Стокгольмское дело
Часть 12 из 115 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Фрукты экологические?
— Не знаю… возьми кишмиш, он из Ирана.
— Надо внимательнее смотреть, что покупаешь.
Отец кашлянул.
— Как называется курс, на который ты записалась?
Роксане вовсе не хотелось заводить этот разговор по второму кругу.
— Курс называется «Пол, власть и этнос», — вяло произнесла она.
— Вот как… и кем ты сможешь работать, когда закончишь это занимательный курс?
Она промолчала. Не стоит ссориться с отцом. Ему пятьдесят восемь. Слишком молод, чтобы сидеть дома и ничего не делать. Работал в коммуне с тех пор, как они приехали в страну в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году. Лояльность работе — его девиз и его гордость.
— Я мог бы работать здесь инженером, — сказал отец. — Не надорвал бы спину.
Отец прав. В Тегеране он учился в университете, но все закончилось с эмиграцией. Когда сбросили шаха, все радовались: наконец-то можно создать нормальное общество. Но победили фундаменталисты, и тут уже было не до экзамена. Речь шла о спасении жизни.
Она подошла к буфету и начала машинально перебирать компакт-кассеты с любимыми отцовскими записями. Этикетки стерты до полной нечитабельности, но она знала их наизусть: Гугуш, Дариуш, Виген[23]. Все уже старики и старушки. Странно, но ей тоже нравились их песни.
— Ты же знаешь, теперь все их лоты выложены на Spotify… можно выкинуть это старье.
Отец сверкнул глазами так, что Роксана вздрогнула. Встал и взял одну из кассет, такую старую, что стерся даже яркий логотип «BASF».
— С ума сошла? Этот святое. Не прикасайся к моим кассетам.
Зарядили посудомоечную машину. Мать принесла чай — по второму или третьему заходу. Роксана поставила перед Каспаром вазочку с фисташками.
— А знаешь, Рокси, — сказал брат и расщепил скорлупку зеленого орешка. — Они правы.
— Кто — они?
— Родители. Если бы постаралась, запросто могла бы поступить на психологию.
Она молча присела рядом.
Что тогда было?
Тридцать миллиграммов, не больше — Зет минут десять шарил на сайтах Flashback и «Магические молекулы», пока не накопал все, что нужно: сколько и как. Втянуть носом, как заправский кокс. Роксана и раньше пробовала «э» и «спид»[24]. Запомнилось странная смесь чувств: ощущение собственного всемогущества и тяжелого беспокойства. Потом она прочитала: это называется акатизия. Невозможность найти себе место, сохранить одну и ту же позу. Нет, есть вещи получше.
Было уже пять утра.
Через несколько минут препарат начал действовать.
Сначала похоже на экстази, хотя как-то мягче и уютнее.
…тело стало покалывать иголочками будто она его отсидела диван бесконечно мягкий тонула и тонула в подушках как в море постоянное погружение а Билли и Зет в десяти метрах от нее а потом еще дальше комната растянулась как резина а тело как желе или теплый и приятный слайм сейчас начнется паника но паника ушла и она уже не знала открыты ли у нее глаза или закрыты стены и двери двигались пока не слились в мягкий водоворот огоньков мигающих в такт с ударами сердца с Билли Зетом и космосом огоньки мигали все ярче и слились в заполнивший пространство белый свет и она хотела плыть в этом туннеле света и может быть умирала но знала что не умирает и увидела черно-белый негатив Билли вверх ногами квартира исчезла она стояла под балконом на промерзшей траве и не чувствовала холода даже приятно и она стала с землей одно целое с камешками и мохнатыми корнями а Зет начал хихикать сказал что она похожа но лосиху а сам выглядел как яблоко зеленый и блестящий это было так прекрасно что они не могли остановиться и хохотали и она хохотала и Зет хохотал и Билли хохотала и не надо было ни о чем думать и стараться произвести впечатление и следовать правилам давайте рисовать сказала она и они стали рисовать Билли предложила рисовать роботов мы же сами роботы и Роксана поняла почему отец никогда не подкидывал ее в воздух когда она была ребенком как другие папы и пик постепенно кончился попробовала встать но не смогла в квартире морская качка засмеялась и опять села на диван…
Через десять минут все было как всегда. Зет гуглил что-то на айфоне, поднял глаза.
