Святой из тени

– Ты знала про этого Ползущего?

Сильва пожала плечами:

– Нет. Я знала, что Джермас намеревался… пережить свою смерть, но посчитала это всего лишь бредом умирающего. Порой он так путано изъяснялся.

– Ты знала о его экспериментах? О его поклонении Черным Железным Богам? О Карильон?

– Да. Вся семья знала, в той или иной степени. Я даже… – Сильва осеклась, а потом подтянула рукав платья, открывая предплечье, испещренное сотней застарелых ожогов, язвочек, шрамов. – Его одержимость всех нас сбила с толку, а когда зло в отце осознала я, то сбежала. Я искупила грех – и уберегла от него тебя. О, дед бы любил тебя, дитя, достанься ты ему на воспитание. Самонадеянный, он бы обрек твою душу проклятью и заставил случаться с дьяволами из бездны! Почему, ты думаешь, я покинула дом? Вышла за твоего отца, переехала на этот дурацкий хутор в Вельдакре? Да чтобы убраться от него подальше!

– Но ты возвращалась. Привозила с собой меня. – Они несколько раз посещали особняк Таев, когда Эладора была маленькой, до того, как святые Хранителей под покровом ночи напали и поубивали всю семью. – И это Келкин донес на него церкви, а не ты! – Эладора старалась выговаривать ровно, однако последние слова прозвучали отчаянным обвинением.

– Я… поддалась слабости, – запнувшись, призналась Сильва. – Отцу твоему не хватало мозгов вести бизнес, а деньги нужны… и я до конца не понимала, что происходило тогда. Вначале со стариком не все было плохо. И… – Сильва замолкла, и Мхари пришла на выручку.

– Все знали про Джермаса, что он, хм, эксцентричен. Он вечно водился с бунтарями-алхимиками и чародеями, помог Эффро Келкину впустить в Гвердон религии чужеземцев. Все знали, что он со странностями – только не подозревали, насколько далеко это зашло. Настоящая дрянь началась только в последние годы – когда Сильва уже уехала, когда ты родилась. Когда маленькая Карильон… слушай, Сильвушка, я бы даже сказала, что это ты не давала ему впадать в худшие крайности. Дела совсем испоганились только с твоим отъездом.

Эладора вполуха слушала Воллер и не сводила глаз с матери.

– Как насчет Карильон? Ты знала, кто она такая?

– Байстрючка моего брата? Ребенок, которого я чаяла спасти из-под крова греха? Шип в моем сердце? – Сильва шипела. – Кто же?

– Специально выведенная Черная Железная святая.

– Я знала, что она порченая. Мы все такие – и ты, и я в том числе. Я годами пыталась тебя уберечь! Мне казалось, все пошло прахом, когда ты переехала сюда, в этот рассадник порока, но ведь еще не поздно! Огни Сафида очистят наши израненные души, лишь бы нам хватило веры! – слюна брызнула на хрусталь и фарфоровые тарелки. Мхари Воллер ласково взяла Сильву за руку.

– Уже все хорошо, дорогая. Джермаса больше нет.

– Она ли? – зашипела Сильва и стиснула ладонь. – То чудовищное дитя?

Воллер стремительно убрала руку Сильвы под стол. Эладора нахмурилась – что-то только что произошло, но она не могла сказать что. Мать пустила себе кровь, процарапав ногтями кисть? Или что-то сломала? Вдобавок слегка запахло горелым.

– С прошлым покончено. – Воллер перевела дух. – Мы должны мыслить о будущем. Эладора, деточка, ты молодец – Джермас ускорил Кризис, а ты его пресекла. Вы со святою Алиной уничтожили то, что осталось от Джермаса и не дали алхимикам забрать себе город. Джермас не единственный одержимый, вознамерившийся прикарманить богов – равновелика вина и алхимиков, прежде всего прошлой гильдмистрессы Роши. Но виновата и я, вместе с однопартийцами из «Города Вперед». Мы так упивались богатством и властью, что перестали отличать правое от дурного.

– Все мы грешники, родная. И пришло время восполнить ущерб.

