Странное воспоминание

– Джон? Как ты меня нашел?

– Вы сидите через улицу от комнаты, в которой обокрали меня.

Фокс собирался возразить, но прежде бросил недовольный взгляд в окно, словно желая удостовериться, что это действительно так. Вскоре недоумение растянулось на его смуглом лице, и он подозрительно опустил глаза на кружку пива.

Затем он с непониманием взглянул на Жана-Антуана:

– Обокрал?

– Именно.

Человек в старом цилиндре рассмеялся и похлопал юношу по плечу, указывая на него своим новым дуврским друзьям:

– До чего же мне нравится этот малый! Присаживайся, Джон, я как раз заказал для тебя кофе. У нас скоро поезд. Джентльмены, знакомьтесь, это мой французский друг, о котором я рассказывал. Джон, а это… – Фокс запнулся, вспоминая их имена. – Клиффорд и Джор… Джер…

– Кристофер Уортинг и Дэвид Эксли, – поправили его мужчины.

Фокс улыбнулся и махнул рукой:

– Им виднее.

– Мсье Фокс, какой еще поезд?

– Шестичасовой до Лондона, следующий через Редхилл. Ты ведь все еще собираешься в Лондон, не так ли? Я все устроил, купил билеты и взял на себя смелость помочь тебе в сборах. А вот попытки разбудить тебя не увенчались успехом, ты все никак не просыпался. Я уж начал опасаться, что мы пропустим наш поезд из-за тебя.

С минуту Жан-Антуан растерянно переводил взгляд с сидевших за столиком Клиффорда Уортинга и Дэвида Эксли на человека в старом цилиндре, затем опустился на скрипучий стул, с недоверием протянув руку.

– Тогда отдайте мой кошелек и шарф-галстук, – осторожно, но твердо попросил Жан-Антуан.

Фокс тут же вернул ему его вещи. В кошельке была приблизительно та сумма, что и должна быть. Точно подсчитать Жан-Антуан не смог, так как часто сбивался из-за громкого рассказа Фокса о том, как он славно погулял в Кале по ту сторону Дуврского пролива. Недоверие юноши сменилось смятением, когда ему принесли чашку кофе, обещанную человеком в старом цилиндре.

– Бедняга так устал, что свалился с одной пинты пива, – шепнул Фокс своим соседям по столику, косясь на Жана-Антуана.

– Что? Нет! Ну, зачем же так говорить? Может быть, меня и утомил путь, но, как вы говорите, свалился я не с одной пинты. Еще мы пили глинтвейн! – запротестовал юноша. – И много!

За столиком снова разразился смех. Большей реакции от простых фермеров француз и не ждал, поэтому негодование по поводу этих пустых насмешек быстро сменилось мыслями куда более существенными, чем вполне естественное снисходительное отношение англичан и французов друг к другу, да еще и разогретое остротами человека в старом цилиндре.

Пока проспавший завтрак и обед Жан-Антуан наскоро трапезничал, ему не давали покоя сомнения насчет человека по имени Гай Фокс. Теперь он решил повнимательнее к нему присмотреться. На краже кошелька и шарфа-галстука его опасения подтвердились, но нельзя отрицать, что всему случившемуся при этом нашлись объяснения. Жану-Антуану полегчало еще больше, когда сытый и набравшийся сил для продолжения пути он вышел на свежий воздух, а у Фокса действительно оказались два билета на шестичасовой поезд до Лондона.

Шли молча. Переговариваясь лишь изредка короткими фразами. Источником напряженного молчания по большей части был сам Жан-Антуан. Фокс же время от времени бросал на него задумчивые взгляды, словно пытаясь понять причину подозрительного настроения в его французском знакомом.

Больше всего Жана-Антуана поразил необычный запах, царивший на железной дороге. На станции Дувр Таун они прождали поезд еще двадцать минут.