— Вот это да.
Билли встала. Странно — ее нисколько не качало.
— Лучший кайф в моей жизни. Во всей моей жизни.
Когда Роксана вернулась от родителей, Зет смотрел документальный фильм «Взлет и падение Ланса Армстронга». Забавный он парень, этот Зет: увлечется чем-то, так должен знать все до малейшей детали. Своего рода помешательство. Он и сам над собой подшучивает.
— Ты поел? А то я захватила кое-что от родителей… на случай, если захочешь…
— Ну да? Какая ты умница…. А что — тушеная баранина? Или вегетарианское?
— Горме сабзи. Но не мой вегетарианский вариант, а как положено.
— Ага! Тут, значит, вот что: ничего вкуснее в мире нет!
Роксана присела рядом на диван. Позавчерашний день не выходил из головы. Они положили пакеты с кетамином в тайник и закрыли щитом — все, как было, только гвозди забивать наглухо не стали.
Зет переключил ТВ на другой фильм, тоже документальный. Собственно, не фильм, а бесконечное интервью с Сьюзан Сонтаг[25]. Очень старое.
«Не надо думать, — сказала Сонтаг, — что порнография — это о сексе. Это о смерти».
Интересно — похожа на персиянку. Хотя скорее всего еврейка. Симпатичная.
— Хорошо бы смотаться в «Даски», — Зет пожал плечами.
Роксана знала про этот клуб на Сёдере. Он набирал популярность и даже иногда арендовал помещения в Ульфсунде. «Очень атмосферно», — сказала Билли.
Еще бы не атмосферно — шикарные диджеи, приглашают самые модные группы, Ора Флеш, к примеру… фотомодель, замужем за бородатым фотографом с СДВГ. Его последний проект — гимн Багармоссену[26]. Говорят, потрясающе.
— Я бы пошла, — сказала Роксана. — Но у меня нет приглашения.
— И у меня нет. Может, Билли поможет? Позвони ей… скажи, прихватим веселого порошка. Она кипятком писала.
«The really important thing not to reject anything»[27], — сказала с экрана Сьюзан Сонтаг.
Роксана потянулась за телефоном. Надо подумать, как лучше сформулировать… все же унизительно — просить кого-то об одолжении. Тем более Билли.
9
Уже вечер, «работа» с Деяном окончена. Тедди за рулем своей машины, которая после деяновой «теслы» кажется прошлым веком.
— Да, слушаю, — сказал он намеренно нейтрально.
Наверное, двадцатый звонок. Эмили. Но на этот раз он нажал на зеленую трубочку в кружочке — стало любопытно. Хотя обида осталась.
— Привет, это я.
— И слышу, и вижу, что это ты. Представь, твой номер все еще светится у меня в контактах. Чем обязан?
Он резко нажал на педаль газа. Лобовое стекло опять запачкалось, хотя он только что включал омыватель. Рычажок на себя — брызнули веселые струйки, лихорадочно заработал дворник. Главное, непонятно, откуда берутся эти грязные кляксы: дождя нет, а ближайшая машина метрах в пятидесяти впереди. Загадка. Наверное, уличная грязь мечтает добраться до него самого, но стекло мешает.
— Тедди… тут кое-что случилось.
Тедди отпустил газ. Не хватало только лишиться прав, которые он только что получил. Десять лет без прав. Спасибо Деяну — получил разрешение на инструктаж и добросовестно ездил с Тедди по Стокгольму.
— Что именно?
— Именно?
— Что именно случилось?
— Нам надо встретиться, — сказала Эмили.
Он еле удержался, чтобы не затормозить.
— Зачем?
— Не по телефону. Можем мы увидеться или нет? Это касается наших с тобой старых дел.
