность размахивала своего рода шляпой и отчаянно пыталась привлечь их внимание. Толпа заходилась злым хохотом. Рядом обрушилась и растеклась какая-то метательная дрянь. И тогда эта фигура безрассудно бросилась в воду, поднимая неимоверные брызги. Зрители лежали от смеха, считая это комической вставкой на сегодняшнем представлении военной мощи. Пустое платье, окончательно разорвавшись, заколыхалось на поверхности.

– Подождите, – скомандовала Эладора. Она встала, но лодка убежала из-под ног, и ее бросило на штабель ящиков. Матрос выругался на нее. Альдрас повел взглядом, и Эладора показала ему на воду. Там, по-тюленьи разрезая гладь, плыло существо с прилизанной мокрой шерстью. Копытным упырям далеко до прекрасных пловцов, но сильные руки Барсетки несли ее к борту сквозь волны. Альдрас дал двигателю задний ход, и катер замедлился, давая возможность упырице нагнать и перевалиться через борт. От воды она отряхивалась на манер мокрой собаки.

– Она со мной, – сообщила морякам Эладора.

Барсетка присела на корточки рядом.

– Меня послал владыка Крыс, – произнесла она между судорожными вдохами. – Сказал, чтобы я ехала с вами.

Эладора снова встала, на этот раз более осторожно, и прошла к Альдрасу, управлявшему штурвалом.

– У вас не найдется куртки, на время дать моей спутнице?

– Упырихе? – Обычно упыри носили содранные с трупов обноски или вообще ничего. Барсетка была исключением своего племени. – Вон там в рундуке есть штормовки.

Эладора принесла брезентовую куртку и дала Барсетке.

– Спасибочки, – сказала упырица. Несмотря на тепло, она плотно натянула штормовку на плечи. – Я бы поехала куда угодно, лишь бы не на Чуткий.

Стремясь наверстать время, Альдрас приказал разогнать катер на полную скорость. Лодка не без труда справилась с тяжестью груза, но все-таки понеслась, прытко нагоняя «Великую Отповедь» и ее эскорт. Она проскочила вдоль борта «Отповеди», ложась на курс параллельно этой плавучей железной горе, что покачивалась уже за кормой. И полетела дальше, дальше на просторы залива.

Позади уменьшался Гвердон. Отсюда город выглядел хрупким, игрушечным – поместится на Эладориной ладони. Прелестная брошка, доставшаяся ей в наследство.

Они пронеслись мимо Колокольной Скалы. Впереди лежали длинные, приземистые очертания Чуткого.



Тюремщики отвели Алика двумя ярусами выше, в комнату в пределах старой тюрьмы. Три стула, письменный стол. И металлический ящик возле стены. «Там орудия допросного ремесла», – предположил он. Ну то есть ему полагалось считать, что в помещении полно тесаков и тисков для раздробления пальцев».

Его ждали два дознавателя. Один был круглолиц, с густыми усами и добрыми глазами, которые при иных обстоятельствах могли бы и дружески подмигнуть. Любящий отец, поневоле взявшийся за ремень, незлопамятный и отходчивый. Лицо другого дознавателя скрывал противогаз с линзами и дыхательными трубками, а на поясе висел пистолет. Стекла на глазах провернулись и щелкнули, когда арестанта усадили на место. Руны охранных оберегов неярко тлели – единственный свет в помещении давала подвесная, решетчатая жаровня.

– Я Эддер, – сообщил пожилой круглолицый. – Алик, не так ли? Я видел вас в Новом городе.

Эддер даже не обмолвился о замаскированной персоне по правую руку, никак не отмечая ее присутствие. Он достал пачку бумаг, зажег ручную лампу и начал читать. В течение нескольких минут молча изучал документы.

Украдкой, исподволь пробудился шпион. Проверил намерения Алика, его настрой, предложил выход. Признавая тем самым право личины на самостоятельное до некоторой степени существование. «Слушай меня, – нашептывал шпион, – делай как я, и Алик еще поживет».

– Я требую свидания с Эмлином. Он еще ребенок – его незаслуженно сюда упекли.

– Да, – согласился Эддер, – незаслуженно. – Снова зашуршали листы.

Щелкнули линзы. Дым от жаровни дрейфовал из-под потолка. Дымные разводы медленно разворачивались в воздухе и казались оторванными прядями паутины, когда на них падал свет лампы.

«Все отрицай, отрицай даже Эмлина, и шпион сумеет отсюда выйти». Шпион ткал в голове полотно оправданий: «Ужасное несчастье быть тронутым богом – вообще-то он не мой сын, я приютил его, ребенка дальних родственников, взял с собой по обязанности. Здесь ему будет лучше всего. Джалех пыталась его смирить, но не справилась, почему бы теперь этим не заняться вам? Будет кому за ним ухаживать, оно и к лучшему, что вам о нем дали знать. Кстати, кто бы это мог быть? Ах да, простой незнакомец проявил доброту».

– Хотите чего-нибудь съесть или выпить, прежде чем мы начнем? – спросил Эддер. – Я так и так собирался налить чашку чая, поэтому никаких неудобств.

