Сухарева башня
Часть 14 из 37 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Аристарх Николаевич помрачнел. Он понял, что недооценил собеседника и что тот, несмотря на возраст, явился к нему хорошо подготовленным и не поленился навести справки.
– Рогг, конечно.
– Кто-кто? Рок?
– Да нет. Рогг, два «г» в конце. Евгений Николаевич, – добавил он, сверкнув глазами. – А ведь я об этом не подумал… Конечно, он в тюрьме, но – как знать… То есть сейчас говорят не тюрьма, а как-то иначе… Допр, верно?
– За что он сидит?
– За что? За то, что новый дом, сданный для семей рабочих, через полгода перекосился… Оконные рамы полопались, в стенах трещины… плесень везде! Строили из совершенно некачественных материалов, неправильно заложили фундамент… вообще черт знает что! Вот за это он и сидит…
– А вы?
– Что я?
– Какая у него конкретно причина ненавидеть именно вас?
– Я давал против него показания, – буркнул Аристарх Николаевич, насупившись. – Они стали… так сказать, решающими. Поэтому семья Рогга могла счесть… Неужели у нее хватило на это духу? – неожиданно спросил он, качая головой. – Толкнуть Галю под трамвай только потому, что я…
– Вы хорошо их знаете?
– Кого?
– Семью этого… Рогга.
– Немного… Ну, да, мы знакомы. Но я даже не могу себе представить…
Он замолчал, очевидно, переваривая полученную информацию. «Не слишком-то ты умен, – мелькнуло в голове у Опалина. – Будь я на твоем месте, я бы сразу подумал: а что, если через дочь счеты хотят свести со мной…»
– Строго между нами, – сказал Евлахов после паузы, – я все же не думаю, что…
– У Рогга большая семья? – спросил Опалин.
– Жена и двое детей, но они маленькие еще.
– Братья? Сестры?
– Есть брат, но он за границей.
– А!
– На вашем месте, – сказал Евлахов после паузы, – я бы хорошенько проверил Катаринова. Рогг – ну, это… Это совсем не то.
«Смотри-ка, как его развезло, – подумал Опалин, – аж на вы заговорил». Но вслух он сказал совсем другое. Он попросил у хозяина ручку и стал заполнять протокол на чистом листе, вынутом из папки, которую он принес с собой.
Глава 12
Две семьи
Хотя Евлахов и вызвал у Опалина антипатию, уже через несколько минут общения с женой Аристарха Николаевича Иван не то чтобы раскаялся в своем отношении, но, в общем, пожалел о смене собеседника. Разговор с Анной Андреевной протекал в детской, и сначала маленькая Анечка вопила, канючила и прыгала вокруг гостя, мешая беседе. Наконец хозяин дома догадался зайти и унести дочь, но в ее отсутствие странным образом стало только хуже. Анна Андреевна по большей части отвечала не на поставленные вопросы, а на какие-то свои собственные думы, занимавшие ее. Например, о Катаринове она сказала:
– Нет, Ваня… а почему именно он? Вообще я не понимаю, как может человек так перемениться. Его отец – врач, вы знаете? Правда, живет с другой. Боже, боже, это так тяжело! Мужчины этого не понимают. Как только увидят свежее личико, все – пиши пропало! Сохранить семью – целое искусство. Правда, мать Вани пошла по другому пути – нашла себе кое-кого получше, чем предыдущий муж… Но ведь могло и не выйти! А ведь она была уже не так молода и – строго между нами – не слишком-то и красива…
Она говорила и говорила, и при этом отрицала очевидное – что накануне того, как Галина ушла из дома, поссорилась с ней.
– Кто вам сказал, что мы поссорились? Мы просто разговаривали… Ах, Надя, Надя! Как нехорошо с ее стороны! А вы знаете, что она имела виды на Ваню?
Опалин насторожился и стал допрашивать Анну Андреевну, точно ли Надя Прокудина оставалась дома вечером 3 февраля, когда Галина ушла навстречу своей смерти. Но Евлахова не могла сказать ничего определенного, а только вздыхала и молола вздор. Иван сходил к хозяину, и Аристарх Николаевич подтвердил, что точно, Надя тогда вернулась из кино и больше никуда не отлучалась.
– Вы в этом уверены?
