Стрелок: Путь на Балканы. Путь в террор. Путь в Туркестан
Часть 26 из 225 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– И как же её зовут? – нахмурился Будищев.
– Геся Барнес, а брата – соответственно Марк Барнес.
– Тю, да она жидовка! – с презрительным разочарованием в голосе протянула Ганна.
– Ну что вы такое говорите! – укоризненно покачал головой Николай. – Прежде всего, она прекрасная молодая женщина. К тому же несть ни эллина, ни иудея… кстати, Дмитрий, а вы ничего не знаете по этому поводу?
– Боюсь, ничем не смогу помочь, – равнодушным голосом ответил тот, бросив быстрый взгляд на Федьку.
Но тот сидел мрачный и был настолько погружен в свои мысли, что, кажется, ничего не замечал вокруг. Дмитрий тоже был не слишком расположен веселиться, а приятели-вольноперы и без того были подшофе, так что гулянка долго не продлилась. Через час, решив, что выпито достаточно, все отправились спать.
Утро началось с требовательного стука в дверь, после чего в хату ввалились Галеев, Хитров и еще пара солдат, держащих в руках винтовки с примкнутыми штыками.
– Вы чого, сказились? – напала на них Ганна. – Добрые люди еще спят!
– Тихо, хозяйка, – оборвал ее унтер. – Скажи-ка лучше, ты вчера возле хаты других солдат, кроме своих постояльцев, не видела?
– Ничого я не бачила! – решительно заявила в ответ женщина, уперев руки в бока.
– А дома всё время была, может, отлучалась куда?
– Николы такого ни було!
– Что случилось, господин унтер-офицер? – вышел вперед кое-как одетый Штерн.
– Не твое дело! – рыкнул на него Хитров, но наткнувшись на строгий взгляд Галеева, сбавил тон. – Где Будищев?
– Здесь я, – выглянул из-за занавески Дмитрий.
– Одевайся, – хмуро велел ему унтер. – С нами пойдешь.
– Слушаю.
– Шматов, и ты тоже.
Винтовки им взять с собой не позволили, однако ремни отбирать не стали. Скоро они подошли к господскому дому, где их ожидал штабс-капитан Гаупт и другие офицеры роты.
– Здравия желаю вашему благородию, – выкрикнул Дмитрий и стал в полном соответствии с уставом «есть глазами начальство».
– Вольно, – махнул рукой Гаупт. – Погорелова видел вчера?
– Никак нет, ваше благородие! Вроде бы…
– Так «вроде бы» или не видел?
– Не видел!
– Врет он, ваше благородие, – вмешался Хитров. – Он с писарем крепко не ладил, так что более некому!
– Да что случилось то?
– Молчать! Говорить будешь, когда тебя спросят.
– Виноват! Так точно!
– Писаря Погорелова нашли сегодня утром в деревенском колодце, – пристально глядя Будищеву в глаза, сказал штабс-капитан. – Ты ничего не хочешь сказать по этому поводу?
– Никак нет!
– А отчего вы с ним подрались?
– Так это когда было, ваше благородие.
– Отвечай!
– Из-за бабы!
– Ну, допустим, а из-за какой?
– Так это…
– Отвечай!
– Из-за хозяйки нашей.
– Из-за нее могли, – хохотнул в сторону Венегер, – бабец пегвый согт!
– А ты что скажешь? – обратился к Шматову командир роты, с досадой посмотрев на своего субалтерна.
Федор все это время стоял ни жив ни мертв и только время от времени моргал своими голубыми глазами. Услышав вопрос, он вздрогнул и с каким-то отчаянием в голосе выкрикнул:
– Не могу знать, ваше благородие!
Собственно, этой фразой все его ответы и ограничились. Как ни пытали его Гаупт или другие офицеры, бедолага кричал, выпучивая глаза: «Не могу знать!»