– Нет. Я позавтракал. – Завтрак необычно тяготил желудок. После него стало еще труднее сосредоточиваться. Может, и в пище наркотики.

– Хорошо. Тогда давайте начнем. – Эддер достал из-под стола резиновую маску, подсоединенную к медному сосуду с каким-то газом. Вдохнул поглубже. «Чистый воздух, – догадался шпион, – в противовес усыпительной морилке из кадильницы. Хочет прочистить голову перед допросом».

– Вы из Маттаура? – спросил Эддер.

– Из Севераста. Плыл через Маттаур.

– И вы бежали из Севераста после завоевания его Ишмирой?

– Да.

– После, – уточнил Эддер, – или во время?


– После.

– Присутствовали ли вы, – спросил замаскированный дознаватель, – при Расколе?

– Это было до вторжения. Как раз потом они и явились.

– Опишите Раскол.

Алика там не было. Был шпион.

Земля содрогалась. Разламывались надвое храмовые алтари. Ослепленные жрецы в помешательстве ползали по улицам. Святые убивали святых. Кракены в бухте зарывались в ил, обвивая друг друга смертельными объятиями щупалец. Царица Львов отбросила меч и подняла золотой щит. В полумраке храма Ткача Судеб священники с ножами в руках отыскивали тех, чьи души ближе к богам Ишмиры, чем к богам Севераста, и выбраковывали их в расход. Вся кровь на том полу, все эти жертвы сюда его и привели. И от шпиона зависит, не будут ли они напрасны.

Шпион заставил Алика пожать плечами.

– Богословский спор среди священнослужителей. Никто не придавал ему особого значения, пока ишмирцы не объявили нас еретиками и не напали.

– Алик – это ваше настоящее имя?

– Да, – отвечал Алик. Шпион тут же поправил: – Теперь. Но прежде я звался Сангада Барадин.

Линзы зажужжали. Эддер сделал пометку.

– И вы под этим именем прибыли в Гвердон? – задал вопрос Эддер.

– Мы… я и Эмлин приехали не по обычным каналам. Везде творился раздрай – мы едва успели выбраться из Маттаура, пока он тоже не пал под Ишмирой.

– Ясно, – пробормотал Эддер. – Такое, разумеется, бывает. Случаются недосмотры. Впрочем, ваш случай не совсем обычный. Скажите, когда вы прибыли, были ли у вас в городе друзья? Может, бывшие коллеги? Или вам кого-то рекомендовали в Маттауре?

– Я – купец. У меня много деловых контактов. Гвердон – торговый город.

Еще одно примечание.

– Той, кого вы знали, была Анна Верзь? Или, может, Тандер Верзь?

Как много им известно? Эмлин заговорил? Или Дредгер? Нет, торговец оружием слишком глубоко увяз в деле – незаконно вложился в выборы и помогал экипировкой. Кто-то еще. Джалех? Барсетка? Или кто-то, с кем шпион никогда не общался – например, бармен из таверны «Королевский Нос»?

Он заставил себя рассмеяться:

– Они, стало быть, по отдельности не продаются?

– Уже продаются, – произнес задрапированный дознаватель. Противогаз искажал его голос.

– Как произошло ваше знакомство с Верзями?

«Тандер мертв. Вали на него».

– Я немного знал Тандера, когда он служил наемником. Я тогда поставлял припасы во время кампании в Северасте. Он просил его отыскать, если я приеду в Гвердон.

– Тандер когда-нибудь рассказывал вам о мерах гвердонской обороны?

– Может, и говорил, я не помню.

– Давайте теперь об Эмлине. Он – ваш сын?

Шпион уже хотел приступить к изложению своей правдоподобной выдумки, но губы Алика не захотели ему содействовать. Лишь вымолвили:

– Да. – Шпион постарался скрыть прозвеневшую тревогу и свой гнев на такую беспросветную тупость. Все дело в успокоительном газе – должно быть, газ мутит рассудок и оглупляет мысли.

Эддер глотнул новую порцию чистого воздуха из дыхательного забрала. Улыбнулся шпиону, словно разгадал замешательство Алика.

– Он был избран Ткачом Судеб?

– Ему оказали честь стать избранником. У нас Ткачу Судеб поклонялись иначе. Не так, как в Ишмире. Наш Паук ткал достойную судьбу для всех жителей города, и избранные жрецы могли странствовать по его сетям, прозревая будущее.

– Но Севераст пал и отныне завоеван Праведным Царством Ишмиры, – проронил дознаватель в маске с лязгом победного упоения в голосе. – Продолжал ли ваш Эмлин поклоняться Ткачу Судеб впоследствии?

– Иногда.

– Посещал ли он Папирусные гробницы? Ишмирский храм Паука?

– Вероятно, один или два раза.

– Проявлял ли он какой-нибудь сверхъестественный дар? – спросил Эддер. Его перо черкало заметки в блокноте. Замаскированный дознаватель сидел неподвижно, только линзы щелкали при оборотах и немного подрагивала рука у пистолета на поясе.