Стрелок: Путь на Балканы. Путь в террор. Путь в Туркестан
Часть 15 из 225 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Это что же за непотребство такое! – сплюнул Супонев.
– Вот это да, – прошептал потрясенный Шматов. – А кто же их таких замуж возьмет с синими волосами да с таким куцым подолом?!
– Так если все такие, чего же не взять. Тем более что развестись будет не проблема. Пожил с одной, не понравилось – развелся. Пошел другую искать!
– А с невинностью как же?
– Да ее в будущем любой доктор сможет починить. Полдня делов, зашла баба – вышла девка!
– Эх, нашли кого спросить, – сокрушенно покачал головой дядька Никифоров, – ить он, паразит, смеется над вами, а вы и уши развесили!
Будищев еще долго описывал солдатам женщин из будущего и простоту их нравов, перемежая рассказы скабрезностями и вызывая тем самым гомерические приступы хохота. Даже приятели вольноперы завороженно слушали его фантастические россказни, смеясь вместе со всеми, и только более деликатный Алексей иногда морщился от излишнего натурализма. Николай же, казалось, был в полном восторге и только что не хлопал в ладоши, как в театре. Наконец, солдаты постепенно угомонились и стали устраиваться спать.
– Николаша, скажи мне, – прошептал Лиховцев Штерну, – зачем ты рассказал остальным про эту историю?
– Чтобы отвлечь от тебя и твоей гипотетической девушки. Видишь ли, мне не очень понравилось, как Будищев отозвался о твоей возможной невесте. Не забывай, Софи мне все-таки кузина. К тому же, если ты не заметил, он обладает весьма любопытной способностью разговорить любого, и, если бы я не отвлек внимание от тебя, то Дмитрий очень скоро выведал бы у тебя все подробности, и ничем хорошим это не кончилось. А так он повеселил солдат, и все забыли и думать, есть ли у вольноопределяющегося Лиховцева дама сердца или нет.
– Все-таки твой дядюшка прав, нет ни малейшей вероятности, что он попал к нам из грядущего.
– Тебе не понравилась описанная им женская мода?
– Мне вообще не понравились его россказни! Совершенно очевидно, что со временем, под влиянием прогресса, нравы будут лишь улучшаться. А мир, описанный Будищевым, просто ужасен. У него невероятно больная фантазия, и я полагаю, что его напрасно выписали из палаты для душевнобольных.
Всякая дорога, какой бы длинной она ни была, когда-нибудь заканчивается. Подошел к концу и путь Болховского полка. Миновав после Гатчины Белосток, Вильно и Брест-Литовск, воинские эшелоны в начале декабря подошли к Бердичеву.
Последний оказался довольно благоустроенным уездным городом с большим количеством каменных домов, вокзалом, присутствиями[15], больницей, кабаками и, конечно же, городской тюрьмой. Имелось также множество синагог, несколько костелов, и главная доминанта города – парящий над ним православный собор. Впрочем, в самом Бердичеве разместился только штаб полка и склады военного имущества, а роты сразу же после выгрузки стали разводить на постой по окрестным деревням.
– Эй, Будищев, – окликнул задумавшегося солдата, Галеев, – ступай с отцом Григорием, поможешь ему.
– Слушаю, господин старший унтер-офицер!
– Да смотри мне, не напортачьте чего!
– Как можно, господин старший унтер-офицер!
– То-то.
– Дяденька, а можно мне с Графом? – взмолился вертевшийся тут же Шматов.
– Какой я тебе «дяденька»! – взъярился поначалу унтер, но потом махнул рукой, дескать, ступай, бестолочь.
Помощь священнику заключалась в погрузке на две двуколки имущества походной церкви: иконостаса, аналоя и других принадлежностей, названия которых Дмитрий не знал. Быстро управившись, солдаты вопросительно посмотрели на отца Григория, но тот не стал их сразу отпускать.
– Скажи мне, чадо, – спросил он у Федора, – умеешь ли ты обращаться с конями?
