Стрелок: Путь на Балканы. Путь в террор. Путь в Туркестан
Часть 70 из 225 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– И ты сразу догадался?
– Не бог весть какая загадка. Я сам прикидывал, как их подломить, и хочу сказать сразу: без меня у вас ничего не выйдет!
– Это почему?
– Потому что отсюда и до Румынии им конвой из казаков дадут. Но это только когда они деньги получат, а до той поры у них и взять нечего!
– Что ты хочешь этим сказать?
– Лишь то, что взять куш можно будет, только когда им дадут деньги, но еще не придет конвой. То есть всего одна ночь, и сделать это надо здесь!
– Ты с ума сошел! Тут ставка вашего царевича, охраны больше, чем на шоссе Киселева[97].
– Вот именно, поэтому никто ничего подобного не ожидает.
– Хм, – задумался Михай. – А ведь дело может и выгореть. Как ты узнаешь, что они уже получили деньги?
– Они постоянно отправляют телеграммы своим сообщникам через нашу станцию. Я там служу, так что узнаю.
– Они их регулярно посылают!
– Я сумел разгадать их шифр. Так что, отправив послание, они сами мне все скажут.
– Интересно, – задумался Михай. – А для чего тебе это нужно?
– Служить надоело, – пожал плечами Будищев. – Я бы давно сбежал, но с пустыми руками смысла нет, а подходящего случая пока не было.
– И ожидая такого случая, ты четыре креста заслужил? – недоверчиво протянул авторитет.
– А я ничего вполсилы не делаю. Украсть так миллион, полюбить так королеву!
– С королевой-то у тебя промашка вышла, – не удержался от колкости бандит.
– И на старуху бывает проруха, – не стал спорить унтер.
– Ну, хорошо, положим, ты говоришь правду… а какую ты хочешь долю за участие в деле?
– Любую половину.
– Не много ли ты захотел! – присвистнул от удивления внимательно прислушивающийся к их разговору Мирча. – Где это видано, чтобы наводчикам больше десятины давали?
– Я только про наличные, – пояснил Дмитрий. – Большая часть оплаты будет в казначейских обязательствах. Мне они ни к чему, а вот вы сумеете их на звонкую монету обменять. То на то и выйдет.
– Хорошо, – скривил губы Михай. – Будет тебе половина!
– Ну, вот и договорились, – обрадовался Будищев, а теперь верните мне мое барахло и оружие.
– Форму забирай, а вот оружие у нас побудет. Если ты, дружочек, финтить вздумаешь, твой ножик или револьвер убьют какого-нибудь почтенного человека и рядом окажутся. Их ведь многие у тебя видели, не так ли?
– Делай с ними что хочешь, – отмахнулся унтер. – Я жандармам скажу, что неделю назад его тебе или Мирче продал. Накажут, конечно, но эдак ты меня не подставишь.
– Ну, или с твоей подружкой из госпиталя что-то нехорошее случится, – нимало не смутился его ответом Михай.
Будищев в ответ только пристально посмотрел на главаря бандитов и неожиданно улыбнулся.
– Мы ведь люди умные и не станем делать глупостей?
– Я рад, что мы поняли друг друга.
Покинув ставшую вдруг столь негостеприимной корчму, Будищев грязно выругался. Сердиться, впрочем, было не на кого. Как ни крути, а сам во всем виноват – расслабился и потерял бдительность. Чертова девка поманила пальчиком, и он сразу поплыл, как прыщавый подросток, впервые увидевший рядом с собой женщину. И ладно бы, хоть… да что уж теперь. Хочешь не хочешь, а делать нечего, попался на крючок, так не дергайся.
Хотя, если с умом, можно и побарахтаться. Надо только предупредить кое-кого о возможной опасности, а потом посмотрим, кто кого. Приняв решение, он направился прямиком в госпиталь, где, к своему немалому удивлению, застал Федьку Шматова, пришедшего проведать Лиховцева.
– Граф! – радостно воскликнул тот, и приятели крепко обнялись.
– Здорово, – похлопал его по плечу Дмитрий. – Ты как здесь?
