Старые кости

Пока Портер обо всем этом рассказывал, Свонсон оглядывала комнату. Но сразу стало ясно: рассматривать здесь нечего. Хотя, может быть, микроскопическое исследование что-нибудь выявит? Свонсон попыталась выкинуть из головы посторонние мысли – например, мнение о мебели мисс Паркин или интерес к дорогим на вид фарфоровым статуэткам в стеклянной витрине в дальнем углу комнаты. Один из преподавателей учил: слушай, что тебе говорит комната.

За полгода трех человек с той же фамилией выкопали из могил. Их останки украли. А теперь пропала ныне живущая Паркин. Никаких признаков взлома или борьбы. Ничего не украдено, все на месте. Кроме хозяйки. Ничего странного и подозрительного – за исключением большой лужи крови, небрежно прикрытой турецким ковром.

Свонсон вспомнила кладбище на Глориетском перевале и яму, в которой застрелили Фрэнка Сербана. Это дело рук профессионала. Никаких следов, никто ничего не видел и не слышал. Корри представила, как в спальню входят две фигуры в черном. Один злоумышленник хватает Розали Паркин, вытаскивает из кровати и зажимает ей рот, потом тащит на середину комнаты. Другой примеривается и вонзает в тело жертвы клинок, перерезая крупную вену – может быть, подключичную или полую. Тогда крови пролилось бы много, но под низким давлением – примерно двадцать миллиметров ртутного столба. В таком случае она вытекает, а не брызжет фонтаном, попадая на преступников. Паркин слабеет и уже не сопротивляется. Ей связывают руки, заклеивают рот и, скорее всего, заворачивают в водонепроницаемый материал, чтобы кровь не просочилась. А потом закрывают пятно турецким ковром, чтобы выиграть время.

Корри глянула на ближайшее окно. Оно выходило в переулок за домом. Если преступники припарковали машину здесь, то запросто могли прийти и уйти так, чтобы их никто не заметил – даже брат. Кстати, о брате… Отогнав замелькавшие перед мысленным взором картины, Корри повернулась к лейтенанту:

– Как зовут брата?

– Эрнест, – ответил Портер, протягивая ей планшет. – Можете его допросить. Права ему уже зачитали. Надеюсь, вытянете из него больше, чем мы.

Свонсон пошла на звук басов. Коп у двери в комнату Эрнеста Паркина шагнул в сторону и приветствовал Корри кивком. Она нажала на ручку и удивилась, когда та подалась. Потом сообразила, что замок сломан: скорее всего, это сделали полицейские. Свонсон открыла дверь, и ее едва не снесло звуковой волной. На всю спальню грохотал хеви-метал.

Корри быстро шагнула внутрь и закрыла за собой дверь. Когда глаза привыкли к темноте, понемногу начала различать обстановку. Окна закрыты слоем черного пластика, чтобы не впускать свет. В обшарпанный письменный стол воткнут здоровенный складной нож. Гитара «Ibanez flying V» валяется на стопке стомпбоксов рядом с усилителем «Fender». На стене – постеры групп, играющих треш-метал: «Слейер», «Металлика». Несколько плакатов с афишами культовых фильмов ужасов: «Кинопроба», «Реликт». В воздухе висит запах травки и нестираных носков.

Справа от двери – двуспальная кровать. Скомканное одеяло валяется в изножье. На постели сидит человек. Мужчина – вернее, мальчик. Рваные черные джинсы, черные полукеды, джинсовая куртка с металлическими заклепками. Длинные волосы острыми, словно колючими прядями спадают на лицо, скрывая его черты. Колени прижаты к груди. Их обнимают две татуированные руки. На секунду глаза Эрнеста остановились на Корри, а потом он снова уставился прямо перед собой невидящим взглядом.

Музыка грохотала так оглушительно, что Корри не сразу узнала песню. Но теперь поняла: это «The Wanton Song» – «Лед Зеппелин». Судя по басовому рифу, сотрясавшему квартиру с тех пор, как Корри сюда вошла, парень слушал одну и ту же песню снова и снова. Потом она заметила на столе довольно приличный музыкальный центр с усилителем, колонками и даже – к ее удивлению – проигрывателем, возле которого высилась стопка виниловых пластинок.

