Стрелок: Путь на Балканы. Путь в террор. Путь в Туркестан
Часть 21 из 225 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А что с той дивчиной?
– Какой дивчиной… а, с этой… да ничего хорошего. Под колеса попала…
– Как под колеса?
– Ну, лихач по дороге летел, да и сбил насмерть.
– Ой, лишенько!
– Вот такие дела. Ладно, иди к гостям, а то Охрим и так уже, наверное, косяка давит.
– Та, нашел лихо! Он как выпьет – ничего не помнит да ничего не знает, кроме этой проклятущей горилки.
Штаб Болховского полка, расположившийся в здании городской управы славного города Бердичева, в будние дни представлял собой нечто среднее между присутственным местом и ярмаркой. Множество людей – офицеры, чиновники, местные купцы и бог знает кто еще – сновали туда-сюда по коридорам, громко разговаривали, торговались, спорили, а бывало и переходили на площадную брань. Как известно, армия в России большая, солдат в ней много, а каждого нужно одеть, обуть, накормить, а все это стоит денег. И у бердичевских коммерсантов таки было что предложить и по хорошей цене, вот просто, ей-богу, вы нигде дешевле не купите! Однако известно также, что интендантские чиновники просто славятся своей скаредностью и так и норовят снарядить всем необходимым служивых без убытка для казны. То есть – даром! А где вы такое видели, чтобы купцы торговали себе в убыток? Нет, они, конечно, патриоты и во всех церквах, костелах и особенно синагогах днем и ночью молятся о здравии государя-императора, но надо же и совесть иметь!
Вот очередной негоциант, горестно вздыхая, спустился по лестнице, подсчитывая при этом в уме прибыль. Нет, вы не ослышались, он действительно считает доходы, но лицо у него при этом такое, будто уже целый год не имеет ничего кроме убытков и вот-вот пойдет по миру. Едва его ноги оказываются на земле, как рядом остановилась пролетка и разбитной извозчик-поляк, подобострастно улыбаясь, спросил:
– Куда угодно достопочтенному пану?
– Достопочтенному пану угодно идти домой пешком, – сухо ответил коммерсант и продолжил движение.
– Ваше степенство, – не отступает извозчик, – да разве же можно, по такой погоде идти домой пешком! Да вы же непременно промочите ноги и, чего доброго, простудитесь. А я бы вашу милость со всем уважением довез и всего-то за пару злотых[22]. Просто как какого-нибудь князя!
– Разбойник! – останавливается купец, изумленный наглостью извозчика. – Да как у тебя язык повернулся назначить такую несусветную цену! Если ты хочешь знать, я за десять злотых купил вот эти галоши, и теперь мои ноги ни за что не промокнут. Два злотых! Да мне идти-то всего ничего, а этот негодяй…
За их перепалкой с интересом наблюдают два солдата, сидящие в санях. Они прибыли за какой-то надобностью со своим фельдфебелем. Но их начальник ушел в штаб и пока не появился, а Шматову с Будищевым скучно, и они рады любому развлечению, хотя польская речь не очень понятна для их слуха.
После Рождества морозы спали, но никакой слякоти на улицах города не наблюдается, так что промочить ноги старому еврею вряд ли грозит. Повздыхав и ругнув про себя несговорчивого клиента, извозчик отъехал в сторону и принялся набивать трубку. Ничего страшного, место тут бойкое, найдутся еще пассажиры.
– Ишь ты, табачком балуется, – завистливо сказал Федька, глядя на манипуляции поляка. – Хорошо тебе, Граф, ты не куришь, а у меня уши скоро опухнут.
– Курить вредно, – меланхолично ответил ему Дмитрий.
– Ага, ты давеча это и про водку говорил, но пить ее что-то не прекращаешь!
– Ты не путай, выпить у нас, дай бог, раз в месяц выходит, а «козью ножку»[23] ты готов одну за другой смолить. Задымил нафиг!
– Дохтура сказывают, что табачный дым болезни отгоняет, – не совсем уверенно возразил ему Шматов.