– Конечно, уверен, иначе бы я не сказал…
Опалин вернулся к Анне Андреевне, но все, чего он мог добиться, – что Галя не могла покончить с собой, что Ваня не мог толкнуть ее под трамвай, а впрочем, мог, и наверняка это он (через пять минут она снова горячо это отрицала).
– Скажите, – начал Опалин, – а вот Евгений Рогг…
Она не то чтобы насторожилась, но как-то странно повела плечом, обхватила себя руками, и глаза ее колюче сверкнули.
– Этот! С нелепой фамилией! Ну, что ж… Не умеешь воровать – не берись! Что же он думал, что его махинации не вскроются? Нельзя так строить, даже в газетах об этом доме написали… И что? Он надеялся, что Аристарх вечно будет его прикрывать? Глупости какие…
Она продолжала говорить, но Опалин почуял, что в кои-то веки уловил в ее бессвязном лепете рациональное зерно. Евлахов покрывал Рогга, но в какой-то момент отказался от него и дал показания, которые помогли окончательно его утопить. Вот это уже был любопытный след.
«А если Рогг решил отомстить… – Опалин опомнился. – Стоп, ведь был же суд. Самым верным способом отомстить было дать ответные показания и утащить Евлахова с собой на скамью подсудимых. А с другой стороны… С другой стороны, надо будет все же присмотреться к этому Роггу и его близким».
Тут их прервали. Пришла из школы Лиза Евлахова, серьезная миловидная девочка, которая поздоровалась с Опалиным за руку, через несколько минут вернулась с курсов Надя Прокудина, а затем появились и ее родители. Зашла речь об обеде, и Анна Андреевна с матерью Нади, спокойной и улыбчивой дамой, удалились на кухню.
– Без домработницы ужасно неудобно, – сказала Надя. – Останешься на обед?
– Я… – начал Опалин, смутившись.
– Конечно, оставайся, – объявил Аристарх Николаевич, который как раз в этот момент заглянул в комнату. – Охохо… второй час уже. Аня! Аня, мне на работу пора…
– Ты хоть поешь!
– Некогда, голубушка. У нас в здании все есть – и столовая, и ресторан… перехвачу где-нибудь кусочек. – В комнату вбежала Анечка с мячиком, которым она довольно ловко запустила в Опалина. – Аня, не шали! Это важный товарищ, он может тебя расстрелять…
Аня весело засмеялась и спряталась за ноги сестры. Евлахов исчез, а через минуту пробежал через комнату, неся тяжелый кожаный портфель.
– А ты кого-нибудь убивал? – спросила Надя у Опалина.
– Ну, убивал, – пробурчал он. Ему вовсе не хотелось сейчас обсуждать эту тему.
– Правда? – Она глядела на него с сомнением. – Почему-то мне кажется, что ты и мухи не обидишь.
– Внешность обманчива, – важно сказала Лиза.
– Как это будет по-немецки? – весело спросил отец, сунувшись в дверь. Одновременно он надевал каракулевую шапку и заматывал вокруг шеи шарф.
– По-немецки, – Лиза немного подумала, – мы не проходили еще.
– Спросишь вечером у Екатерины Александровны, – предложила Надя.
– У нас сегодня нет занятий.
– Ну, завтра спросишь…
Опалину сделалось завидно. Девочки обсуждали самые обыкновенные, казалось бы, вещи, общались запросто, почти по-семейному, а у него душа ныла, когда он видел такие отношения, потому что семьи был почти что лишен.
– А ты меня допрашивать будешь? – спросила Лиза, поворачиваясь к нему.
– Зачем же?
– Ну знаешь, как-то обидно даже, – важно ответила девочка. – Надю напугал, с папой говорил, с мамой… А я что же?
Маленькая Аня верещала и прыгала вокруг них, требуя внимания.
– Ладно, – вздохнул Опалин. – Тогда главный вопрос. Кто мог столкнуть твою сестру под трамвай?
– Не знаю, – ответила Лиза, подумав.
Надя рассмеялась.
– Не обращай на нее внимания, – сказала она Опалину, – Лизок у нас маленький еще.
– Сама-то большая, что ли? – сердито ответила Лиза. – Ай! Аня, не щипись! Аня, я тебя съем!