– Да батальон наш сюда перекинули, сказывают, для охраны его высочества цесаревича.
– Да иди ты!
– Вот тебе крест!
– А наша команда?
– Дык нету таперича охотников. Потери уж больно большие, так их со стрелковой ротой слили, а Гаршин там в субалтернах.
– Чудеса! А Линдфорса куда дели?
– И он там же. Я же говорю – потери большие!
– А Николаша?
Услышав имя Штерна, Федька помрачнел, стащил с головы кепи и хмуро буркнул:
– Погибли, Николай Людвигович.
– Ты что, с ума сошел?
– Эх, да лучше бы я ума лишился!
– Как это случилось?
– Да черкес один пленный, чтобы ни дна ему, ни покрышки! Уж и не знаю, что ему приблазнилось, а только увидал он у барчука кинжал, что тот носил все время, да как кинется… говорил, братний ножик тот, вот какая беда.
– Твою мать! А вы что же?
– А что мы? Пока кинулись, дело-то все сделано. Оно, конечно, башибузук долго не зажился, а Штерна теперь не вернешь!
Под конец своего печального повествования Шматов даже прослезился, а Будищев, напротив, чувствовал подступающую к горлу ярость. Хотелось что-нибудь сломать или пойти подраться, чтобы в жаркой схватке забыть о горечи утраты.
– А вот и они, – раздался за спиной звонкий голосок Геси, и приятели застыли как громом пораженные. – Смотрите, Алеша, вот где они спрятались!
За сестрой милосердия ковылял на своей деревяшке улыбающийся Лиховцев, которого та, очевидно, ходила звать. В последнее время он много тренировался в ходьбе, и она уже не вызывала прежних затруднений, но все равно угнаться за легкой на ходу девушкой он не мог.
– Здравствуйте, барышня, – почти всхлипнул Федька.
– Что случилось, отчего вы плачете? – принялась расспрашивать она, но здоровый деревенский парень не мог найти в себе сил для того, чтобы ответить, и лишь отворачивался, не в силах взглянуть ей в глаза.
– Боюсь, у Федора плохие новости, – хмуро пояснил Дмитрий.
– Что за новости? – улыбаясь, спросил запыхавшийся Алексей, расслышавший только последнее слово.
– Наш друг погиб.
– Кто… как погиб?
– Да вот так! Это война, и на ней убивают.
– Этого не может быть, – потрясенно прошептал Лиховцев, но его слова прервал горестный крик Геси.
Убитая горем девушка заголосила так, что в госпитале стали выглядывать из окон, а из дверей вышел привлеченный криками солдат. Друзья попробовали успокоить ее, но не тут-то было. Она рвала на себе волосы, выкрикивала нечленораздельные проклятия и казалась совсем обезумевшей. Первым опомнился Будищев и, схватив извивающуюся сестру милосердия в охапку, потащил ее внутрь здания.
– Что случилось с мадемуазель Берг? – недоуменно спросил вышедший на крики Гиршовский.
– Истерика! – крикнул ему Дмитрий, с трудом удерживая ее. – Вколите ей что-нибудь успокаивающее или типа того…
Аристарх Яковлевич не очень понял, отчего его подчиненной надо делать укол, но общий смысл рекомендации был понятен, и врач схватился за склянку с эфиром. Намочить салфетку и прижать к лицу девушки было минутным делом, и скоро она обмякла в руках Дмитрия.
– Что же все-таки произошло?
– Она узнала о гибели жениха!
– Ужасная трагедия, – сочувственно вздохнул Гиршовский.
– Как сказать.
– Что-то я не понимаю…
– Просто она не знает, что незадолго до смерти он успел жениться на другой.
– Час от часу не легче! Постой, братец, а мне ты зачем об этом рассказал?
– Потому что наш полк близко, и вы вполне можете узнать эту историю от брата. Мирон Яковлевич человек словоохотливый, к тому же был среди гостей этой свадьбы.
Из госпиталя Шматов и Будищев поначалу шли молча. После душераздирающей сцены, разыгравшейся у них перед глазами, говорить не хотелось совершенно. Да и разве поможешь словами такому горю? Первым в себя пришел как обычно неунывающий Федька.