– От твоего самосада даже тараканы дохнут.
Пока они говорили, извозчик закончил набивать трубку и потянулся за спичками. Но в коробке оказалась всего одна спичка, да и та, вспыхнув белым пламенем, тут же потухла.
– Вот холера! – чертыхнулся поляк и с надеждой оглянулся кругом. Увы, кроме двух москалей рядом никого не было. Можно было, конечно, отлучиться в лавку, но вдруг в этот момент случится клиент? В другой раз он, возможно, не стал бы и разговаривать с ними, но очень уж захотелось курить.
– Пшиячеле, машь запаувки? – спросил он у Шматова.
– Чегось? – не понял вопроса солдат.
– Огоньку просит, – усмехнувшись, пояснил ему Будищев.
– Так ест, огень, – закивал головой извозчик.
– Есть, как не быть, – отвечал Федька и полез в карман за огнивом.
Меньше чем через минуту он высек кремнем искру и, раздув трут, протянул его обалдевшему от подобной архаики поляку. Тем не менее старый способ оказался вполне надежным, и прикурить получилось.
– Дзенькуе, – поблагодарил извозчик затягиваясь.
– Спасибо много, – заявил ему в ответ Дмитрий, – лучше угости табачком этого малахольного. Да не тушуйся, я не курящий, а ему много не надо.
– Прошу пана, – засуетился поляк, оскорбившийся намеком солдата на жадность, – тшестуйше.
– Вот спасибо, – обрадованно взялся за кисет Шматов и отсыпал себе ароматного табака на ладонь. – Спаси тебя Христос, добрый человек. А то ведь кой день с куревом бедствую.
– Веж ещтще, не вахайще.
– Что, не сговорился с пассажиром? – поинтересовался Дмитрий, пока обрадованный Федька отсыпал себе в кисет свалившееся на него богатство.
– Так быва. То есть богаты, но бардзо скупы жид. – Пожал тот плечами и представился: – Мое име Ян. Ян Квинта.
– О как, а на трубе ты не играешь?
– Не, я не ест музыкем[24], – удивился их новый знакомый.
В этот момент из управы вышел офицер, и извозчик тут же развернул к нему свой экипаж, потеряв всякий интерес к своим собеседникам. На этот раз клиент оказался сговорчивым, и Квинта с шиком покатил его мимо вытянувшихся во фрунт солдат.
– Граф, а чего это пшек сказал, что он не мужик?
– Что? А вон ты про что. Нет, он сказал, что не музыкант.
– А про какую трубу ты его спрашивал?
– Да так, не бери в голову. Табачком-то разжился?
– Ага!
– А чего сам не попросил?
– Да я…
Между тем старый еврей, которого так неудачно пытался подвезти Ян Квинта, продолжал идти к дому, стараясь не поскользнуться. Говоря по правде, он уже жалел, что отказался от услуг извозчика, но уж больно его задела наглость поляка. Начнись торг хотя бы с двадцати копеек, он легко бы сбил цену вполовину и уже, наверное, подъезжал бы к дому, но два злотых! Куда только катится этот мир?
– Пан Борух, это вы? – отвлек его от размышлений чей-то тонкий голос. – Здравствуйте!
– Что такое? – удивленно переспросил коммерсант, увидев перед собой хрупкую девушку в старом тёмно-сером пальто и такой же невзрачной шляпке. – Простите, пани, не имею чести вас…
– Да как же, пан Борух, я же Геся. Геся Барнес!
– Геся… Подожди-ка, да ведь ты, верно, дочка пани Ребекки Барнес?
– Ну, конечно.
– Ой вэй, сколько лет, сколько зим! Я ведь не видел ни тебя, ни твоей достопочтенной матушки с тех пор, как вы уехали. С тех пор маленькая Геся выросла и стала настоящей красавицей, а ведь казалось, что прошло не так уж много времени. Кстати, как поживает твоя матушка?