Эладору внезапно озарило. Неужели ее зазвали на совместное сафидийское самоубийство? Сафидисты верят, будто сожжение соединит душу с Хранимыми Богами. В воображении рисовалась флогистонная бомба под скатертью, и пока Воллер допивает остатки вина, сумасшедшая мать давит на стержень взрывателя. До того абсурдная мысль, что она не удержалась от смеха.

Воллер продолжала:

– Мы построим для города стабильное будущее. Ты помощница Эффро. Он прислушивается к тебе. Ты сможешь убедительно донести ему наше предложение.

– Кто такие мы? – спросила Эладора.

– Церковь, – каркнула Сильва, – всеблагая церковь Хранителей Веры. Истинной веры Гвердона.

– Так что, вы хотите сговориться до выборов? Вступить в соглашение против барыжников?

– Мы хотим вернуть Келкина в веру, – сказала Воллер. – Ты же знала, что некогда он обучался на священнослужителя? Мы хотим вернуть Келкина в лоно церкви. Перед лицом Божьей войны город нуждается в едином правительстве, едином мирски и духовно. Мы хотим поклоняться воинствующим богам, наперекор городским запретам. В одном твой дед был прав: для защиты от нападений городу нужны сильные боги. И времени у нас мало.

Эладора лишилась речи. Воллер только что мимоходом отбросила сорок лет собственной борьбы и убеждений. Что могло заставить ее пойти на полный пересмотр всего?

– А еще что? Нарушить нейтралитет? Отменить акт о Свободном городе? У вас обеих что, совсем поехала крыша?

Сильва побагровела лицом, в глазах полыхнула ярость. Эладоре виделись в них вспышки занебесного света, а когда мать заговорила, то в уютном зальчике словно разразился гром. Треснули хрустальные кубки, обагрив, точно кровью, скатерть.

– Это наш шанс на искупление, глупая! НЕ СМЕЙ НАСМЕХАТЬСЯ! – Сильва вскочила, нависла башней гнева. Сухонькие ладони уцепились за стол – и пальцы продавили твердую древесину. В миг ее облекла сияющая броня, осиял огонь.

Эладора шлепнулась с кресла и съежилась под снизошедшей на мать благодатью. Перед ужасом святости.

– Сильва, прошу тебя, пожалуйста, сядь, – сказала Воллер. Она тоже напугана, но не потрясена. Святой звездный свет угас, и Сильва повалилась назад на седушку. Броня расточилась. Она сгорбилась, начала всхлипывать, и Эладора не могла разобрать – были то слезы жалости или религиозного экстаза.

– Ну же, Сильвушка. Хватит таких выступлений. Давай-ка тебя отряхнем. – Воллер осторожно повела Сильву в дамскую комнату. – Эладора, подожди минутку. Понимаешь… важнее этого нет ничего на свете.

Пожилые дамы вышли. Эладора, трясясь, уселась обратно за поломанный стол. Краткий, страшный взрыв святости ее матери перебил весь хрусталь. По старинному зеркалу на стене, как застывшая молния, пролегла трещина. На скатерти едва различимые коричневатые пятна. Буквы – догадывалась Эладора – Литания Хранителей, чудотворным оттиском выжженная на ткани.

Она услышала, как сзади открылась дверь.

– М-м-моя м-мать побила посуду, – сказала Эладора, подразумевая вернувшегося официанта.

– Кажется, я многое пропустил.

Лысый мужчина средних лет ухмылялся сломанными зубами. Синтер. В некотором смысле жрец. Начальник шпионской сети церкви Хранителей. Она ненадолго виделась с ним в Кризис, вскоре после того, как он попытался казнить сестру, дабы та не смогла применить свою силу. Синтер предоставил тогда Эладоре ночлег, но его человек оказался предателем и продал ее посредникам Джермаса Тая.


Эладора подозревала, что Синтер был одним из тех, кто допрашивал ее после Кризиса, но, увы, ту неделю не восстановить в памяти. Об иных осколках прошлого, таких, как Мирен, как Онгент, она не думала сознательно, но дни сразу по прошествии Кризиса просто не помнила – кроме размытых лиц и запаха лекарств.