– Конечно, батюшка, – бесхитростно улыбнулся парень.
– Вот и бери вожжи на второй, а мы с Будищевым покамест потолкуем.
Хотя Шматову было безумно интересно, о чем священник собирается говорить с его приятелем, он послушно кивнул и занял место на козлах. На первой повозке править взялся сам отец Григорий, и какое-то время они ехали молча. Наконец, когда тишина стала совсем уж гнетущей, священнослужитель тихонько спросил:
– Скажи мне, раб божий, а каком таком грядущем ты своим товарищам толковал? Про каких таких дев с синими волосами с короткими подолами рассказывал?
– Да это я так, шутейно, – не стал отнекиваться Дмитрий, сообразивший, откуда ветер дует.
– Про то, что священное таинство венчания можно отринуть и вдругорядь жениться, ты тоже шутил?
– А вот этого не было!
– Что значит не было, разве ты, пакостник эдакий, про разводы не рассказывал?
– Про разводы говорил, а вот про венчание ни слова!
– Какой же развод может быть, если венчания не случилось?
– Так я про гражданский брак…
– «Гражданский брак», богохульник, сиречь непотребное сожительство!
– Не скажите, батюшка, – принялся возражать Дмитрий, понявший, что угодил в нехорошую историю и выкрутиться ему может помочь только наглость, – разве не бывает такого, что в церкви обвенчали молодых против их согласия?
– Всяко бывает, так что с того? То, что Господь соединил, человеку разрушить не дано! Стерпится – слюбится.
– Ага, а если не стерпится? Потом или маются, или гуляют друг от друга тайком! Ну, я и сказал, что не лучше ли, чтобы молодые сначала пожили вместе, а лишь потом повенчались. А если не подходят друг к другу или, к примеру, детей нет, то и развелись без волокиты.
– Тьфу, окаянный! Если Господь детей не дает – молиться надо! По святым местам ездить, к иконам чудодейственным прикладываться, а не о блуде вожделеть!
– Спасибо, батюшка, что развеяли мои заблуждения, – неожиданно заявил расходившемуся священнику Дмитрий. – Вы мне просто глаза открыли!
– Что?! – выпучил глаза сбитый с толку отец Григорий. – Ты издеваешься надо мной, порождение антихристово?
– Да как можно! Я, можно сказать, до сих пор во тьме пребывал, – принялся с жаром уверять его солдат, – вот и нес чего попало! А теперь я свет увидал… нет ли у вас батюшка, акафиста Божьей Матери?
– Митя, – неожиданно ласково спросил его священник после короткого молчания, – ты видишь, что там?
– Не знаю, синагога, наверное…
– Правильно, а вон там?
– Церковь. Только какая-то…
– …католическая это церковь, – закончил за него священник, – иначе – костел.
– Ну да, наверное, а что?
– А то, что я не иудей и не католик. Я, Митя, – православный! Я ведь могу и в морду дать!
От удивления у Будищева пропал дар речи, а отец Григорий, как ни в чем не бывало, продолжал:
– Ты ежели сам афей[16], то что поделаешь. Но не смей отвращать от церкви Христовой малых сих, иначе лучше бы тебе на шею жернов мельничный, да и в воду! И это я тебе, нечестивцу, не Святое Писание растолковываю, а объясняю, чем все закончиться может! Внял ли?
– Понял…
– Так вот, Митя. Впереди война, и кто его знает, как оно повернется. Бывает, что и грешники добро творят, а случается, что и праведники обмишулятся. Я за тобой давно слежу. Странный ты, но к воинскому делу способный, а потому офицерам я о твоих художествах рассказывать не буду, если ты, конечно, не прекратишь непотребства сии.
– Не буду больше, батюшка!
– Ну и ладно. Ой, а ведь мы, пожалуй, что и приехали. Спасибо вам, чада, что пособили отцу своему духовному.
С этими словами отец Григорий благословил слезшего с козел Шматова и, укоризненно глянув на все еще озадаченного Будищева, пошел к собору.