– Увы, достопочтенный пан Борух, мама умерла еще полгода назад.
– Какая ужасная новость! Мне так жаль, но скажи мне, девочка, что ты делаешь здесь одна?
– Так уж случилось, что мне пришлось покинуть наше местечко и вернуться в Бердичев.
– Одной?
– Ну да, у меня ведь больше никого нет.
– Подожди-ка, а разве в вашем местечке не было синагоги? А может, там нет ни одного ребе и совсем-совсем нет общины, чтобы позаботиться о бедной сироте? Как же они отпустили тебя одну!
– Простите, пан Борух, – закусила губу девушка, – но как раз от их забот я и уехала.
– Уехала от забот? Ну, конечно, дела у вас, судя по всему, шли не важно, а когда пани Ребекка покинула этот мир, то ты осталась бесприданницей. Так ведь?
Ответом старому негоцианту был только кивок, а он, переведя дух, продолжал:
– И тогда кагал[25] решил найти тебе мужа?
На этот раз не последовало даже кивка, но старик был опытен и даже где-то мудр, а потому понял все сразу.
– И тот, кого выбрали старейшины, не пришелся тебе по вкусу? Ну, конечно, вряд ли они выбрали жгучего красавца с приличным капиталом и москательной лавкой в придачу. Девочка моя, но в том ли ты положении, чтобы перебирать?
– Простите, пан Борух, – закусила губу девушка, – но я не хочу связывать свою судьбу с этим дурачком Моше, только от того, что так решила община.
– Ой вэй, но что же ты будешь делать?
– Пан Борух, – решилась наконец Геся, – я знаю, вы добрый человек, и вас, наверное, послал на эту улицу сам Господь. Вы не могли бы мне помочь?
– Тебе нужны деньги? – понимающе кивнул старик.
– Нет, – вспыхнула девушка, – мне нужна работа!
– Что?!
– Мне нужна работа. Я готова делать что угодно. Стирать, мыть полы, ухаживать за больными. Просто я хочу заработать себе на жизнь.
– Вот оно что. Но что ты умеешь делать?
– Я же сказала…
– Какой дивчиной… а, с этой… да ничего хорошего. Под колеса попала…
– Как под колеса?
– Ну, лихач по дороге летел, да и сбил насмерть.
– Ой, лишенько!
– Вот такие дела. Ладно, иди к гостям, а то Охрим и так уже, наверное, косяка давит.
– Та, нашел лихо! Он как выпьет – ничего не помнит да ничего не знает, кроме этой проклятущей горилки.
Штаб Болховского полка, расположившийся в здании городской управы славного города Бердичева, в будние дни представлял собой нечто среднее между присутственным местом и ярмаркой. Множество людей – офицеры, чиновники, местные купцы и бог знает кто еще – сновали туда-сюда по коридорам, громко разговаривали, торговались, спорили, а бывало и переходили на площадную брань. Как известно, армия в России большая, солдат в ней много, а каждого нужно одеть, обуть, накормить, а все это стоит денег. И у бердичевских коммерсантов таки было что предложить и по хорошей цене, вот просто, ей-богу, вы нигде дешевле не купите! Однако известно также, что интендантские чиновники просто славятся своей скаредностью и так и норовят снарядить всем необходимым служивых без убытка для казны. То есть – даром! А где вы такое видели, чтобы купцы торговали себе в убыток? Нет, они, конечно, патриоты и во всех церквах, костелах и особенно синагогах днем и ночью молятся о здравии государя-императора, но надо же и совесть иметь!
Вот очередной негоциант, горестно вздыхая, спустился по лестнице, подсчитывая при этом в уме прибыль. Нет, вы не ослышались, он действительно считает доходы, но лицо у него при этом такое, будто уже целый год не имеет ничего кроме убытков и вот-вот пойдет по миру. Едва его ноги оказываются на земле, как рядом остановилась пролетка и разбитной извозчик-поляк, подобострастно улыбаясь, спросил:
– Куда угодно достопочтенному пану?
