Священная ложь
Часть 47 из 53 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Интересно, придет ли попрощаться доктор Уилсон? Или он уже потерял ко мне интерес, поняв, что я все равно не расскажу ему правды, на которую он так рассчитывал?
А еще интересно, что ждет меня дальше. Потому что, даже когда меня освободят, через год, или два, или пять, мне все равно некуда будет идти, и я застряну на месте, как родители в свое время застряли в трейлерном парке, утонув в каждодневной рутине, когда на заднем дворе растут сорняки, а ржавый грузовик по утрам ломается. И только Пророк с каждым своим шагом озарял их жизнь небесным сиянием.
Теперь я почти понимаю, что если угодить в такую рутину, то сбежишь куда угодно, лишь бы обрести наконец свободу.
Однако я не знала этого тогда, в последний раз, когда видела Общину, прежде чем ее поглотил огонь. В ту ночь в голове билась одна мысль – забрать Констанс. Спасти ее…
* * *
Джуд подхватил Констанс на руки. Она забилась, вырываясь, и ее крики эхом разлетелись по пустому дому. Мы сбежали вниз по лестнице, Джуд свободной рукой распахнул заднюю дверь. На пороге стоял мой отец. Я увидела его лишь мельком, потому что Джуд захлопнул дверь и крикнул мне:
– Беги!
Мы бросились к главному входу… Поздно. Они собрались там все – выскочили из Зала Пророчеств и столпились во дворе, держа в руках фонари. Глаза у них горели от гнева.
Мужчины кинулись на нас. Джуд поставил Констанс на землю и вскинул руки. В реальном мире это означало бы капитуляцию – но мы были отнюдь не в реальном мире. Мы угодили в какой-то кошмар, где справедливости не нашлось места.
Дьяконы выволокли Джуда в центр двора, вспахивая его ботинками мерзлую землю. Меня схватили, железной хваткой сковав незажившие культи. Я ахнула от боли, перед глазами встала белая пелена.
Видя красные злые лица собравшихся людей, я понимала, что их уже не спасти. Думала, позову за собой Констанс, обещая свободу, и остальные тоже потянутся вслед за нами… Увы, они и так считали себя свободными.
Из толпы вышел Пророк, высоко поднимая над головой керосиновый фонарь. Он поднес лампу к лицу Джуда, который брыкался, прижатый к земле, потом глянул на меня и, судя по ледяной ухмылке, сразу все понял.
Пророк подошел к Констанс.
– Что случилось, моя будущая жена?
– Минноу вернулась с этим юношей, чтобы меня украсть. Они живут там в лесу вместе, во грехе.
Толпа шумно выдохнула. Пророк выпрямился и раскинул руки в стороны. Знакомая поза. Сейчас начнет читать проповедь. Обдумывать кару.
Пророк принялся разглагольствовать про блуд и грех, про вечное проклятие и братание с райманитами, однако лицо у него оставалось спокойным. Даже радостным. Счастливым. Наконец-то ему выпал шанс покарать кого-то от души. Джуд бился на земле, вырываясь из рук дьяконов.
Наконец Пророк закончил обличительную речь, и во дворе повисла тишина, такая пронзительная, что слышно было, как скрипят деревья. Пророк наслаждался каждой секундой. Растягивал молчание, глядя то на меня, то на дьяконов.
– Убейте райманита.
Я увидела, как эти два слова слетают с его губ. До сих пор слышу их в голове. Словно молитву. Гимн. Перебираю, будто четки. Именно в ту секунду я поняла, что у всего есть своя цена. У веры тоже. Как и у глупой надежды, что можно вырваться на свободу.
Дьяконы встали, и на мгновение повисла пауза, когда Джуд еще мог, наверное, вскочить и убежать. Он приподнялся на локте – а в следующий миг дьякон Иеремия подскочил и с размаху ударил его кулаком в лицо. Джуд снова рухнул на землю, только уже с кровавой отметиной вокруг глаза.
Я следила за взмахом каждого тяжелого ботинка, каждого сжатого кулака; видела, как хлынула кровь изо рта Джуда после первых же ударов, как вылетел коренной зуб, отписав дугу в воздухе и упав куда-то в грязь, словно семечко подсолнуха. Как раздулась у него щека, наливаясь кровью, а потом лопнула, точно нарыв, после прицельного удара дьякона Тимоти. Как дьяконы по очереди колотили Джуда ботинками и кулаками, локтями и коленями, и вскоре тот перестал двигаться. Я закричала – лишь затем, чтобы не слышать чавканья, с которым кулаки врезались в живую плоть.