Гаупту и раньше неоднократно приходилось видеть, как молодые солдаты теряют в присутствии офицеров всякую способность соображать и только повторяют, как заведенные, сокровенную фразу: «Не могу знать!» Но все же было в поведении Шматова нечто такое, что наводило на мысль о его неискренности. Однако тот же опыт недвусмысленно подсказывал, что просто допрашивая его, ничего не добиться. Солдат будет упираться до последнего, но ничего не скажет. И что еще хуже, лаской тоже ничего не добиться. Слишком уж велика пропасть между нижними чинами и офицерами. Но не вызывать же полицейского чиновника в самом деле? Эдак позору не оберешься, да и о карьере можно забыть. Разве только в отдельный корпус жандармов путь останется, но это офицеру генерального штаба совсем уж последнее дело!
– Вот что, – хмуро велел он Галееву, – обоих до выяснения под арест!
– Слушаю, ваше благородие! – вытянулся унтер в ответ.
– Да смотри, чтобы не вместе, – спохватился штабс-капитан, вдруг подумав, что лучше бы их было допрашивать по отдельности.
– Как прикажете, вашбродь!
Проводив глазами вышедших, Гаупт сел писать докладную записку о происшествии командиру полка. Быстро описав случившиеся, он хотел было кликнуть писаря, но вспомнил, что тот лежит сейчас в холодном сарае, временно превращенном в прозекторскую. И над его холодным телом колдует полковой врач Соколов.
– Проклятье! – вырвалось у штабс-капитана.
За дверью послышалось какое-то шуршание, и офицер раздраженно крикнул:
– Ну, кто там еще?
Дверь отворилась, и на пороге появились Штерн с Лиховцевым.
– Разрешите, ваше благородие?
– Ну, входите, раз пришли, – нелюбезно ответил им Гаупт. – Чем могу?
– Прошу прощения, господин штабс-капитан, но нам стало известно о причине ареста Будищева и Шматова.
– И что же?
– Ваше благородие, – начал было Николаша официальным голосом, но тут же сбился, – Владимир Васильевич, мы пришли засвидетельствовать полную невинов ность нашего товарища.
– Рядовой Штерн, вы издеваетесь? – не принял его тона Гаупт. – От вас еще вчерашним перегаром разит! Что вы можете засвидетельствовать, кроме собственного пьянства?
– Осмелюсь доложить, – отодвинул стушевавшегося товарища Лиховцев, – что мы вернулись вчера не так поздно. И ничего подозрительного не заметили.
– И что с того?
– Простите, ваше благородие, но…
– Замолчите, Алексей. То, что вы вступились за товарища, разумеется, похвально, в особенности, если бы вы по-прежнему учились в своем университете. Однако нынче вы в армии, а тут действуют свои законы.
– Это, несомненно, так, – не стал спорить Лиховцев, – но я некоторым образом юрист и мог бы быть полезен при расследовании.
– В самом деле, – задумался на секунду Гаупт, – впрочем, вы как приятель подозреваемого лицо заинтересованное. Нет, вы не можете вести расследование!
– Тогда позвольте мне быть его адвокатом.
– Адвокат бывает в суде, а сейчас до него далеко.
– Но все же, отчего вы решили, что Будищев со Шматовым вообще причастны к этому происшествию?
– На него указал командир звена Хитров.
– Ну, это еще ни о чем не говорит. Всем известно, что ефрейтор терпеть его не может.
– Ладно, но Будищев однажды избил Погорелова.
– Да вашего писаря, если хотите знать, вся рота дружно ненавидела, – снова вмешался Штерн. – Редкостная он был гнида! Царство ему небесное.
– Помолчи, Николай, – одернул его Лиховцев и снова обратился к офицеру: – А вот это, к сожалению, правда. Покойный и впрямь был не слишком приятный человек.
– Не спорю, однако же прочие его просто ненавидели, а вот ваш протеже ему нос расквасил! Кстати, вы в курсе за что?