– Достопочтенному пану угодно идти домой пешком, – сухо ответил коммерсант и продолжил движение.
– Ваше степенство, – не отступает извозчик, – да разве же можно, по такой погоде идти домой пешком! Да вы же непременно промочите ноги и, чего доброго, простудитесь. А я бы вашу милость со всем уважением довез и всего-то за пару злотых[22]. Просто как какого-нибудь князя!
– Разбойник! – останавливается купец, изумленный наглостью извозчика. – Да как у тебя язык повернулся назначить такую несусветную цену! Если ты хочешь знать, я за десять злотых купил вот эти галоши, и теперь мои ноги ни за что не промокнут. Два злотых! Да мне идти-то всего ничего, а этот негодяй…
За их перепалкой с интересом наблюдают два солдата, сидящие в санях. Они прибыли за какой-то надобностью со своим фельдфебелем. Но их начальник ушел в штаб и пока не появился, а Шматову с Будищевым скучно, и они рады любому развлечению, хотя польская речь не очень понятна для их слуха.
После Рождества морозы спали, но никакой слякоти на улицах города не наблюдается, так что промочить ноги старому еврею вряд ли грозит. Повздыхав и ругнув про себя несговорчивого клиента, извозчик отъехал в сторону и принялся набивать трубку. Ничего страшного, место тут бойкое, найдутся еще пассажиры.
– Ишь ты, табачком балуется, – завистливо сказал Федька, глядя на манипуляции поляка. – Хорошо тебе, Граф, ты не куришь, а у меня уши скоро опухнут.
– Курить вредно, – меланхолично ответил ему Дмитрий.
– Ага, ты давеча это и про водку говорил, но пить ее что-то не прекращаешь!
– Ты не путай, выпить у нас, дай бог, раз в месяц выходит, а «козью ножку»[23] ты готов одну за другой смолить. Задымил нафиг!
– Дохтура сказывают, что табачный дым болезни отгоняет, – не совсем уверенно возразил ему Шматов.
– От твоего самосада даже тараканы дохнут.
Пока они говорили, извозчик закончил набивать трубку и потянулся за спичками. Но в коробке оказалась всего одна спичка, да и та, вспыхнув белым пламенем, тут же потухла.
– Вот холера! – чертыхнулся поляк и с надеждой оглянулся кругом. Увы, кроме двух москалей рядом никого не было. Можно было, конечно, отлучиться в лавку, но вдруг в этот момент случится клиент? В другой раз он, возможно, не стал бы и разговаривать с ними, но очень уж захотелось курить.
– Пшиячеле, машь запаувки? – спросил он у Шматова.
– Чегось? – не понял вопроса солдат.
– Огоньку просит, – усмехнувшись, пояснил ему Будищев.
– Так ест, огень, – закивал головой извозчик.
– Есть, как не быть, – отвечал Федька и полез в карман за огнивом.
Меньше чем через минуту он высек кремнем искру и, раздув трут, протянул его обалдевшему от подобной архаики поляку. Тем не менее старый способ оказался вполне надежным, и прикурить получилось.
– Дзенькуе, – поблагодарил извозчик затягиваясь.
– Спасибо много, – заявил ему в ответ Дмитрий, – лучше угости табачком этого малахольного. Да не тушуйся, я не курящий, а ему много не надо.
– Прошу пана, – засуетился поляк, оскорбившийся намеком солдата на жадность, – тшестуйше.
– Вот спасибо, – обрадованно взялся за кисет Шматов и отсыпал себе ароматного табака на ладонь. – Спаси тебя Христос, добрый человек. А то ведь кой день с куревом бедствую.
– Веж ещтще, не вахайще.
– Что, не сговорился с пассажиром? – поинтересовался Дмитрий, пока обрадованный Федька отсыпал себе в кисет свалившееся на него богатство.
– Так быва. То есть богаты, но бардзо скупы жид. – Пожал тот плечами и представился: – Мое име Ян. Ян Квинта.
– О как, а на трубе ты не играешь?