Я не молилась, когда мне отрезали руки, – тогда все случилось слишком быстро, и мозг не успел осознать происходящее. Но теперь я умоляла Господа – Чарли, кого угодно, – чтобы этот кошмар прекратился.
– Самуил! – крикнул Пророк моему отцу, который стоял в стороне со своими женами. – Дьякон ты или нет?
Отец с силой сжал губы. Заметно сглотнул и вышел в центр, где избивали Джуда. Замахнулся, чтобы ударить, а я закрыла глаза, по-прежнему визжа на одной ноте, потому что Джуд уже перестал кричать. И стонать тоже.
Женщины нервничали, закрывая детям глаза. Бешеная энергия в толпе стихала, потому что Джуд из юноши превратился в безликую потрошеную тушу. Дьяконы утомились, удары посыпались реже. На поляне стало так тихо, что слышны были лишь мои рыдания.
Наконец отец негромко произнес: «Хватит». Дьяконы, залитые кровью, лоснясь от пота, перевели взгляд с него на Пророка. Тот кивнул, и мужчины отошли и неловко встали полукругом, переминаясь с ноги на ногу. Тело чужака на земле выглядело странно, будто прожектором подчеркивая всю дикость происходящего. Меня наконец отпустили, и я, ринувшись к Джуду, упала возле него на колени.
Он хотел улыбнуться, но изо рта во все стороны торчали сломанные зубы. Попытался заговорить, но только булькнул горлом.
А потом, сглотнув кровь, выговорил:
– Каждый день… и каждый вечер… пой и веселись.
Голос эхом разнесся по поляне. Слезы закапали у меня с носа, струйками размывая кровь у него на щеке.
– Пусть по счету платить нечем… пой и веселись, – прошептал Джуд.
– …Пусть продали мы автобус и заложено жилье, – подхватила я, потому что он вдруг замолчал, силясь сделать вдох. – Но улыбку не отнимет… никакое дурачье…
Глаза Джуда закатились. Сквозь шум в ушах донеслись слова Пророка: «Райманит мертв», и кто-то сильный – скорее всего, отец – поднял меня с колен.
– Нет! – закричала я, вырываясь из его рук.
Земля была такой мерзлой, что кровь не впитывалась, а струйками подбиралась к толпе, норовя промочить штанины и подолы платьев. Люди суетливо пятились, словно шарахаясь от самой смерти.
Я колотила отца по рукам, как должна была сделать много лет назад, потому что хотелось только одного: смотреть в лицо Джуду. Глаза застилало слезами и раскаленной добела яростью, и оставалось лишь снова и снова звать его по имени, чтобы, если он жив, Джуд знал, что я рядом.
Последнее, что помню, прежде чем меня уволокли, – как случайно увидела в кустах Вейлона. Тот выглядывал из-за дерева. Должно быть, проследил, куда мы идем.
Разинув рот в немом крике, Вейлон вцепился в свое лицо пальцами, будто когтями.
Он встретился со мной взглядом. Я открыла рот и заорала:
– БЕГИ-И-И-И-И-И!
Глава 54
Жизнь идет своим чередом. Впрочем, вовсе не так. Это мой последний день в колонии для несовершеннолетних. Мне в последний раз предстоит выпить порошкового супа в столовой. Пройтись по коридорам в компании девушек в рыжих комбинезонах. Последний раз увидеться с Энджел. Последний раз идти на урок чтения. Я сажусь рядом с Рашидой на перевернутое ведро возле кресла-качалки, а мисс Бейли открывает «Дающего»[22] и начинает читать нам историю про необычного мальчика.
Джуд прямо сейчас ждет меня в горах. Одним ухом слушая мисс Бейли, я прокручиваю в голове ориентиры, которые укажут путь к его пещере: к югу от изгиба большой реки, возле пруда с цаплями, где мы однажды ловили рыбу. Место, где он хочет провести со мной остаток жизни; дикая пещера, где мы, по его мнению, будем счастливы…
В дверь класса стучат. Заглядывает Бенни.
– Мисс Бейли, простите. Минноу срочно вызывают к коменданту.
– А нельзя ли подождать до конца урока? – недовольно спрашивает та.