Здесь уже Гай Фокс сделался молчаливым и сосредоточенно озирающим уходящие в промозглую даль железнодорожные пути. Похоже, любая дорога у человека в старом цилиндре вызывала к жизни воспоминания, известные лишь ему одному. Жан-Антуан, если бы всерьез задумался о мыслях своего спутника, вряд ли смог бы догадаться, хотя бы о половине всего того, что могло вспоминаться человеку в старом цилиндре. Однако даже Фокс не мог поймать ни тени, ни отголоска тех картин, что проносились в его голове. Он был не властен над своим сознанием.

Уперев руки в бока и устойчиво расставив ноги, он стоял на краю продуваемой платформы, на холодном ветру и моросящем вечернем дожде. Гордый и грозный странный незнакомец. Но глаза смотрели в эти минуты грустно и отрешенно. Должно быть, именно так он взирал в туманную ночь над проливом вчера, до того, как появился Жан-Антуан. Прибитый дождем мех его пальто безжизненно свисал вниз. От видавшего виды цилиндра отскакивали редкие капли. Он напоминал бродягу, привыкшего относиться к себе как к джентльмену и, вполне вероятно, способного на дикости, принятые в жестоком мире бродяг, но неприемлемые для джентльмена.

– Поди сюда, Джон, – не шевелясь позвал юношу Фокс преувеличено серьезно.

Жан-Антуан вышел из здания вокзала и, поднимая воротник, подошел к нему.

– Вообще-то, я Жан-Антуан, разве сложно…

Но человек в старом цилиндре не слушал его. Он уже сам начал говорить, по-прежнему глядя вдаль:

– Ты прости, что вчера порассказал тебе всяких ужасов, которые у всех на слуху и которые я сам повидал. И в мыслях не было тебя напугать, а тут вижу сегодня ты сам не свой. Даже меня в преступлениях заподозрил, – неторопливый ироничный смешок вырвался между слов. – Сдался мне твой шарф… в общем, если в следующий раз речь зайдет о событиях, которые могут сказаться на твоем впечатлительном уме, ты меня предупреди.

– Нет, дело не в нашем разговоре о разбойниках Англии. Будем надеяться, здесь имело место, скорее, бытовое недоразумение.

Фокс быстро повернулся к Жану-Антуану.

– О! Какая точная формулировка! Бытовое недоразумение. Нужно запомнить.

– Зачем? Предполагаете, что подобное может повториться в будущем?

Человек в старом цилиндре пожал плечами.

– А вы отлично говорите по-английски, должен заметить! – похвалил он.

– Ну, благодарю. Я располагал достаточным количеством времени для изучения языка. Здесь прохладно, вернусь под крышу до прихода поезда.

Фокс рассеянно кивнул.


– Бытовое недоразумение… очаровательный английский!

В купе поезда Жан-Антуан развернул газету, купленную на станции Дувр Таун, и отгородился от своего друга полотном статей. Фокс, вкось развалившийся на лавочке напротив, прикрыл глаза и расслабленно слушал стук колес. Иногда он приоткрывал один глаз, наблюдая за юношей, закрывшимся газетой, и кривая улыбка на одну сторону всякий раз растягивалась на половине его лица. Если бы Жан-Антуан заметил его в таком виде, то наверняка испугался бы. Но человек в старом цилиндре тут же опускал веко и продолжал отдыхать, издавая звуки, похожие на храп. Периодическое шелестение страниц газеты не давало ему уснуть по-настоящему.

– Окажите любезность, расскажите о Лондоне.

Фокс медленно поднял веки и посмотрел на Жана-Антуана через узкие прорези прищуренных глаз.

– Людям, впервые знакомящимся с Лондоном ночью, повезло больше остальных, – медленно проговорил Фокс.

– Какой он?

Англичанин сел ровнее.