Тедди еще в прошлом году твердо решил — больше не копаться в семейных делах Эмануельссонов. Они с Эмили сделали все, что могли. Все были уверены, что Матс, человек, которого Тедди и Деян похитили десять лет назад, покончил с собой. Но когда в доме в произошло убийство, подозрения пали на сына Матса, Беньямина. Тедди и Эмили постепенно поняли, что Матс жив, но вынужден скрываться, инсценировав самоубийство, — он случайно наткнулся на разветвленную лигу педофилов. Мало того — в деле были замешаны и коррумпированные сотрудники полиции, прилагавшие все усилия, чтобы правда не выплыла на свет. В конце концов Матс был вынужден выйти из тени, потому что его сыну грозило тюремное заключение за преступление, которого он не совершал. Именно тогда он передал полиции жесткий диск с садистскими фильмами, запечатлевшими издевательства над девочками-подростками. Но Тедди и Эмили так и не удалось вычислить, кто стоит за всей этой историей. След закончился на единственной фамилии: Педер Хульт. Но найти его так и не удалось. Возможно, псевдоним. И никто не гарантирует, что этот загадочный Хульт и его подельники не продолжают заниматься тем же самым.
Тедди давно сформулировал для себя простой принцип: всему свое время. В детстве отец читал ему Екклезиаста: время разбрасывать камни и время собирать камни. Нельзя постоянно оглядываться на прошлое. Хватит.
Но позвонила Эмили, и он, будто со стороны, услышал свой голос:
— Сейчас приеду.
Через полчаса он стоял перед массивной дубовой дверью на втором этаже основательного дома на Хантверкаргатан. Такие дома строили в начале двадцатого века: высокие потолки с лепниной, винтовые лестницы. Четыре медных таблички: «Мартин Коор, адвокатура», «Челль Альблум, адвокатура», «Сами Гитеррес, адвокатура», «Эмили Янссон, адвокатура».
Почему бы им не объединиться? Было бы солидней.
Эмили открыла мгновенно, словно стояла за дверью и дожидалась звонка. В ее конторе было почти темно, но Тедди, как всегда, отметил ее походку. Она переносила вес с одной ноги на другую, будто укачивала сама себя, повинуясь одному ей слышному внутреннему ритму. Средним и безымянным пальцем заправила за ухо выбившийся локон — тоже чертовски привлекательно.
— Не знаю… возьми кишмиш, он из Ирана.
— Надо внимательнее смотреть, что покупаешь.
Отец кашлянул.
— Как называется курс, на который ты записалась?
Роксане вовсе не хотелось заводить этот разговор по второму кругу.
— Курс называется «Пол, власть и этнос», — вяло произнесла она.
— Вот как… и кем ты сможешь работать, когда закончишь это занимательный курс?
Она промолчала. Не стоит ссориться с отцом. Ему пятьдесят восемь. Слишком молод, чтобы сидеть дома и ничего не делать. Работал в коммуне с тех пор, как они приехали в страну в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году. Лояльность работе — его девиз и его гордость.
— Я мог бы работать здесь инженером, — сказал отец. — Не надорвал бы спину.
Отец прав. В Тегеране он учился в университете, но все закончилось с эмиграцией. Когда сбросили шаха, все радовались: наконец-то можно создать нормальное общество. Но победили фундаменталисты, и тут уже было не до экзамена. Речь шла о спасении жизни.
Она подошла к буфету и начала машинально перебирать компакт-кассеты с любимыми отцовскими записями. Этикетки стерты до полной нечитабельности, но она знала их наизусть: Гугуш, Дариуш, Виген[23]. Все уже старики и старушки. Странно, но ей тоже нравились их песни.
— Ты же знаешь, теперь все их лоты выложены на Spotify… можно выкинуть это старье.
Отец сверкнул глазами так, что Роксана вздрогнула. Встал и взял одну из кассет, такую старую, что стерся даже яркий логотип «BASF».
— С ума сошла? Этот святое. Не прикасайся к моим кассетам.
Зарядили посудомоечную машину. Мать принесла чай — по второму или третьему заходу. Роксана поставила перед Каспаром вазочку с фисташками.
— А знаешь, Рокси, — сказал брат и расщепил скорлупку зеленого орешка. — Они правы.
— Кто — они?
— Родители. Если бы постаралась, запросто могла бы поступить на психологию.
Она молча присела рядом.