– Не, я не ест музыкем[24], – удивился их новый знакомый.
В этот момент из управы вышел офицер, и извозчик тут же развернул к нему свой экипаж, потеряв всякий интерес к своим собеседникам. На этот раз клиент оказался сговорчивым, и Квинта с шиком покатил его мимо вытянувшихся во фрунт солдат.
– Граф, а чего это пшек сказал, что он не мужик?
– Что? А вон ты про что. Нет, он сказал, что не музыкант.
– А про какую трубу ты его спрашивал?
– Да так, не бери в голову. Табачком-то разжился?
– Ага!
– А чего сам не попросил?
– Да я…
Между тем старый еврей, которого так неудачно пытался подвезти Ян Квинта, продолжал идти к дому, стараясь не поскользнуться. Говоря по правде, он уже жалел, что отказался от услуг извозчика, но уж больно его задела наглость поляка. Начнись торг хотя бы с двадцати копеек, он легко бы сбил цену вполовину и уже, наверное, подъезжал бы к дому, но два злотых! Куда только катится этот мир?
– Пан Борух, это вы? – отвлек его от размышлений чей-то тонкий голос. – Здравствуйте!
– Что такое? – удивленно переспросил коммерсант, увидев перед собой хрупкую девушку в старом тёмно-сером пальто и такой же невзрачной шляпке. – Простите, пани, не имею чести вас…
– Да как же, пан Борух, я же Геся. Геся Барнес!
– Геся… Подожди-ка, да ведь ты, верно, дочка пани Ребекки Барнес?
– Ну, конечно.
– Ой вэй, сколько лет, сколько зим! Я ведь не видел ни тебя, ни твоей достопочтенной матушки с тех пор, как вы уехали. С тех пор маленькая Геся выросла и стала настоящей красавицей, а ведь казалось, что прошло не так уж много времени. Кстати, как поживает твоя матушка?
– Увы, достопочтенный пан Борух, мама умерла еще полгода назад.
– Какая ужасная новость! Мне так жаль, но скажи мне, девочка, что ты делаешь здесь одна?
– Так уж случилось, что мне пришлось покинуть наше местечко и вернуться в Бердичев.
– Одной?
– Ну да, у меня ведь больше никого нет.
– Подожди-ка, а разве в вашем местечке не было синагоги? А может, там нет ни одного ребе и совсем-совсем нет общины, чтобы позаботиться о бедной сироте? Как же они отпустили тебя одну!
– Простите, пан Борух, – закусила губу девушка, – но как раз от их забот я и уехала.
– Уехала от забот? Ну, конечно, дела у вас, судя по всему, шли не важно, а когда пани Ребекка покинула этот мир, то ты осталась бесприданницей. Так ведь?
Ответом старому негоцианту был только кивок, а он, переведя дух, продолжал:
– И тогда кагал[25] решил найти тебе мужа?
На этот раз не последовало даже кивка, но старик был опытен и даже где-то мудр, а потому понял все сразу.
– И тот, кого выбрали старейшины, не пришелся тебе по вкусу? Ну, конечно, вряд ли они выбрали жгучего красавца с приличным капиталом и москательной лавкой в придачу. Девочка моя, но в том ли ты положении, чтобы перебирать?
– Простите, пан Борух, – закусила губу девушка, – но я не хочу связывать свою судьбу с этим дурачком Моше, только от того, что так решила община.
– Ой вэй, но что же ты будешь делать?
– Пан Борух, – решилась наконец Геся, – я знаю, вы добрый человек, и вас, наверное, послал на эту улицу сам Господь. Вы не могли бы мне помочь?
– Тебе нужны деньги? – понимающе кивнул старик.
– Нет, – вспыхнула девушка, – мне нужна работа!
– Что?!
– Мне нужна работа. Я готова делать что угодно. Стирать, мыть полы, ухаживать за больными. Просто я хочу заработать себе на жизнь.
– Вот оно что. Но что ты умеешь делать?
– Я же сказала…