Стокгольмское дело

— В ваших — еще реже, — нашелся Никола.

Аперкот.

Мюррей улыбнулся. Видно, оценил шутку… но надо же уметь так улыбаться — ни тени дружелюбия.

— Думаю, на этом закончим. Далеко не уедем. Ты ни капли не поумнел с прошлого раза. Только еще одно… думаю, тебе стоит знать. Мы задержали одного твоего знакомого. Завтра будет принято решение об аресте.

— Кого?

— Его зовут Исак… думаю, фамилия тебе не нужна.



Никола ни за что не нашел бы выход. Он молча следовал за Мюрреем. Мюррей тоже молчал.

В приемной по-прежнему полно народу.

Что произошло? Взяли Мистера Первого? По какому подозрению? Связан ли его арест с убийством Шамона?

Мюррей молчал. Тайна следствия.

Вышел на улицу. Небо такое же серое, как бетон полицейского гнезда.

— Никола…

Он повернулся. Эмануель Ханна, отец Шамона. На похоронах он выглядел лет на десять моложе. А сейчас… сгорбился, потухший взгляд. Ему, наверное, если и за пятьдесят, то совсем немного.

Обнялись. Никола старательно отводил глаза.

— Как вы?

— Не дай бог кому-то пережить такое, как я и Ранья…

— Я понимаю… а что вы здесь делаете?

Эмануель взвесил на руке большой бумажный пакет.

— Забрал вещи Шамона. Бумажник, часы, мобильники…

Никола вспомнил вопросы, на которые так и не получил ответа от Мюррея. Технические протоколы, регистрационные листы с телефонных мачт.

— Извините… понимаю, звучит странно… не могли бы вы одолжить мне мобильники Шамона? Ненадолго, буквально на несколько дней?

— Никола, ты же знаешь — тебе я ни в чем не могу отказать.





19




А почему бы не лечь на пол прямо здесь, в кабинете, и немного поспать? Опять всю ночь не могла уснуть. На этот раз ничего удивительного: позвонила Нина Лей. Взяли Адама Тагрина.

Пока не явится Тедди. Поспать. Хоть полчаса, хоть двадцать минут. После звонка Нины она решила прервать это странное молчание. Сдвинуть с мертвой точки. Есть повод: Тагрин задержан.

Странное чувство после бессонной ночи — шум в ушах, движения замедленны, глаза — как песок насыпан. Несколько часов экспериментов: сначала легла на бок. Потом на спину. Потом на самый край кровати, чтобы по привычке не уткнуться носом в подушку — если нечем дышать, не уснешь, а если и уснешь, сразу проснешься.

Не помогло.

Зато обнаружила, что думать в таком положении почти невозможно. Забавно: постельная поза влияет на ход мыслей.

Маркус, как всегда, работает в соседней комнате. Дверь открыта, никакой звукоизоляции. Слышно даже мягкое пощелкивание клавиатуры.

В кухне пьют кофе два сожителя — так они называли обитателей соседних контор. Эмили ничего против них не имела: нормальные, даже хорошие специалисты, наверняка профессионально делают свою работу. Но… не асы. Не в первой линии.

— Откуда ты знаешь? — спросил как-то Маркус за ланчем. — Никакой адвокатской табели о рангах в природе не существует. Разве что для бизнес-адвокатов — кто больше бабок сшиб.

Улыбнулась и промолчала. На самом деле ответ она знала. Дело не в юридической подготовке, не в умении быстро и точно находить прецеденты и нужные параграфы уложения.

Дело в недостатке энергии. Даже самый совершенный мотор без топлива не сдвинется с места.


Скоро придет Тедди.



Накануне встречалась с Оливером.

Сын Адама. Почти что пасынок Кати.

Мальчик жил у приемных родителей в Бредэнге, но попросил не заходить к нему домой. Подумав, предложил:

— Давайте встретимся на площади.

Эмили заметила его издалека. Шаг уверенный, а язык тела — сама неуверенность. То и дело оглядывается, будто опасается преследования, жмется к стенам домов. Не больше двенадцати-тринадцати. Похож на отца — такие же мелкие зубы, словно запоздал со сменой молочных. Тепло одет. Пуховик, шерстяная шапочка, перчатки.

Почему меня жизнь ничему не учит? — с горечью подумала Эмили, стараясь унять дрожь. Хотя бы одеваться по погоде…

Она протянула руку.

— Оливер?

Мальчик, не поднимая глаз, снял перчатку и как-то неловко, ладонью вниз, пожал ей руку.

— Зайдем в кафе? Или хочешь поговорить здесь?

— Давайте здесь, — тихо произнес Оливер.

Из метро внезапно вывалилась целая толпа — должно быть, пришел состав с севера.

— Твои родители знают, что ты должен со мной встретиться?

— Они не мои родители. Я у них живу, и все. Я им сказал, что вы меня нашли. Они считают, что мне не следует этим заниматься. Говорят, сиди, полиция уже тебя допрашивала насчет отца, и хватит.

— Понятно. И все же ты решил со мной поговорить?

— Вы же должны были помогать Кате… Я подумал… может, вы и папе поможете. Его же арестовали.

— Чем я могу ему помочь?

— Он не убивал Катю. Я точно знаю. Как можно осудить человека за то, чего он не делал?

— Но ему же предоставили адвоката…

— Да… а вы можете сказать — хороший это адвокат или так себе? Сумеет он отстоять папу?

Глаза, носогубные складки… живут своей жизнью. Оливер словно забыл, какая мимика соответствует произносимым словам.

Эмили знала женщину-адвоката, приглашенную защищать Адама Тагрина. Одна из лучших.

— К сожалению, я не имею права защищать твоего отца. Есть законы. Поскольку я по-прежнему числюсь адвокатом Кати, я не могу защищать твоего папу. Это называется конфликтом интересов.

Оливер смотрел на нее с недоумением.

— Я числюсь адвокатом Кати, — повторила она, — и, поскольку я числюсь ее адвокатом, не могу одновременно защищать человека, подозреваемого в ее убийстве. Твоего папу. По закону я не могу играть в двух командах одновременно.

Можно, наверное, объяснить и получше, но Оливер понял. Натянул на шапочку капюшон, быстро повернулся и ушел.

— Если есть вопросы, позвони, — крикнула Эмили ему в спину.

Он даже не повернулся.



Тедди вошел, сделал шаг вперед. И она сделала шаг навстречу. И остановилась. И он остановился.

Выглядит усталым, отметила Эмили. Неважно. Я устала еще больше.

Рукопожатие. Так здороваются незнакомые люди в незнакомых обстоятельствах. С инстинктивной опаской.

— Как ты?

— О’кей, — соврала она. — А ты?

— Тоже о’кей. Нормально.