– Граф, а Граф, – спросил Федор, когда они возвращались назад, – а чего это батюшка тебя благословлять не стал?
– Грешен я, – трагическим голосом отвечал ему Дмитрий.
– Все грешны, окромя Господа, а все же?
– Отстань, Федя, давай лучше водки, что ли, купим?
– Давай, только у меня денег нет.
– С деньгами и дурак сумеет, ты так попробуй.
– Как это?
– А вот смотри, – усмехнулся его приятель и повернул к ближайшему питейному заведению.
Неказистый снаружи кабак изнутри тоже не блистал убранством. Располагался он в полуподвале, через небольшие оконца под потолком в помещение попадало мало света, и потому оно всегда находилось в полумраке. Одну из стен целиком занимала большая стойка, за которой стоял кабатчик, а за столиками сидели несколько посетителей и о чем-то тихо переговаривались. Появившиеся на пороге солдаты привлекли всеобщее внимание, тем более что один из них, входя, хотел по привычке перекреститься, снял было кепи, но, не заметив икон, смутился и нахлобучил головной убор обратно. Второй же лишь криво усмехнулся и, обведя глазами присутствующих, поздоровался:
– Шалом, евреи!
– Шалом, – ответил странному солдату кабатчик и добавил несколько слов на идиш.
Но ничего не понявший Будищев, даже не подумав ему отвечать, уселся за крайний стол и прислонил к нему винтовку. Шматов, помявшись, последовал примеру товарища и все же стянул с головы свое кепи, положив его на стол.
– Господа солдаты хотят что-то заказать? – перешел на русский язык кабатчик.
– Нет.
– Тогда зачем вы пришли?
– Все дело в моем покойном друге, – со вздохом отвечал ему Дмитрий, – он был родом из Бердичева и перед смертью просил навестить его мать.
– И вы таки хотели найти ее у меня в трактире?
– Нет, конечно, но мой друг не успел сказать мне своего адреса. Он попросил только, чтобы я навестил старушку, но не сказал, где она живет. Я подумал, что в вашем заведении бывают разные люди и, может, они подскажут, где ее искать?
– А как звали вашего друга?
– Вот это да, – прошептал потрясенный Шматов. – А кто же их таких замуж возьмет с синими волосами да с таким куцым подолом?!
– Так если все такие, чего же не взять. Тем более что развестись будет не проблема. Пожил с одной, не понравилось – развелся. Пошел другую искать!
– А с невинностью как же?
– Да ее в будущем любой доктор сможет починить. Полдня делов, зашла баба – вышла девка!
– Эх, нашли кого спросить, – сокрушенно покачал головой дядька Никифоров, – ить он, паразит, смеется над вами, а вы и уши развесили!
Будищев еще долго описывал солдатам женщин из будущего и простоту их нравов, перемежая рассказы скабрезностями и вызывая тем самым гомерические приступы хохота. Даже приятели вольноперы завороженно слушали его фантастические россказни, смеясь вместе со всеми, и только более деликатный Алексей иногда морщился от излишнего натурализма. Николай же, казалось, был в полном восторге и только что не хлопал в ладоши, как в театре. Наконец, солдаты постепенно угомонились и стали устраиваться спать.
– Николаша, скажи мне, – прошептал Лиховцев Штерну, – зачем ты рассказал остальным про эту историю?
– Чтобы отвлечь от тебя и твоей гипотетической девушки. Видишь ли, мне не очень понравилось, как Будищев отозвался о твоей возможной невесте. Не забывай, Софи мне все-таки кузина. К тому же, если ты не заметил, он обладает весьма любопытной способностью разговорить любого, и, если бы я не отвлек внимание от тебя, то Дмитрий очень скоро выведал бы у тебя все подробности, и ничем хорошим это не кончилось. А так он повеселил солдат, и все забыли и думать, есть ли у вольноопределяющегося Лиховцева дама сердца или нет.
– Все-таки твой дядюшка прав, нет ни малейшей вероятности, что он попал к нам из грядущего.
– Тебе не понравилась описанная им женская мода?