– Ну, разумеется, из-за дамы, – снова подал голос Николаша.
– Геся Барнес, а брата – соответственно Марк Барнес.
– Тю, да она жидовка! – с презрительным разочарованием в голосе протянула Ганна.
– Ну что вы такое говорите! – укоризненно покачал головой Николай. – Прежде всего, она прекрасная молодая женщина. К тому же несть ни эллина, ни иудея… кстати, Дмитрий, а вы ничего не знаете по этому поводу?
– Боюсь, ничем не смогу помочь, – равнодушным голосом ответил тот, бросив быстрый взгляд на Федьку.
Но тот сидел мрачный и был настолько погружен в свои мысли, что, кажется, ничего не замечал вокруг. Дмитрий тоже был не слишком расположен веселиться, а приятели-вольноперы и без того были подшофе, так что гулянка долго не продлилась. Через час, решив, что выпито достаточно, все отправились спать.
Утро началось с требовательного стука в дверь, после чего в хату ввалились Галеев, Хитров и еще пара солдат, держащих в руках винтовки с примкнутыми штыками.
– Вы чого, сказились? – напала на них Ганна. – Добрые люди еще спят!
– Тихо, хозяйка, – оборвал ее унтер. – Скажи-ка лучше, ты вчера возле хаты других солдат, кроме своих постояльцев, не видела?
– Ничого я не бачила! – решительно заявила в ответ женщина, уперев руки в бока.
– А дома всё время была, может, отлучалась куда?
– Николы такого ни було!
– Что случилось, господин унтер-офицер? – вышел вперед кое-как одетый Штерн.
– Не твое дело! – рыкнул на него Хитров, но наткнувшись на строгий взгляд Галеева, сбавил тон. – Где Будищев?
– Здесь я, – выглянул из-за занавески Дмитрий.
– Одевайся, – хмуро велел ему унтер. – С нами пойдешь.
– Слушаю.
– Шматов, и ты тоже.
Винтовки им взять с собой не позволили, однако ремни отбирать не стали. Скоро они подошли к господскому дому, где их ожидал штабс-капитан Гаупт и другие офицеры роты.
– Здравия желаю вашему благородию, – выкрикнул Дмитрий и стал в полном соответствии с уставом «есть глазами начальство».
– Вольно, – махнул рукой Гаупт. – Погорелова видел вчера?
– Никак нет, ваше благородие! Вроде бы…
– Так «вроде бы» или не видел?
– Не видел!
– Врет он, ваше благородие, – вмешался Хитров. – Он с писарем крепко не ладил, так что более некому!
– Да что случилось то?
– Молчать! Говорить будешь, когда тебя спросят.
– Виноват! Так точно!
– Писаря Погорелова нашли сегодня утром в деревенском колодце, – пристально глядя Будищеву в глаза, сказал штабс-капитан. – Ты ничего не хочешь сказать по этому поводу?
– Никак нет!
– А отчего вы с ним подрались?
– Так это когда было, ваше благородие.
– Отвечай!
– Из-за бабы!
– Ну, допустим, а из-за какой?
– Так это…
– Отвечай!
– Из-за хозяйки нашей.
– Из-за нее могли, – хохотнул в сторону Венегер, – бабец пегвый согт!
– А ты что скажешь? – обратился к Шматову командир роты, с досадой посмотрев на своего субалтерна.
Федор все это время стоял ни жив ни мертв и только время от времени моргал своими голубыми глазами. Услышав вопрос, он вздрогнул и с каким-то отчаянием в голосе выкрикнул:
– Не могу знать, ваше благородие!
Собственно, этой фразой все его ответы и ограничились. Как ни пытали его Гаупт или другие офицеры, бедолага кричал, выпучивая глаза: «Не могу знать!»