– Нет, дело важное. Какой-то официальный запрос.
Мисс Бейли вздыхает.
– Ладно. Иди.
Я выхожу и шагаю вслед за Бенни. Та ведет себя странно: заглядывает за угол, прежде чем свернуть, и топает гораздо быстрее обычного. Я едва за ней успеваю.
– Куда мы идем? – спрашиваю я.
– Тихо! Разве непонятно, что нас здесь быть не должно?
Мы подходим к моей камере. Дверь открыта, а возле койки стоит Энджел, сцепив перед собой руки.
– С днем рождения! – объявляет подруга, зачем-то указывая на койку.
– Что происходит? – удивляюсь я.
– Мы решили устроить тебе сюрприз. Я же говорила, кто здесь главный?.. Давай! Открывай наши подарки!
На моей койке уже лежат несколько предметов. Прежде всего книга с изображением галактики на обложке.
– Я дарю тебе твой собственный экземпляр «Космоса», – говорит Энджел. – Пригодится, где бы ты ни была. Это Бенни помогла мне заказать.
Я бережно глажу книгу по корешку, поднимаю глаза и чуть слышно шепчу:
– Спасибо.
– А Бенни дарит тебе испанский дублон.
Та держит в пальцах монетку с грубо обработанными краями. Я зажимаю ее в культях.
– А зачем он нужен?
– Это всего лишь копия, – говорит Бенни. – Раньше, во времена пиратов, если ты терял руку или ногу, капитан давал тебе денег. За руку, например, полагалось тридцать дублонов. Не как плата, а скорее как признание доблести. Ради справедливости, если так можно выразиться. Вот я и решила, что тебе небольшая компенсация тоже не повредит.
Я улыбаюсь ей, и в животе заметно теплеет.
– Спасибо, Бенни, – говорю я и кладу монетку поверх книги.
Последний подарок – коробка из-под обуви. Крышка уже снята и лежит в сторонке. Внутри видно только горку мятой золотистой бумаги.
Я осторожно роюсь в ней, пока культей не нащупываю что-то холодное. Раздвигаю бумагу и вижу… серебряные руки. Не сразу понимаю, что это, но сердце судорожно колотится, узнавая. Они блестят даже в свете лампы. Пальцы тоньше настоящих, худые, как сучковатые веточки.
А еще интересно, что ждет меня дальше. Потому что, даже когда меня освободят, через год, или два, или пять, мне все равно некуда будет идти, и я застряну на месте, как родители в свое время застряли в трейлерном парке, утонув в каждодневной рутине, когда на заднем дворе растут сорняки, а ржавый грузовик по утрам ломается. И только Пророк с каждым своим шагом озарял их жизнь небесным сиянием.
Теперь я почти понимаю, что если угодить в такую рутину, то сбежишь куда угодно, лишь бы обрести наконец свободу.
Однако я не знала этого тогда, в последний раз, когда видела Общину, прежде чем ее поглотил огонь. В ту ночь в голове билась одна мысль – забрать Констанс. Спасти ее…
* * *
Джуд подхватил Констанс на руки. Она забилась, вырываясь, и ее крики эхом разлетелись по пустому дому. Мы сбежали вниз по лестнице, Джуд свободной рукой распахнул заднюю дверь. На пороге стоял мой отец. Я увидела его лишь мельком, потому что Джуд захлопнул дверь и крикнул мне:
– Беги!
Мы бросились к главному входу… Поздно. Они собрались там все – выскочили из Зала Пророчеств и столпились во дворе, держа в руках фонари. Глаза у них горели от гнева.
Мужчины кинулись на нас. Джуд поставил Констанс на землю и вскинул руки. В реальном мире это означало бы капитуляцию – но мы были отнюдь не в реальном мире. Мы угодили в какой-то кошмар, где справедливости не нашлось места.
Дьяконы выволокли Джуда в центр двора, вспахивая его ботинками мерзлую землю. Меня схватили, железной хваткой сковав незажившие культи. Я ахнула от боли, перед глазами встала белая пелена.
Видя красные злые лица собравшихся людей, я понимала, что их уже не спасти. Думала, позову за собой Констанс, обещая свободу, и остальные тоже потянутся вслед за нами… Увы, они и так считали себя свободными.
Из толпы вышел Пророк, высоко поднимая над головой керосиновый фонарь. Он поднес лампу к лицу Джуда, который брыкался, прижатый к земле, потом глянул на меня и, судя по ледяной ухмылке, сразу все понял.