Что тогда было?
Тридцать миллиграммов, не больше — Зет минут десять шарил на сайтах Flashback и «Магические молекулы», пока не накопал все, что нужно: сколько и как. Втянуть носом, как заправский кокс. Роксана и раньше пробовала «э» и «спид»[24]. Запомнилось странная смесь чувств: ощущение собственного всемогущества и тяжелого беспокойства. Потом она прочитала: это называется акатизия. Невозможность найти себе место, сохранить одну и ту же позу. Нет, есть вещи получше.
Было уже пять утра.
Через несколько минут препарат начал действовать.
Сначала похоже на экстази, хотя как-то мягче и уютнее.
…тело стало покалывать иголочками будто она его отсидела диван бесконечно мягкий тонула и тонула в подушках как в море постоянное погружение а Билли и Зет в десяти метрах от нее а потом еще дальше комната растянулась как резина а тело как желе или теплый и приятный слайм сейчас начнется паника но паника ушла и она уже не знала открыты ли у нее глаза или закрыты стены и двери двигались пока не слились в мягкий водоворот огоньков мигающих в такт с ударами сердца с Билли Зетом и космосом огоньки мигали все ярче и слились в заполнивший пространство белый свет и она хотела плыть в этом туннеле света и может быть умирала но знала что не умирает и увидела черно-белый негатив Билли вверх ногами квартира исчезла она стояла под балконом на промерзшей траве и не чувствовала холода даже приятно и она стала с землей одно целое с камешками и мохнатыми корнями а Зет начал хихикать сказал что она похожа но лосиху а сам выглядел как яблоко зеленый и блестящий это было так прекрасно что они не могли остановиться и хохотали и она хохотала и Зет хохотал и Билли хохотала и не надо было ни о чем думать и стараться произвести впечатление и следовать правилам давайте рисовать сказала она и они стали рисовать Билли предложила рисовать роботов мы же сами роботы и Роксана поняла почему отец никогда не подкидывал ее в воздух когда она была ребенком как другие папы и пик постепенно кончился попробовала встать но не смогла в квартире морская качка засмеялась и опять села на диван…
Через десять минут все было как всегда. Зет гуглил что-то на айфоне, поднял глаза.
— Вот это да.
Билли встала. Странно — ее нисколько не качало.
— Лучший кайф в моей жизни. Во всей моей жизни.
Когда Роксана вернулась от родителей, Зет смотрел документальный фильм «Взлет и падение Ланса Армстронга». Забавный он парень, этот Зет: увлечется чем-то, так должен знать все до малейшей детали. Своего рода помешательство. Он и сам над собой подшучивает.
— Ты поел? А то я захватила кое-что от родителей… на случай, если захочешь…
— Ну да? Какая ты умница…. А что — тушеная баранина? Или вегетарианское?
— Горме сабзи. Но не мой вегетарианский вариант, а как положено.
— Ага! Тут, значит, вот что: ничего вкуснее в мире нет!
Роксана присела рядом на диван. Позавчерашний день не выходил из головы. Они положили пакеты с кетамином в тайник и закрыли щитом — все, как было, только гвозди забивать наглухо не стали.
Зет переключил ТВ на другой фильм, тоже документальный. Собственно, не фильм, а бесконечное интервью с Сьюзан Сонтаг[25]. Очень старое.
«Не надо думать, — сказала Сонтаг, — что порнография — это о сексе. Это о смерти».
Интересно — похожа на персиянку. Хотя скорее всего еврейка. Симпатичная.
— Хорошо бы смотаться в «Даски», — Зет пожал плечами.
Роксана знала про этот клуб на Сёдере. Он набирал популярность и даже иногда арендовал помещения в Ульфсунде. «Очень атмосферно», — сказала Билли.
Еще бы не атмосферно — шикарные диджеи, приглашают самые модные группы, Ора Флеш, к примеру… фотомодель, замужем за бородатым фотографом с СДВГ. Его последний проект — гимн Багармоссену[26]. Говорят, потрясающе.
— Я бы пошла, — сказала Роксана. — Но у меня нет приглашения.