Гаупту и раньше неоднократно приходилось видеть, как молодые солдаты теряют в присутствии офицеров всякую способность соображать и только повторяют, как заведенные, сокровенную фразу: «Не могу знать!» Но все же было в поведении Шматова нечто такое, что наводило на мысль о его неискренности. Однако тот же опыт недвусмысленно подсказывал, что просто допрашивая его, ничего не добиться. Солдат будет упираться до последнего, но ничего не скажет. И что еще хуже, лаской тоже ничего не добиться. Слишком уж велика пропасть между нижними чинами и офицерами. Но не вызывать же полицейского чиновника в самом деле? Эдак позору не оберешься, да и о карьере можно забыть. Разве только в отдельный корпус жандармов путь останется, но это офицеру генерального штаба совсем уж последнее дело!
– Вот что, – хмуро велел он Галееву, – обоих до выяснения под арест!
– Слушаю, ваше благородие! – вытянулся унтер в ответ.
– Да смотри, чтобы не вместе, – спохватился штабс-капитан, вдруг подумав, что лучше бы их было допрашивать по отдельности.
– Как прикажете, вашбродь!
Проводив глазами вышедших, Гаупт сел писать докладную записку о происшествии командиру полка. Быстро описав случившиеся, он хотел было кликнуть писаря, но вспомнил, что тот лежит сейчас в холодном сарае, временно превращенном в прозекторскую. И над его холодным телом колдует полковой врач Соколов.
– Проклятье! – вырвалось у штабс-капитана.
За дверью послышалось какое-то шуршание, и офицер раздраженно крикнул:
– Ну, кто там еще?
Дверь отворилась, и на пороге появились Штерн с Лиховцевым.
– Разрешите, ваше благородие?
– Ну, входите, раз пришли, – нелюбезно ответил им Гаупт. – Чем могу?
– Прошу прощения, господин штабс-капитан, но нам стало известно о причине ареста Будищева и Шматова.
– И что же?
– Ваше благородие, – начал было Николаша официальным голосом, но тут же сбился, – Владимир Васильевич, мы пришли засвидетельствовать полную невинов ность нашего товарища.
– Рядовой Штерн, вы издеваетесь? – не принял его тона Гаупт. – От вас еще вчерашним перегаром разит! Что вы можете засвидетельствовать, кроме собственного пьянства?
– Осмелюсь доложить, – отодвинул стушевавшегося товарища Лиховцев, – что мы вернулись вчера не так поздно. И ничего подозрительного не заметили.
– И что с того?
– Простите, ваше благородие, но…
– Замолчите, Алексей. То, что вы вступились за товарища, разумеется, похвально, в особенности, если бы вы по-прежнему учились в своем университете. Однако нынче вы в армии, а тут действуют свои законы.
– Это, несомненно, так, – не стал спорить Лиховцев, – но я некоторым образом юрист и мог бы быть полезен при расследовании.
– В самом деле, – задумался на секунду Гаупт, – впрочем, вы как приятель подозреваемого лицо заинтересованное. Нет, вы не можете вести расследование!
– Тогда позвольте мне быть его адвокатом.
– Адвокат бывает в суде, а сейчас до него далеко.
– Но все же, отчего вы решили, что Будищев со Шматовым вообще причастны к этому происшествию?
– На него указал командир звена Хитров.
– Ну, это еще ни о чем не говорит. Всем известно, что ефрейтор терпеть его не может.
– Ладно, но Будищев однажды избил Погорелова.
– Да вашего писаря, если хотите знать, вся рота дружно ненавидела, – снова вмешался Штерн. – Редкостная он был гнида! Царство ему небесное.
– Помолчи, Николай, – одернул его Лиховцев и снова обратился к офицеру: – А вот это, к сожалению, правда. Покойный и впрямь был не слишком приятный человек.
– Не спорю, однако же прочие его просто ненавидели, а вот ваш протеже ему нос расквасил! Кстати, вы в курсе за что?
– Ну, разумеется, из-за дамы, – снова подал голос Николаша.