– Ты сам-то, Граф, как поживаешь?
– Не бог весть какая загадка. Я сам прикидывал, как их подломить, и хочу сказать сразу: без меня у вас ничего не выйдет!
– Это почему?
– Потому что отсюда и до Румынии им конвой из казаков дадут. Но это только когда они деньги получат, а до той поры у них и взять нечего!
– Что ты хочешь этим сказать?
– Лишь то, что взять куш можно будет, только когда им дадут деньги, но еще не придет конвой. То есть всего одна ночь, и сделать это надо здесь!
– Ты с ума сошел! Тут ставка вашего царевича, охраны больше, чем на шоссе Киселева[97].
– Вот именно, поэтому никто ничего подобного не ожидает.
– Хм, – задумался Михай. – А ведь дело может и выгореть. Как ты узнаешь, что они уже получили деньги?
– Они постоянно отправляют телеграммы своим сообщникам через нашу станцию. Я там служу, так что узнаю.
– Они их регулярно посылают!
– Я сумел разгадать их шифр. Так что, отправив послание, они сами мне все скажут.
– Интересно, – задумался Михай. – А для чего тебе это нужно?
– Служить надоело, – пожал плечами Будищев. – Я бы давно сбежал, но с пустыми руками смысла нет, а подходящего случая пока не было.
– И ожидая такого случая, ты четыре креста заслужил? – недоверчиво протянул авторитет.
– А я ничего вполсилы не делаю. Украсть так миллион, полюбить так королеву!
– С королевой-то у тебя промашка вышла, – не удержался от колкости бандит.
– И на старуху бывает проруха, – не стал спорить унтер.
– Ну, хорошо, положим, ты говоришь правду… а какую ты хочешь долю за участие в деле?
– Любую половину.
– Не много ли ты захотел! – присвистнул от удивления внимательно прислушивающийся к их разговору Мирча. – Где это видано, чтобы наводчикам больше десятины давали?
– Я только про наличные, – пояснил Дмитрий. – Большая часть оплаты будет в казначейских обязательствах. Мне они ни к чему, а вот вы сумеете их на звонкую монету обменять. То на то и выйдет.
– Хорошо, – скривил губы Михай. – Будет тебе половина!
– Ну, вот и договорились, – обрадовался Будищев, а теперь верните мне мое барахло и оружие.
– Форму забирай, а вот оружие у нас побудет. Если ты, дружочек, финтить вздумаешь, твой ножик или револьвер убьют какого-нибудь почтенного человека и рядом окажутся. Их ведь многие у тебя видели, не так ли?
– Делай с ними что хочешь, – отмахнулся унтер. – Я жандармам скажу, что неделю назад его тебе или Мирче продал. Накажут, конечно, но эдак ты меня не подставишь.
– Ну, или с твоей подружкой из госпиталя что-то нехорошее случится, – нимало не смутился его ответом Михай.
Будищев в ответ только пристально посмотрел на главаря бандитов и неожиданно улыбнулся.
– Мы ведь люди умные и не станем делать глупостей?
– Я рад, что мы поняли друг друга.
Покинув ставшую вдруг столь негостеприимной корчму, Будищев грязно выругался. Сердиться, впрочем, было не на кого. Как ни крути, а сам во всем виноват – расслабился и потерял бдительность. Чертова девка поманила пальчиком, и он сразу поплыл, как прыщавый подросток, впервые увидевший рядом с собой женщину. И ладно бы, хоть… да что уж теперь. Хочешь не хочешь, а делать нечего, попался на крючок, так не дергайся.
Хотя, если с умом, можно и побарахтаться. Надо только предупредить кое-кого о возможной опасности, а потом посмотрим, кто кого. Приняв решение, он направился прямиком в госпиталь, где, к своему немалому удивлению, застал Федьку Шматова, пришедшего проведать Лиховцева.
– Граф! – радостно воскликнул тот, и приятели крепко обнялись.
– Здорово, – похлопал его по плечу Дмитрий. – Ты как здесь?
– Да батальон наш сюда перекинули, сказывают, для охраны его высочества цесаревича.
– Да иди ты!