– Мисс Даттин, – сказал Синтер, усаживаясь в кресло матери. Он примерил трехпалую ладонь ко вмятинам на столешнице после Сильвы. Пробормотал:

– Вышние боги… неисповедимы пути Хранимых, ибо сильнейшие свои блага расточают они на самых нескладных баб. Как я понял, у вас в отношеньях с мамулей все превосходно – как у дома под огнем артиллерии.

– Мхари Воллер выдвинула предложение. Я отвергла его. Мать оказалась недовольна. И, по-видимому, избрана богами.

– Нежданно нам тут святых привалило.

– А я считала, что Алина была последней. – По ходу Кризиса церковь сумела отрядить одну-единственную боевую святую, и пускай Алина Священного Пламени творила настоящие чудеса, все равно резкий закат могущества церкви был налицо.

– Она и была. Но наступили перемены. – Синтер пожал плечами. – Кризис подстегнул наших горних друзей. В глубине материка случилось много чудесных событий. На сельских жрецов-стариканов да молодых здоровых парней-пастухов посыпалась святость. Хороший урожай выдался в этом году. На моей памяти – лучший.

Она представила, как боги спасались, покидая Гвердон в Кризис. Метались, как скот, застигнутый хищником в стойле. Удирали за холмы в поисках укрытия. В поисках оружия. Боги слепо хватали первых пригодных смертных – и им попалась мать. Сбылась всегдашняя мечта Сильвы.

– «Всецело препоручить душу свою божественной воле», – процитировала Эладора, – вот только не знаю, пришлось ли кому-нибудь из них выбирать.

– Ничего себе, – ухмыльнулся священник, – это же ересь. Подразумевать, будто боги якобы не бесконечно мудры и всеведущи. А святость полагать стечением обстоятельств и невезения, будто в глуши во время нежданной бури попасть под молнию. Стыдитесь, барышня. Разве мать вас ничему не учила? – Его сальное добродушие неприятно, но куда менее страшно, чем материнский гнев.

– Святая Алина сравнивала Хранимых Богов с коровами. Говорила, они вроде прекрасных, безмозглых животных.

– Что ж, кому и знать, как не ей. Однако… – Он побултыхал вино, вперился в стакан, – не все так просто, как обоссать два пальца. А они сидят на заднице как ни в чем не бывало. Пока все летит вразнос.

– С Хранимыми Богами? – Ей стало интересно, кто такие «они».

– Да с чем угодно. – Он выбрал вилку и за разговором принялся за остатки закуски Мхари. – Гляди, как оно видится мне. Город – это большой поезд, мотор стучит, и вагоны катят по рельсам. Если машина заправлена и смазана, вдоволь хлеба и денег, и всякой ерунды, и ты не жмешь на рычаги как припадочный, то она проедет сколько угодно, пока цела дорога. Когда-нибудь кто-нибудь пытается свести состав с рельс – навроде твоего деда, – их надо осаживать, чтобы и дальше гладко катить по пути.

Он негодующе рыкнул.

– Но вот некие люди съехали с рельс, а у нас не нашлось сил втащить их за шкирку обратно – в основном я про Рошу, хотя она не единственная такая шкура. И все вырвалось из-под контроля, и приходится лишь надеяться, что котел не жахнет к чертям собачьим. – Он указал вилкой на Эладору. – Твой Келкин это понимает. Все понимают. Ты погляди на них. Никому неохота быть машинистом, когда происходит такое. Ты думала, Кризис окончен? Вот он, Кризис, полным ходом. Роша потянула за длинный красный рычаг, и как остановиться, никто не знает.

Эладора решила, что утомилась от циничных старших, которые объясняют ей, как устроен мир.