– Мне вообще не понравились его россказни! Совершенно очевидно, что со временем, под влиянием прогресса, нравы будут лишь улучшаться. А мир, описанный Будищевым, просто ужасен. У него невероятно больная фантазия, и я полагаю, что его напрасно выписали из палаты для душевнобольных.
Всякая дорога, какой бы длинной она ни была, когда-нибудь заканчивается. Подошел к концу и путь Болховского полка. Миновав после Гатчины Белосток, Вильно и Брест-Литовск, воинские эшелоны в начале декабря подошли к Бердичеву.
Последний оказался довольно благоустроенным уездным городом с большим количеством каменных домов, вокзалом, присутствиями[15], больницей, кабаками и, конечно же, городской тюрьмой. Имелось также множество синагог, несколько костелов, и главная доминанта города – парящий над ним православный собор. Впрочем, в самом Бердичеве разместился только штаб полка и склады военного имущества, а роты сразу же после выгрузки стали разводить на постой по окрестным деревням.
– Эй, Будищев, – окликнул задумавшегося солдата, Галеев, – ступай с отцом Григорием, поможешь ему.
– Слушаю, господин старший унтер-офицер!
– Да смотри мне, не напортачьте чего!
– Как можно, господин старший унтер-офицер!
– То-то.
– Дяденька, а можно мне с Графом? – взмолился вертевшийся тут же Шматов.
– Какой я тебе «дяденька»! – взъярился поначалу унтер, но потом махнул рукой, дескать, ступай, бестолочь.
Помощь священнику заключалась в погрузке на две двуколки имущества походной церкви: иконостаса, аналоя и других принадлежностей, названия которых Дмитрий не знал. Быстро управившись, солдаты вопросительно посмотрели на отца Григория, но тот не стал их сразу отпускать.
– Скажи мне, чадо, – спросил он у Федора, – умеешь ли ты обращаться с конями?
– Конечно, батюшка, – бесхитростно улыбнулся парень.
– Вот и бери вожжи на второй, а мы с Будищевым покамест потолкуем.
Хотя Шматову было безумно интересно, о чем священник собирается говорить с его приятелем, он послушно кивнул и занял место на козлах. На первой повозке править взялся сам отец Григорий, и какое-то время они ехали молча. Наконец, когда тишина стала совсем уж гнетущей, священнослужитель тихонько спросил:
– Скажи мне, раб божий, а каком таком грядущем ты своим товарищам толковал? Про каких таких дев с синими волосами с короткими подолами рассказывал?
– Да это я так, шутейно, – не стал отнекиваться Дмитрий, сообразивший, откуда ветер дует.
– Про то, что священное таинство венчания можно отринуть и вдругорядь жениться, ты тоже шутил?
– А вот этого не было!
– Что значит не было, разве ты, пакостник эдакий, про разводы не рассказывал?
– Про разводы говорил, а вот про венчание ни слова!
– Какой же развод может быть, если венчания не случилось?
– Так я про гражданский брак…
– «Гражданский брак», богохульник, сиречь непотребное сожительство!
– Не скажите, батюшка, – принялся возражать Дмитрий, понявший, что угодил в нехорошую историю и выкрутиться ему может помочь только наглость, – разве не бывает такого, что в церкви обвенчали молодых против их согласия?
– Всяко бывает, так что с того? То, что Господь соединил, человеку разрушить не дано! Стерпится – слюбится.
– Ага, а если не стерпится? Потом или маются, или гуляют друг от друга тайком! Ну, я и сказал, что не лучше ли, чтобы молодые сначала пожили вместе, а лишь потом повенчались. А если не подходят друг к другу или, к примеру, детей нет, то и развелись без волокиты.
– Тьфу, окаянный! Если Господь детей не дает – молиться надо! По святым местам ездить, к иконам чудодейственным прикладываться, а не о блуде вожделеть!
– Спасибо, батюшка, что развеяли мои заблуждения, – неожиданно заявил расходившемуся священнику Дмитрий. – Вы мне просто глаза открыли!