Пророк подошел к Констанс.
– Что случилось, моя будущая жена?
– Минноу вернулась с этим юношей, чтобы меня украсть. Они живут там в лесу вместе, во грехе.
Толпа шумно выдохнула. Пророк выпрямился и раскинул руки в стороны. Знакомая поза. Сейчас начнет читать проповедь. Обдумывать кару.
Пророк принялся разглагольствовать про блуд и грех, про вечное проклятие и братание с райманитами, однако лицо у него оставалось спокойным. Даже радостным. Счастливым. Наконец-то ему выпал шанс покарать кого-то от души. Джуд бился на земле, вырываясь из рук дьяконов.
Наконец Пророк закончил обличительную речь, и во дворе повисла тишина, такая пронзительная, что слышно было, как скрипят деревья. Пророк наслаждался каждой секундой. Растягивал молчание, глядя то на меня, то на дьяконов.
– Убейте райманита.
Я увидела, как эти два слова слетают с его губ. До сих пор слышу их в голове. Словно молитву. Гимн. Перебираю, будто четки. Именно в ту секунду я поняла, что у всего есть своя цена. У веры тоже. Как и у глупой надежды, что можно вырваться на свободу.
Дьяконы встали, и на мгновение повисла пауза, когда Джуд еще мог, наверное, вскочить и убежать. Он приподнялся на локте – а в следующий миг дьякон Иеремия подскочил и с размаху ударил его кулаком в лицо. Джуд снова рухнул на землю, только уже с кровавой отметиной вокруг глаза.
Я следила за взмахом каждого тяжелого ботинка, каждого сжатого кулака; видела, как хлынула кровь изо рта Джуда после первых же ударов, как вылетел коренной зуб, отписав дугу в воздухе и упав куда-то в грязь, словно семечко подсолнуха. Как раздулась у него щека, наливаясь кровью, а потом лопнула, точно нарыв, после прицельного удара дьякона Тимоти. Как дьяконы по очереди колотили Джуда ботинками и кулаками, локтями и коленями, и вскоре тот перестал двигаться. Я закричала – лишь затем, чтобы не слышать чавканья, с которым кулаки врезались в живую плоть.
Я не молилась, когда мне отрезали руки, – тогда все случилось слишком быстро, и мозг не успел осознать происходящее. Но теперь я умоляла Господа – Чарли, кого угодно, – чтобы этот кошмар прекратился.
– Самуил! – крикнул Пророк моему отцу, который стоял в стороне со своими женами. – Дьякон ты или нет?
Отец с силой сжал губы. Заметно сглотнул и вышел в центр, где избивали Джуда. Замахнулся, чтобы ударить, а я закрыла глаза, по-прежнему визжа на одной ноте, потому что Джуд уже перестал кричать. И стонать тоже.
Женщины нервничали, закрывая детям глаза. Бешеная энергия в толпе стихала, потому что Джуд из юноши превратился в безликую потрошеную тушу. Дьяконы утомились, удары посыпались реже. На поляне стало так тихо, что слышны были лишь мои рыдания.
Наконец отец негромко произнес: «Хватит». Дьяконы, залитые кровью, лоснясь от пота, перевели взгляд с него на Пророка. Тот кивнул, и мужчины отошли и неловко встали полукругом, переминаясь с ноги на ногу. Тело чужака на земле выглядело странно, будто прожектором подчеркивая всю дикость происходящего. Меня наконец отпустили, и я, ринувшись к Джуду, упала возле него на колени.
Он хотел улыбнуться, но изо рта во все стороны торчали сломанные зубы. Попытался заговорить, но только булькнул горлом.
А потом, сглотнув кровь, выговорил:
– Каждый день… и каждый вечер… пой и веселись.
Голос эхом разнесся по поляне. Слезы закапали у меня с носа, струйками размывая кровь у него на щеке.
– Пусть по счету платить нечем… пой и веселись, – прошептал Джуд.
– …Пусть продали мы автобус и заложено жилье, – подхватила я, потому что он вдруг замолчал, силясь сделать вдох. – Но улыбку не отнимет… никакое дурачье…
Глаза Джуда закатились. Сквозь шум в ушах донеслись слова Пророка: «Райманит мертв», и кто-то сильный – скорее всего, отец – поднял меня с колен.