– Скажите, господин Синтер, вы пришли сюда как представитель патроса? – Если Синтер до сих пор сотрудник головной церкви и патрос разделяет его видение города, мчащегося навстречу катастрофе…

– Я просто околачиваюсь у него под боком, девочка. Скромный слуга, вот кто я таков. – Он взял матерчатую салфетку, собираясь утереть лицо, а вместо этого вытряс из ткани осколки зеркала. – Нижние боги.

Мхари Воллер и мать вернулись с оравой официантов, которые сменили скатерть с такой быстротой, что впору было заподозрить колдовские чары. Разбитое стекло убрали, разбросанную еду подмели, как по волшебству появились новые приборы. Один официант подобрал с пола у кресла Сильвы ножик со свернутой рукояткой – четыре вмятины совпадали со стиснутыми пальцами Сильвы, а лезвие обуглилось, словно побывало в огне. Без промедлений и не изменившись в лице, официант смахнул его вместе с остальным мусором. Мгновение – и кроме поврежденного стола да трещины в зеркале не осталось никаких признаков божественного вмешательства.

– Ваше святейшество! Замечательно, что вы смогли оторваться от государственных дел, – выпалила Синтеру Воллер. Она помогла Сильве опуститься в кресло. У Сильвы раскачивалась голова, глаза разъехались в стороны. Она что-то бормотала под нос. Эладора задумалась, не случился ли с матерью удар и обнаружила, что не имеет никакого желания сблизиться с ней, прийти на помощь или утешить. – Нас переполняет восторг, – радостно заявила Воллер и потрепала Сильву по руке.

Вокруг опять закружились официанты, внося второе. Синтер углубился в стейк; Эладора потолкала по тарелке рыбу. Изысканное приготовление, но ей его не переварить.

– Много вы ей рассказали? – промычал Синтер с набитым ртом. Он уже съел едва не все подчистую.

Эладора ответила прежде других:

– Вы хотите от моего руководителя невозможного, и я еще должна передать вашу абсурдную п-просьбу?

– С полным уважением, – сказала Воллер. – Переговоры уместны. Если Келкин хочет сохранить лицо, мы, к примеру, можем оформить это как пакт. Но богов нельзя отвергать.

– Огонь уничтожит нечистых, – добавила Сильва. – Шторм смоет останки, а их пепел порастет цветами. – К еде она не притронулась. Только таращилась в пол, и, как показалось Эладоре, со страхом, мать вообще не понимала, о чем говорит. Эладора видала прежде, как иные существа, старейшие упыри, вещали чужим человеческим ртом.

– И в корне изменится наша политика. – Синтер рукавом вытер губы. – Мне нравится Келкин. Нет, правда. Если начистоту, он управляет городом лучше всякого набожного мужлана, которого могли бы выдвинуть наши. Но ему нужно пойти нам навстречу, а не устраивать войну. Он не видел и половины того, что церковь выкатит на поле боя, если придется.

С Эладоры этого гадюшника уже довольно. Она отодвинула кресло и поднялась.

– Будьте спокойны, я передам господину Келкину полный отчет об этой трапезе – не исключая угроз.

Мхари Воллер откинулась на спинку, словно признав поражение, и изрядно отхлебнула вина. Сильва Даттин не пошевелилась и не отозвалась на уход дочери.

– Доброй ночи, матушка. Леди Воллер. Спасибо вам за… – Эладора неопределенно махнула на три непочатые тарелки, – вино.

Синтер вскочил вслед за ней.

– Я провожу вас до станции.

– Это же Серран, а не Мойка. Нет необходимости.

– Кто знает, – тихо проговорил Синтер.

– В прошлый раз под вашим присмотром меня похитили и бросили на жертвенный алтарь, не успела кончиться ночь. – Эладора сняла с крючка пальто, проигнорировав ужас на лице портье, намеревавшегося подать ей одежду. Она знала, что открыто упоминать события Кризиса не стоит, но если мать – ее пресвятая мать – чудесит налево-направо за ужином, то печать секретности, по всей видимости, уже вскрыта.

– Справедливый упрек, – заметил Синтер, – и все же позвольте снова предложить вам защиту. Как было сказано, вы не представляете себе грядущего. Когда потеряно все, помощи ищут у богов.