Корри обратилась к парню на кровати.

– Эй! – прокричала она. – Может, убавишь звук ненадолго?

В ответ Эрнест Паркин взял наушники и надел на голову.

Свонсон села в крутящееся кресло у стола и стала медленно поворачиваться туда-сюда, оглядываясь по сторонам. Корри понимала: для Паркина она очередная зануда-бюрократка. Строгие брюки, синий блейзер и заранее сформированное нелестное мнение на его счет. Он даже не подозревал, что лет шесть назад Корри ничем от него не отличалась: те же рваные джинсы, та же сетка мелких красных порезов на внутренней стороне руки. Конечно же, Эрнест нанес их себе сам. Он даже представить не мог, что Корри когда-то одевалась так же, а блейзеров у нее всего два: один синий, другой черный. Больше она себе позволить не может, поэтому в ожидании выгодной распродажи носит их по очереди, стараясь, чтобы это не бросалось в глаза. Эрнест бы удивился, но благодаря всему этому Корри понимала, что он чувствует и почему реагирует именно так.

Паркин не состоит в банде: татуировки другие, да и сделаны слишком профессионально. Проигрыватель вместо Bluetooth-колонки свидетельствовал о том, что музыкой парень интересуется достаточно глубоко, чтобы собирать коллекцию пластинок. Несмотря на запах травки, на закоренелого курильщика не похож. Судя по досье Портера, этого «мелкого засранца» два раза подозревали в краже из супермаркета. Оба раза обвинения не подтвердились. Да и учился парень неплохо – до тех пор, пока три года назад самолет с его родителями на борту не исчез в океане.

Корри потянулась к старому проигрывателю «Marantz» и медленно убавила звук до уровня фонового шума.

Парень опустил наушники на шею и сердито уставился на Корри:

– Вы чего делаете? Врубайте обратно. Я уже сказал вашим: ничего не знаю. Отвяжитесь.

Корри не ответила. Потянулась к проигрывателю, взяла пластинку и осторожно убрала в рваный белый бумажный конверт, потом – в картонный.

– Классная у тебя система, – продолжила Корри. – И музыкальные вкусы интересные. Мало кто сейчас слушает олдскульный рок. Знаешь что? Я вот честно пробовала втянуться в хип-хоп, а потом поняла – нет, не мое. То понтуются, то обгаживают все подряд, то кого-нибудь опускают. И все это под бит дешевой драм-машины. Ну а когда они все же снизойдут до того, чтобы чуть-чуть попеть, – нужен же им хук! – голоса неживые и все на одно лицо. Сплошной автотюн! – Корри пожала плечами и кивнула на дверь. – Конечно, эти ребята даже не в курсе, что Мерл Хаггард умер. Только не говори им, а то расстроятся.

Во время этого монолога Паркин не произнес ни слова. Но агрессии определенно поубавилось: теперь он смотрел на Корри с любопытством. Она не спеша положила альбом на стопку.

– Я в основном слушала дарк-эмбиент, но Зепы мне всегда нравились, – продолжила Свонсон. – Даже когда интерпретировали классику, относились к материалу с уважением и при этом осовременивали. Не повторяли, а создавали свое. Только так лучшая музыка продолжает жить. Кстати, меня зовут Коринн, для друзей – Корри. – Она выдержала паузу, а потом для порядка добавила: – ФБР.

Она дотронулась до шнурка, на котором висело ее удостоверение.

Но парень и бровью не повел.

– Знаю, тебя зовут Эрнест. Можно?..

Корри стала перебирать его пластинки. Паркин молча следил за ней. Свонсон уже выяснила все, ради чего приехала в Скоттсдейл, – маловато, конечно, но на большее она и не надеялась. А теперь просто проверяла свое следовательское чутье.