Она с хохотом погналась за сестрой, которая стала удирать, вереща от радости и избытка энергии. «Она сказала: Надю напугал, – размышлял Иван. – Чем же? Что ее так насторожило? Или правда то, что Анна Андреевна сказала о ней и об этом… наркомане, и Надя просто беспокоится за его судьбу?»
– Хорошая у тебя работа, – сказала Надя, глядя на его замкнутое, сосредоточенное лицо. – Ходить по свидетелям, бумажки заполнять…
– В засадах сидеть, товарищей хоронить, – в тон ей ответил Опалин.
Надя огорчилась и поглядела на него сокрушенно.
– Я не знала, – сказала она.
Он чуть было не сказал: «А что ты в принципе можешь знать обо мне, о моей жизни», и хорошо, что удержался, потому что вскоре их позвали к столу. Инженер Прокудин, отец Нади, выглядел как старорежимный буржуй, но при этом Опалина не раздражал, потому что буржуйство его было естественное, замешенное на воспитании и образовании и вдобавок приправленное чувством собственного достоинства. Жена его понравилась Ивану куда меньше – она то и дело поглядывала, правильно ли он держит вилку, и следила, как он пользуется салфеткой. Внимание ее было (как казалось ей) незаметно, но для Опалина очень даже заметно и для его самолюбия крайне обидно. Отчасти с Прокудиными его примирил хороший обед, и, вставая из-за стола с ощущением приятной тяжести в желудке, он подумал о том, как мало нужно человеку для счастья.
После обеда он попытался возобновить беседу с Анной Андреевной, но ничего хорошего из этой затеи не вышло. Она жаловалась, что муж отказался от поминок, чтобы не ссориться с товарищами по партии, которые считают поминки пережитком старины. Этой нехитрой мысли она посвятила примерно полчаса и все время к ней возвращалась, так что Опалину стало совсем невмоготу. Он не любил душных баб с хаотичным мышлением, а Евлахова – хоть он и сочувствовал ее горю – именно такой и была, и, пытаясь узнать от нее хоть что-то ценное, он очень живо представил себе, как у Гали в конце концов не выдержали нервы от зудения матери и она, наспех одевшись, сбежала в туман, где ее ждала смерть.
– Вы не знаете, Анна Андреевна, к кому она могла пойти?
– Рогг, конечно.
– Кто-кто? Рок?
– Да нет. Рогг, два «г» в конце. Евгений Николаевич, – добавил он, сверкнув глазами. – А ведь я об этом не подумал… Конечно, он в тюрьме, но – как знать… То есть сейчас говорят не тюрьма, а как-то иначе… Допр, верно?
– За что он сидит?
– За что? За то, что новый дом, сданный для семей рабочих, через полгода перекосился… Оконные рамы полопались, в стенах трещины… плесень везде! Строили из совершенно некачественных материалов, неправильно заложили фундамент… вообще черт знает что! Вот за это он и сидит…
– А вы?
– Что я?
– Какая у него конкретно причина ненавидеть именно вас?
– Я давал против него показания, – буркнул Аристарх Николаевич, насупившись. – Они стали… так сказать, решающими. Поэтому семья Рогга могла счесть… Неужели у нее хватило на это духу? – неожиданно спросил он, качая головой. – Толкнуть Галю под трамвай только потому, что я…
– Вы хорошо их знаете?
– Кого?
– Семью этого… Рогга.
– Немного… Ну, да, мы знакомы. Но я даже не могу себе представить…
Он замолчал, очевидно, переваривая полученную информацию. «Не слишком-то ты умен, – мелькнуло в голове у Опалина. – Будь я на твоем месте, я бы сразу подумал: а что, если через дочь счеты хотят свести со мной…»
– Строго между нами, – сказал Евлахов после паузы, – я все же не думаю, что…
– У Рогга большая семья? – спросил Опалин.
– Жена и двое детей, но они маленькие еще.
– Братья? Сестры?
– Есть брат, но он за границей.
– А!
– На вашем месте, – сказал Евлахов после паузы, – я бы хорошенько проверил Катаринова. Рогг – ну, это… Это совсем не то.
«Смотри-ка, как его развезло, – подумал Опалин, – аж на вы заговорил». Но вслух он сказал совсем другое. Он попросил у хозяина ручку и стал заполнять протокол на чистом листе, вынутом из папки, которую он принес с собой.