– Нет! – закричала я, вырываясь из его рук.
Земля была такой мерзлой, что кровь не впитывалась, а струйками подбиралась к толпе, норовя промочить штанины и подолы платьев. Люди суетливо пятились, словно шарахаясь от самой смерти.
Я колотила отца по рукам, как должна была сделать много лет назад, потому что хотелось только одного: смотреть в лицо Джуду. Глаза застилало слезами и раскаленной добела яростью, и оставалось лишь снова и снова звать его по имени, чтобы, если он жив, Джуд знал, что я рядом.
Последнее, что помню, прежде чем меня уволокли, – как случайно увидела в кустах Вейлона. Тот выглядывал из-за дерева. Должно быть, проследил, куда мы идем.
Разинув рот в немом крике, Вейлон вцепился в свое лицо пальцами, будто когтями.
Он встретился со мной взглядом. Я открыла рот и заорала:
– БЕГИ-И-И-И-И-И!
Глава 54
Жизнь идет своим чередом. Впрочем, вовсе не так. Это мой последний день в колонии для несовершеннолетних. Мне в последний раз предстоит выпить порошкового супа в столовой. Пройтись по коридорам в компании девушек в рыжих комбинезонах. Последний раз увидеться с Энджел. Последний раз идти на урок чтения. Я сажусь рядом с Рашидой на перевернутое ведро возле кресла-качалки, а мисс Бейли открывает «Дающего»[22] и начинает читать нам историю про необычного мальчика.
Джуд прямо сейчас ждет меня в горах. Одним ухом слушая мисс Бейли, я прокручиваю в голове ориентиры, которые укажут путь к его пещере: к югу от изгиба большой реки, возле пруда с цаплями, где мы однажды ловили рыбу. Место, где он хочет провести со мной остаток жизни; дикая пещера, где мы, по его мнению, будем счастливы…
В дверь класса стучат. Заглядывает Бенни.
– Мисс Бейли, простите. Минноу срочно вызывают к коменданту.
– А нельзя ли подождать до конца урока? – недовольно спрашивает та.
– Нет, дело важное. Какой-то официальный запрос.
Мисс Бейли вздыхает.
– Ладно. Иди.
Я выхожу и шагаю вслед за Бенни. Та ведет себя странно: заглядывает за угол, прежде чем свернуть, и топает гораздо быстрее обычного. Я едва за ней успеваю.
– Куда мы идем? – спрашиваю я.
– Тихо! Разве непонятно, что нас здесь быть не должно?
Мы подходим к моей камере. Дверь открыта, а возле койки стоит Энджел, сцепив перед собой руки.
– С днем рождения! – объявляет подруга, зачем-то указывая на койку.
– Что происходит? – удивляюсь я.
– Мы решили устроить тебе сюрприз. Я же говорила, кто здесь главный?.. Давай! Открывай наши подарки!
На моей койке уже лежат несколько предметов. Прежде всего книга с изображением галактики на обложке.
– Я дарю тебе твой собственный экземпляр «Космоса», – говорит Энджел. – Пригодится, где бы ты ни была. Это Бенни помогла мне заказать.
Я бережно глажу книгу по корешку, поднимаю глаза и чуть слышно шепчу:
– Спасибо.
– А Бенни дарит тебе испанский дублон.
Та держит в пальцах монетку с грубо обработанными краями. Я зажимаю ее в культях.
– А зачем он нужен?
– Это всего лишь копия, – говорит Бенни. – Раньше, во времена пиратов, если ты терял руку или ногу, капитан давал тебе денег. За руку, например, полагалось тридцать дублонов. Не как плата, а скорее как признание доблести. Ради справедливости, если так можно выразиться. Вот я и решила, что тебе небольшая компенсация тоже не повредит.
Я улыбаюсь ей, и в животе заметно теплеет.
– Спасибо, Бенни, – говорю я и кладу монетку поверх книги.
Последний подарок – коробка из-под обуви. Крышка уже снята и лежит в сторонке. Внутри видно только горку мятой золотистой бумаги.
Я осторожно роюсь в ней, пока культей не нащупываю что-то холодное. Раздвигаю бумагу и вижу… серебряные руки. Не сразу понимаю, что это, но сердце судорожно колотится, узнавая. Они блестят даже в свете лампы. Пальцы тоньше настоящих, худые, как сучковатые веточки.