– В девятом классе всюду таскала с собой гитару «Les Paul» – поддельную, конечно. Инструмент был сломанный – ни пикапов, ничего, но меня это особо не парило. Я ее опускала низко, почти до колен, как Пейдж.

Корри замерла, глядя на один из альбомов. На обложке вверх по склону ползли обнаженные фигуры – судя по контексту, к жертвенному алтарю.

– Вот! «Houses of the Holy»! На этом альбоме есть песня «The Ocean». Она перевернула мой взгляд на музыку. Этот гитарный риф во вступлении… Он просто вырывается из ниоткуда, нарушает все законы ритма, и еще до второго такта кажется, будто он начинается сначала. Сейчас сыграю.

Она сбросила блейзер на грязное кресло, притворяясь, будто не замечает, что кобуру у нее на плече теперь хорошо видно. Достала пластинку, перевернула на сторону «Б», положила на опорный диск проигрывателя, поставила иглу на последнюю дорожку и снова врубила звук на полную мощность.

Они прослушали все четыре с половиной минуты песни. Потом во второй раз и в третий. Наконец Корри убрала звукосниматель. Повисла тишина, нарушаемая только музыкой, едва слышно доносившейся из наушников.

– Вам чего надо? – наконец спросил Паркин.

Свонсон ответила не сразу. С тех пор как она ступила на порог комнаты этого парня, Корри выкручивалась на ходу. В правилах ни о чем подобном не говорилось. Морвуд бы от ее импровизации в штаны наделал. Это ведь даже не ее дело! Но Корри понимала этого напуганного одинокого паренька лучше, чем все копы, вместе взятые.

– Успокойся, не за тобой приехала. Твоя сестра пропала совсем недавно и…

– Хватит уже хрень всякую болтать! Не хуже меня знаете, что ее убили! – взорвался Паркин. Он вдруг сел прямо. Его лицо раскраснелось, жилы на шее вздулись. – Убили! А эти ушлепки весь день тут торчат и ни хрена не делают! Задроты! Думают, я ее прикончил! Только на это и надеются! Ну ясен пень, тогда возиться не надо. Козлы!

– Ты поэтому с ними разговаривать отказываешься? – спросила Свонсон.

Паркин снова отполз в сторону и отвернулся к стене.


Корри на его месте вела бы себя точно так же. Если бы мать куда-нибудь подевалась, тогда, конечно, нет: по этому поводу Корри закатила бы праздник на весь Канзас. А вот отец – совсем другое дело. Он, конечно, и впрямь от них ушел, но не внезапно, и дело обошлось без криминала. Корри представила: вот копы перерыли все вверх дном в их трейлере и шериф Хазен сразу пришел к выводу, что преступница – она. Тогда бы Корри на всех огрызалась не хуже Паркина – тут и говорить не о чем. Вот только ему пришлось гораздо тяжелее. Конечно же, его жизнь перевернулась с ног на голову с тех пор, как погибли родители. Старшая сестра выдержала этот удар судьбы намного лучше. Налаживала свою жизнь, устроилась на работу, встретила мужчину – пусть даже женатого. А Эрнест в это время просто плыл по течению.

А теперь еще и это.

– Почему ты думаешь, что ее убили? – спросила Корри как можно более спокойным тоном.

Не отворачиваясь от стены, Паркин ответил:

– Вы чего, кровищи не видели? Машина в гараже. Сумка, мобильник – все здесь. Да и она бы предупредила, если бы куда-нибудь собралась. Даже с этим своим козлом.

– Ты про Дэймона? Это ведь он нашел пятно крови?

Кажется, Паркин кивнул, но в темноте разобрать трудно.

– Эрнест, еще один вопрос, и ухожу. Почему ты не заметил, что твоя сестра пропала? Почему ее стали искать только на следующий день в шесть часов вечера?

– Я поздно пришел, – буркнул Эрнест. – Как всегда. Прошмыгнул потихоньку – она терпеть не может, когда я ее бужу. Дверь в ее комнату была закрыта – она у нее всегда закрыта. Розали ненавидит, когда трогаю ее вещи. Ну я и завалился спать. Продрых допоздна. Розали на работу уходит рано. Я встаю, а ее уже нет. Ночью ничего не слышал.