– Что?! – выпучил глаза сбитый с толку отец Григорий. – Ты издеваешься надо мной, порождение антихристово?
– Да как можно! Я, можно сказать, до сих пор во тьме пребывал, – принялся с жаром уверять его солдат, – вот и нес чего попало! А теперь я свет увидал… нет ли у вас батюшка, акафиста Божьей Матери?
– Митя, – неожиданно ласково спросил его священник после короткого молчания, – ты видишь, что там?
– Не знаю, синагога, наверное…
– Правильно, а вон там?
– Церковь. Только какая-то…
– …католическая это церковь, – закончил за него священник, – иначе – костел.
– Ну да, наверное, а что?
– А то, что я не иудей и не католик. Я, Митя, – православный! Я ведь могу и в морду дать!
От удивления у Будищева пропал дар речи, а отец Григорий, как ни в чем не бывало, продолжал:
– Ты ежели сам афей[16], то что поделаешь. Но не смей отвращать от церкви Христовой малых сих, иначе лучше бы тебе на шею жернов мельничный, да и в воду! И это я тебе, нечестивцу, не Святое Писание растолковываю, а объясняю, чем все закончиться может! Внял ли?
– Понял…
– Так вот, Митя. Впереди война, и кто его знает, как оно повернется. Бывает, что и грешники добро творят, а случается, что и праведники обмишулятся. Я за тобой давно слежу. Странный ты, но к воинскому делу способный, а потому офицерам я о твоих художествах рассказывать не буду, если ты, конечно, не прекратишь непотребства сии.
– Не буду больше, батюшка!
– Ну и ладно. Ой, а ведь мы, пожалуй, что и приехали. Спасибо вам, чада, что пособили отцу своему духовному.
С этими словами отец Григорий благословил слезшего с козел Шматова и, укоризненно глянув на все еще озадаченного Будищева, пошел к собору.
– Граф, а Граф, – спросил Федор, когда они возвращались назад, – а чего это батюшка тебя благословлять не стал?
– Грешен я, – трагическим голосом отвечал ему Дмитрий.
– Все грешны, окромя Господа, а все же?
– Отстань, Федя, давай лучше водки, что ли, купим?
– Давай, только у меня денег нет.
– С деньгами и дурак сумеет, ты так попробуй.
– Как это?
– А вот смотри, – усмехнулся его приятель и повернул к ближайшему питейному заведению.
Неказистый снаружи кабак изнутри тоже не блистал убранством. Располагался он в полуподвале, через небольшие оконца под потолком в помещение попадало мало света, и потому оно всегда находилось в полумраке. Одну из стен целиком занимала большая стойка, за которой стоял кабатчик, а за столиками сидели несколько посетителей и о чем-то тихо переговаривались. Появившиеся на пороге солдаты привлекли всеобщее внимание, тем более что один из них, входя, хотел по привычке перекреститься, снял было кепи, но, не заметив икон, смутился и нахлобучил головной убор обратно. Второй же лишь криво усмехнулся и, обведя глазами присутствующих, поздоровался:
– Шалом, евреи!
– Шалом, – ответил странному солдату кабатчик и добавил несколько слов на идиш.
Но ничего не понявший Будищев, даже не подумав ему отвечать, уселся за крайний стол и прислонил к нему винтовку. Шматов, помявшись, последовал примеру товарища и все же стянул с головы свое кепи, положив его на стол.
– Господа солдаты хотят что-то заказать? – перешел на русский язык кабатчик.
– Нет.
– Тогда зачем вы пришли?
– Все дело в моем покойном друге, – со вздохом отвечал ему Дмитрий, – он был родом из Бердичева и перед смертью просил навестить его мать.
– И вы таки хотели найти ее у меня в трактире?
– Нет, конечно, но мой друг не успел сказать мне своего адреса. Он попросил только, чтобы я навестил старушку, но не сказал, где она живет. Я подумал, что в вашем заведении бывают разные люди и, может, они подскажут, где ее искать?
– А как звали вашего друга?