– Вот тебе крест!
– А наша команда?
– Дык нету таперича охотников. Потери уж больно большие, так их со стрелковой ротой слили, а Гаршин там в субалтернах.
– Чудеса! А Линдфорса куда дели?
– И он там же. Я же говорю – потери большие!
– А Николаша?
Услышав имя Штерна, Федька помрачнел, стащил с головы кепи и хмуро буркнул:
– Погибли, Николай Людвигович.
– Ты что, с ума сошел?
– Эх, да лучше бы я ума лишился!
– Как это случилось?
– Да черкес один пленный, чтобы ни дна ему, ни покрышки! Уж и не знаю, что ему приблазнилось, а только увидал он у барчука кинжал, что тот носил все время, да как кинется… говорил, братний ножик тот, вот какая беда.
– Твою мать! А вы что же?
– А что мы? Пока кинулись, дело-то все сделано. Оно, конечно, башибузук долго не зажился, а Штерна теперь не вернешь!
Под конец своего печального повествования Шматов даже прослезился, а Будищев, напротив, чувствовал подступающую к горлу ярость. Хотелось что-нибудь сломать или пойти подраться, чтобы в жаркой схватке забыть о горечи утраты.
– А вот и они, – раздался за спиной звонкий голосок Геси, и приятели застыли как громом пораженные. – Смотрите, Алеша, вот где они спрятались!
За сестрой милосердия ковылял на своей деревяшке улыбающийся Лиховцев, которого та, очевидно, ходила звать. В последнее время он много тренировался в ходьбе, и она уже не вызывала прежних затруднений, но все равно угнаться за легкой на ходу девушкой он не мог.
– Здравствуйте, барышня, – почти всхлипнул Федька.
– Что случилось, отчего вы плачете? – принялась расспрашивать она, но здоровый деревенский парень не мог найти в себе сил для того, чтобы ответить, и лишь отворачивался, не в силах взглянуть ей в глаза.
– Боюсь, у Федора плохие новости, – хмуро пояснил Дмитрий.
– Что за новости? – улыбаясь, спросил запыхавшийся Алексей, расслышавший только последнее слово.
– Наш друг погиб.
– Кто… как погиб?
– Да вот так! Это война, и на ней убивают.
– Этого не может быть, – потрясенно прошептал Лиховцев, но его слова прервал горестный крик Геси.
Убитая горем девушка заголосила так, что в госпитале стали выглядывать из окон, а из дверей вышел привлеченный криками солдат. Друзья попробовали успокоить ее, но не тут-то было. Она рвала на себе волосы, выкрикивала нечленораздельные проклятия и казалась совсем обезумевшей. Первым опомнился Будищев и, схватив извивающуюся сестру милосердия в охапку, потащил ее внутрь здания.
– Что случилось с мадемуазель Берг? – недоуменно спросил вышедший на крики Гиршовский.
– Истерика! – крикнул ему Дмитрий, с трудом удерживая ее. – Вколите ей что-нибудь успокаивающее или типа того…
Аристарх Яковлевич не очень понял, отчего его подчиненной надо делать укол, но общий смысл рекомендации был понятен, и врач схватился за склянку с эфиром. Намочить салфетку и прижать к лицу девушки было минутным делом, и скоро она обмякла в руках Дмитрия.
– Что же все-таки произошло?
– Она узнала о гибели жениха!
– Ужасная трагедия, – сочувственно вздохнул Гиршовский.
– Как сказать.
– Что-то я не понимаю…
– Просто она не знает, что незадолго до смерти он успел жениться на другой.
– Час от часу не легче! Постой, братец, а мне ты зачем об этом рассказал?
– Потому что наш полк близко, и вы вполне можете узнать эту историю от брата. Мирон Яковлевич человек словоохотливый, к тому же был среди гостей этой свадьбы.
Из госпиталя Шматов и Будищев поначалу шли молча. После душераздирающей сцены, разыгравшейся у них перед глазами, говорить не хотелось совершенно. Да и разве поможешь словами такому горю? Первым в себя пришел как обычно неунывающий Федька.
– Ты сам-то, Граф, как поживаешь?