– В перерывах между пожарами? О! Чудесный город. Фасады зданий там украшают огромные с яблоко величиной драгоценные камни: алмазы, рубины, изумруды, особенно изумруды. Мостовые натирают до блеска специально обученные слуги, из фонтанов льется золото, а фонари каждый день светят разными цветами. Хотя цвета часто повторяются. Если бы я отвечал за лондонские фонари, не было бы больше ни одного дня, когда цвет повторился до самого Страшного суда. Над городом вздымаются великолепные унылые промышленные трубы! Им даже удалось огранить свою Луну рубиновой короной. Вот уж чудно́е было решение, – Фокс достал откуда-то из штанов трубку и начал рыться во внутренних карманах пальто. – Это в богатых светских районах. В бедных районах восточного Лондона, напротив, царит мрак и смрад. Там адская копоть и сажа облепила кварталы проституток. Каждый проходящий мимо мужчина мошенник, насильник, убийца или докер, а женщина либо подвергалась насилию, либо подвергалась насилию за деньги. Дети обучены жестоким хитростям взрослых и без труда могут прирезать какого-нибудь простеца даже за полпенса. Туда-то мы и держим путь!

– Что? – подскочил Жан-Антуан. – Но почему?

– А вот же оно! – Фокс достал маленький желтый бумажный сверток и раскрыл, положив себе на ногу. Внутри свертка ютилась горстка высушенных красновато-черных листьев с кусочками фиолетовых стебельков. Набрав полторы щепотки в трубку, человек в старом цилиндре бросил взгляд на Жана-Антуана, словно только что расслышал его вопрос. – Что? А! У меня там дело. Важное. Которое я не могу поручить поверенному… денежное… хотя нет, не денежное… лишь отчасти. Но ты не беспокойся, это быстро. Моргнуть не успеешь, как я буду целиком в твоем распоряжении в качестве гида и покажу все величие Лондона.

– Что за дело может привести вас в район столь отвратительный по вашим описаниям?

– Ищу старого знакомого и рассчитываю узнать о нем у других своих знакомых, которые как раз живут в этом ужасном районе, – Фокс убрал бумажный сверток обратно в карман и закурил. – Но ты не беспокойся, тебя не тронут, пока ты со мной, Джон.

Фокс поднялся и направился к двери в коридор вагона.

– Подышу свежим воздухом, – сказал он, сунув дымящуюся трубку в рот.

И закрыв за собой дверь, оставил Жана-Антуана в глубоком недоумении и тревожных предчувствиях.

Придерживая цилиндр от бьющего в лицо ветра, с зажатой трубкой в зубах он вышел на наружную площадку в начале вагона, спустился на решетчатую ступеньку и сел, свесив ноги над проносящимися внизу шпалами. Наверху в сизом просвете пасмурного неба между вагонами стелился буро-серый дым из трубы локомотива. Человек в старом цилиндре поглубже вдохнул сырого ветра и затянул громкую песню, болтая свисающими с поезда ногами.

Несколькими минутами позже от чтения газеты Жана-Антуана оторвал грохот резко распахнувшейся двери купе. Из коридора шагнул разлохмаченный Фокс, глаза его блестели тем безумным блеском, который юноше уже доводилось видеть минувшей ночью на пароме. Его пугающий вид завершал до хрипоты громкий шепот, которым он заговорил:

– Скорее! Бери все свои вещи и иди за мной! Нет! Не спрашивай ни о чем! У нас нет времени на объяснения.

Он так же стремительно вышел из купе и скрылся из виду, а когда растерянный и взволнованный юноша собирался уже выйти следом, в дверном проеме снова показался Фокс:

– Газету тоже прихвати.

Послушавшись своего гида, шелестя газетой, Жан-Антуан поспешил за опрометью несущимся по узкому коридору вагона Гаем Фоксом. Первым выбежав из вагона, Фокс неожиданно исчез, чем обеспокоил своего французского друга, испугавшегося, что тот упал с поезда или, что еще хуже – свалился на рельсы в пространстве между вагонами. Жан-Антуан выскочил на площадку вначале вагона и тут его резко притянул к себе спрятавшийся за дверью Фокс.

– Меняем направление, Джон. Полезай туда, – все тем же громким хрипящим шепотом выпалил человек в старом цилиндре, указывая пальцем вверх.