Глава 12
Две семьи
Хотя Евлахов и вызвал у Опалина антипатию, уже через несколько минут общения с женой Аристарха Николаевича Иван не то чтобы раскаялся в своем отношении, но, в общем, пожалел о смене собеседника. Разговор с Анной Андреевной протекал в детской, и сначала маленькая Анечка вопила, канючила и прыгала вокруг гостя, мешая беседе. Наконец хозяин дома догадался зайти и унести дочь, но в ее отсутствие странным образом стало только хуже. Анна Андреевна по большей части отвечала не на поставленные вопросы, а на какие-то свои собственные думы, занимавшие ее. Например, о Катаринове она сказала:
– Нет, Ваня… а почему именно он? Вообще я не понимаю, как может человек так перемениться. Его отец – врач, вы знаете? Правда, живет с другой. Боже, боже, это так тяжело! Мужчины этого не понимают. Как только увидят свежее личико, все – пиши пропало! Сохранить семью – целое искусство. Правда, мать Вани пошла по другому пути – нашла себе кое-кого получше, чем предыдущий муж… Но ведь могло и не выйти! А ведь она была уже не так молода и – строго между нами – не слишком-то и красива…
Она говорила и говорила, и при этом отрицала очевидное – что накануне того, как Галина ушла из дома, поссорилась с ней.
– Кто вам сказал, что мы поссорились? Мы просто разговаривали… Ах, Надя, Надя! Как нехорошо с ее стороны! А вы знаете, что она имела виды на Ваню?
Опалин насторожился и стал допрашивать Анну Андреевну, точно ли Надя Прокудина оставалась дома вечером 3 февраля, когда Галина ушла навстречу своей смерти. Но Евлахова не могла сказать ничего определенного, а только вздыхала и молола вздор. Иван сходил к хозяину, и Аристарх Николаевич подтвердил, что точно, Надя тогда вернулась из кино и больше никуда не отлучалась.
– Вы в этом уверены?
– Конечно, уверен, иначе бы я не сказал…
Опалин вернулся к Анне Андреевне, но все, чего он мог добиться, – что Галя не могла покончить с собой, что Ваня не мог толкнуть ее под трамвай, а впрочем, мог, и наверняка это он (через пять минут она снова горячо это отрицала).
– Скажите, – начал Опалин, – а вот Евгений Рогг…
Она не то чтобы насторожилась, но как-то странно повела плечом, обхватила себя руками, и глаза ее колюче сверкнули.
– Этот! С нелепой фамилией! Ну, что ж… Не умеешь воровать – не берись! Что же он думал, что его махинации не вскроются? Нельзя так строить, даже в газетах об этом доме написали… И что? Он надеялся, что Аристарх вечно будет его прикрывать? Глупости какие…
Она продолжала говорить, но Опалин почуял, что в кои-то веки уловил в ее бессвязном лепете рациональное зерно. Евлахов покрывал Рогга, но в какой-то момент отказался от него и дал показания, которые помогли окончательно его утопить. Вот это уже был любопытный след.
«А если Рогг решил отомстить… – Опалин опомнился. – Стоп, ведь был же суд. Самым верным способом отомстить было дать ответные показания и утащить Евлахова с собой на скамью подсудимых. А с другой стороны… С другой стороны, надо будет все же присмотреться к этому Роггу и его близким».
Тут их прервали. Пришла из школы Лиза Евлахова, серьезная миловидная девочка, которая поздоровалась с Опалиным за руку, через несколько минут вернулась с курсов Надя Прокудина, а затем появились и ее родители. Зашла речь об обеде, и Анна Андреевна с матерью Нади, спокойной и улыбчивой дамой, удалились на кухню.
– Без домработницы ужасно неудобно, – сказала Надя. – Останешься на обед?
– Я… – начал Опалин, смутившись.
– Конечно, оставайся, – объявил Аристарх Николаевич, который как раз в этот момент заглянул в комнату. – Охохо… второй час уже. Аня! Аня, мне на работу пора…
– Ты хоть поешь!