— И у меня нет. Может, Билли поможет? Позвони ей… скажи, прихватим веселого порошка. Она кипятком писала.
«The really important thing not to reject anything»[27], — сказала с экрана Сьюзан Сонтаг.
Роксана потянулась за телефоном. Надо подумать, как лучше сформулировать… все же унизительно — просить кого-то об одолжении. Тем более Билли.
9
Уже вечер, «работа» с Деяном окончена. Тедди за рулем своей машины, которая после деяновой «теслы» кажется прошлым веком.
— Да, слушаю, — сказал он намеренно нейтрально.
Наверное, двадцатый звонок. Эмили. Но на этот раз он нажал на зеленую трубочку в кружочке — стало любопытно. Хотя обида осталась.
— Привет, это я.
— И слышу, и вижу, что это ты. Представь, твой номер все еще светится у меня в контактах. Чем обязан?
Он резко нажал на педаль газа. Лобовое стекло опять запачкалось, хотя он только что включал омыватель. Рычажок на себя — брызнули веселые струйки, лихорадочно заработал дворник. Главное, непонятно, откуда берутся эти грязные кляксы: дождя нет, а ближайшая машина метрах в пятидесяти впереди. Загадка. Наверное, уличная грязь мечтает добраться до него самого, но стекло мешает.
— Тедди… тут кое-что случилось.
Тедди отпустил газ. Не хватало только лишиться прав, которые он только что получил. Десять лет без прав. Спасибо Деяну — получил разрешение на инструктаж и добросовестно ездил с Тедди по Стокгольму.
— Что именно?
— Именно?
— Что именно случилось?
— Нам надо встретиться, — сказала Эмили.
Он еле удержался, чтобы не затормозить.
— Зачем?
— Не по телефону. Можем мы увидеться или нет? Это касается наших с тобой старых дел.
Тедди еще в прошлом году твердо решил — больше не копаться в семейных делах Эмануельссонов. Они с Эмили сделали все, что могли. Все были уверены, что Матс, человек, которого Тедди и Деян похитили десять лет назад, покончил с собой. Но когда в доме в произошло убийство, подозрения пали на сына Матса, Беньямина. Тедди и Эмили постепенно поняли, что Матс жив, но вынужден скрываться, инсценировав самоубийство, — он случайно наткнулся на разветвленную лигу педофилов. Мало того — в деле были замешаны и коррумпированные сотрудники полиции, прилагавшие все усилия, чтобы правда не выплыла на свет. В конце концов Матс был вынужден выйти из тени, потому что его сыну грозило тюремное заключение за преступление, которого он не совершал. Именно тогда он передал полиции жесткий диск с садистскими фильмами, запечатлевшими издевательства над девочками-подростками. Но Тедди и Эмили так и не удалось вычислить, кто стоит за всей этой историей. След закончился на единственной фамилии: Педер Хульт. Но найти его так и не удалось. Возможно, псевдоним. И никто не гарантирует, что этот загадочный Хульт и его подельники не продолжают заниматься тем же самым.
Тедди давно сформулировал для себя простой принцип: всему свое время. В детстве отец читал ему Екклезиаста: время разбрасывать камни и время собирать камни. Нельзя постоянно оглядываться на прошлое. Хватит.
Но позвонила Эмили, и он, будто со стороны, услышал свой голос:
— Сейчас приеду.
Через полчаса он стоял перед массивной дубовой дверью на втором этаже основательного дома на Хантверкаргатан. Такие дома строили в начале двадцатого века: высокие потолки с лепниной, винтовые лестницы. Четыре медных таблички: «Мартин Коор, адвокатура», «Челль Альблум, адвокатура», «Сами Гитеррес, адвокатура», «Эмили Янссон, адвокатура».
Почему бы им не объединиться? Было бы солидней.
Эмили открыла мгновенно, словно стояла за дверью и дожидалась звонка. В ее конторе было почти темно, но Тедди, как всегда, отметил ее походку. Она переносила вес с одной ноги на другую, будто укачивала сама себя, повинуясь одному ей слышному внутреннему ритму. Средним и безымянным пальцем заправила за ухо выбившийся локон — тоже чертовски привлекательно.