Жан-Антуан посмотрел на небо, потом на проносящиеся обрывки дыма, потом на крышу вагона, из которого они только что выбежали. Когда он понял, о чем говорит Фокс, он тут же запротестовал и принял попытки вернуться в вагон, которые мгновенно ловко блокировал человек в старом цилиндре.

– Нет! Ни за что! Мсье Фокс, что бы ни случилось, я туда не полезу! Я не переношу высоту, я упаду и разобьюсь, что не входило в планы моего путешествия! Пустите меня…

– Скорее! Сюда идет проводник!

– И хорошо, пусть объяснит мне, что происходит!

– Нет необходимости, он пока сам ничего не знает. Немедленно полезай на крышу, Джон!

– Нет и еще раз нет!

То невероятное, что произошло следом, уязвило чувство собственного достоинства Жана-Антуана и наглядно показало, насколько человек в старом цилиндре сильнее его. Фокс неожиданно набросился на испуганно метнувшегося в сторону юношу, обхватил его своими сильными руками и оторвал от площадки, на которой они стояли. На мгновение Жану-Антуану показалось, что этот безумный британец сбросит его с поезда, но Фокс, наоборот, норовил подсадить юношу против его воли. Жан-Антуан болтал ногами, пытаясь высвободиться, кричал какие-то проклятья и пробовал ухватиться за крышу вагона, но только для того, чтобы переползти через Фокса. А человек в старом цилиндре присел и подхватил юношу за ноги, чтобы втолкнуть его наверх. Когда Фокс резко выпрямился, юноша с возмущенным вскриком чуть не выскользнул у него из рук, и в панике наступил на старый цилиндр у британца на голове. Так оба боролись друг с другом едва сохраняя равновесие и, в конце концов, Фокс затолкал Жана-Антуана на крышу вагона.

Жан-Антуан лег на ледяной металлический настил плашмя и старался не двигаться, чтобы не сползти и не упасть с поезда. Ветер вырывал газету из пальцев, прижимавших ее к крыше. Придерживаясь за стенку вагона, Фокс залез на перила площадки, балансируя рукой свой центр тяжести, затем прыгнул на вагон и ухватился за крышу. Цепляясь за протянутые ноги Жана-Антуана, он подтянулся, забросил ногу и вдруг неожиданно вскрикнул:

– Газета!

Жан-Антуан открыл зажмуренные глаза и безжизненным отстраненным взглядом уставился на рвущуюся из-под его руки газету, словно прижать ее крепче было не в его силах. Фокс спешно поднялся и выпрямился в черном облаке проносящегося, словно сквозь него трубного дыма паровоза, но вихрь уже вырвал бумагу и подхватил газету в воздух, унося прочь в конец поезда.

Вскрикнув, человек в криво смятом цилиндре сорвался с места и без памяти во весь опор бросился за уносящейся газетой. Ветер подгонял его в спину и сбивал с ног, но Фокс, не помня страха, мчался по крыше вдоль вагона, оставив своего ошеломленного французского друга в ужасе наблюдать за всем позади. Добежав до конца последнего вагона, Фокс подпрыгнул на месте, схватил газету и медленно побрел обратно, складывая газету и засовывая ее в карман.

Вернувшись, он сел рядом с Жаном-Антуаном, щурясь от едкого дыма, в трене которого они ехали.

– А здесь довольно холодно, – заметил растрепанный Фокс.

Кипя от злости и осознавая свое бессилие, Жан-Антуан гневным взглядом ответил на прозвучавшие слова. Фокс поерзал на ледяной крыше, устраиваясь потеплее, потом достал из кармана газету, развернул и принялся читать смятые и бьющиеся на ветру листы. Но было уже довольно поздно и в темноте строки сливались между собой. Тогда Фокс бросил несколько коротких взглядов на мрачного и молчаливого Жана-Антуана и протянул ему газету:

– Не почитаешь вслух?

Француз смерил своего друга возмущенным взглядом и оттолкнул протянутую газету.