– Некогда, голубушка. У нас в здании все есть – и столовая, и ресторан… перехвачу где-нибудь кусочек. – В комнату вбежала Анечка с мячиком, которым она довольно ловко запустила в Опалина. – Аня, не шали! Это важный товарищ, он может тебя расстрелять…
Аня весело засмеялась и спряталась за ноги сестры. Евлахов исчез, а через минуту пробежал через комнату, неся тяжелый кожаный портфель.
– А ты кого-нибудь убивал? – спросила Надя у Опалина.
– Ну, убивал, – пробурчал он. Ему вовсе не хотелось сейчас обсуждать эту тему.
– Правда? – Она глядела на него с сомнением. – Почему-то мне кажется, что ты и мухи не обидишь.
– Внешность обманчива, – важно сказала Лиза.
– Как это будет по-немецки? – весело спросил отец, сунувшись в дверь. Одновременно он надевал каракулевую шапку и заматывал вокруг шеи шарф.
– По-немецки, – Лиза немного подумала, – мы не проходили еще.
– Спросишь вечером у Екатерины Александровны, – предложила Надя.
– У нас сегодня нет занятий.
– Ну, завтра спросишь…
Опалину сделалось завидно. Девочки обсуждали самые обыкновенные, казалось бы, вещи, общались запросто, почти по-семейному, а у него душа ныла, когда он видел такие отношения, потому что семьи был почти что лишен.
– А ты меня допрашивать будешь? – спросила Лиза, поворачиваясь к нему.
– Зачем же?
– Ну знаешь, как-то обидно даже, – важно ответила девочка. – Надю напугал, с папой говорил, с мамой… А я что же?
Маленькая Аня верещала и прыгала вокруг них, требуя внимания.
– Ладно, – вздохнул Опалин. – Тогда главный вопрос. Кто мог столкнуть твою сестру под трамвай?
– Не знаю, – ответила Лиза, подумав.
Надя рассмеялась.
– Не обращай на нее внимания, – сказала она Опалину, – Лизок у нас маленький еще.
– Сама-то большая, что ли? – сердито ответила Лиза. – Ай! Аня, не щипись! Аня, я тебя съем!
Она с хохотом погналась за сестрой, которая стала удирать, вереща от радости и избытка энергии. «Она сказала: Надю напугал, – размышлял Иван. – Чем же? Что ее так насторожило? Или правда то, что Анна Андреевна сказала о ней и об этом… наркомане, и Надя просто беспокоится за его судьбу?»
– Хорошая у тебя работа, – сказала Надя, глядя на его замкнутое, сосредоточенное лицо. – Ходить по свидетелям, бумажки заполнять…
– В засадах сидеть, товарищей хоронить, – в тон ей ответил Опалин.
Надя огорчилась и поглядела на него сокрушенно.
– Я не знала, – сказала она.
Он чуть было не сказал: «А что ты в принципе можешь знать обо мне, о моей жизни», и хорошо, что удержался, потому что вскоре их позвали к столу. Инженер Прокудин, отец Нади, выглядел как старорежимный буржуй, но при этом Опалина не раздражал, потому что буржуйство его было естественное, замешенное на воспитании и образовании и вдобавок приправленное чувством собственного достоинства. Жена его понравилась Ивану куда меньше – она то и дело поглядывала, правильно ли он держит вилку, и следила, как он пользуется салфеткой. Внимание ее было (как казалось ей) незаметно, но для Опалина очень даже заметно и для его самолюбия крайне обидно. Отчасти с Прокудиными его примирил хороший обед, и, вставая из-за стола с ощущением приятной тяжести в желудке, он подумал о том, как мало нужно человеку для счастья.
После обеда он попытался возобновить беседу с Анной Андреевной, но ничего хорошего из этой затеи не вышло. Она жаловалась, что муж отказался от поминок, чтобы не ссориться с товарищами по партии, которые считают поминки пережитком старины. Этой нехитрой мысли она посвятила примерно полчаса и все время к ней возвращалась, так что Опалину стало совсем невмоготу. Он не любил душных баб с хаотичным мышлением, а Евлахова – хоть он и сочувствовал ее горю – именно такой и была, и, пытаясь узнать от нее хоть что-то ценное, он очень живо представил себе, как у Гали в конце концов не выдержали нервы от зудения матери и она, наспех одевшись, сбежала в туман, где ее ждала смерть.
– Вы не знаете, Анна Андреевна, к кому она могла пойти?