Вдруг Паркин развернулся и принялся яростно молотить в стену кулаком и выкрикивать ругательства.

Тут дежуривший снаружи полицейский заглянул в комнату. Корри поспешно вскочила с крутящегося кресла и замахала на него руками, чтобы не влезал. Тот послушно скрылся за дверью.

– Эрнест, хватит, – тихо произнесла Корри. – Руку расшибешь – легче не станет. Ты наверняка не знаешь, убили ее или нет. Надо надеяться на лучшее.

Парень расплакался.



Лейтенант Портер по-прежнему сидел на кухне.

– Ну как, вытянули из него что-нибудь? – поинтересовался он.

– Говорит, домой пришел поздно, встал тоже поздно. Ничего не слышал. Ничего удивительного, что парень не заметил исчезновения сестры и не нашел лужу крови. У брата наверняка есть надежное алиби: поспрашивайте людей, и найдутся свидетели, которые его видели.

– Как скажете, – бросил Портер и что-то отметил у себя в планшете.

Корри приблизилась к нему:

– Лейтенант, от всей души благодарна, что допустили меня сюда и уделили время. Мне бы и в голову не пришло вам указывать. Но если эту женщину найдут мертвой, спорю на свою машину, что парень тут ни при чем.

– Серьезно? А что за машина?

– Э-э-э… «камри» ограниченной серии две тысячи второго года.

Лейтенант молча покачал головой и рассмеялся.



На обратном пути Корри попала в пробку из-за застрявшего посреди дороги тракторного прицепа на I-40. Домой приехала далеко за полночь.





13




4 мая

Утро выдалось ясным и сияющим. «Идеальный день для начала экспедиции», – подумала Нора, слегка придерживая поводья лошади. Они ехали верхом вдоль горного ручья, журчавшего между гладкими камнями. По берегам росли ольха и ива. В зарослях чирикали птицы. Над головой со свистом пролетел беркут. Бёрлесон оказался прав: они отошли от ранчо меньше чем на милю, а уже попали в другой мир. Впереди над верхушками деревьев вздымались горные громады. Снег покрывал вершины.

Бёрлесон ехал впереди верхом на мерине семнадцати ладоней в высоту по имени Блэки. Нора скакала следом на коричнево-белом пегом коне по кличке Сторми, однако его кроткий нрав имени не соответствовал. Клайв ехал сзади. Нора невольно обратила внимание на то, как легко он управляется с лошадью, да и в седле сидит с идеально прямой спиной, будто аршин проглотил. Надо будет спросить, где он научился верховой езде.

Замыкали караван Мэгги с Джейсоном Салазаром и Брюсом Адельски. Салазар чувствовал себя в седле вполне комфортно, а вот Адельски – совсем другое дело. Начал с того, что вставил в стремя не ту ногу и стал залезать на лошадь задом, чем очень насмешил Мэгги. За караваном шли Уиггетт и Джек Пил. Они погоняли пять вьючных лошадей с запасами провизии и инвентарем в пластиковых корзинах и пристегнутых к седлам ящиках. Кроме того, мул вез сейф для украшений или других ценностей, которые обнаружатся во время раскопок… или для легендарного золота – если оно, конечно, существует и они сумеют его отыскать.

Мэгги рассказывала Салазару и Адельски что-то про недотеп, с которыми ходила в экспедицию в прошлом году. Слушатели то и дело разражались хохотом. До Норы долетали только обрывки фраз, но были там и пьяные идиоты, вываливающиеся из седла, и парень, простреливший себе ногу, и спасатели на вертолете, и счет на сумму в двадцать тысяч долларов.

Сначала шли проторенным путем, но миль через пять дорога начала сужаться. Потом Бёрлесон остановился. Они с Клайвом посмотрели на карту.

– Здесь они сбились с пути, – объявил Клайв. – Надо было ехать налево, но они почему-то свернули направо. Наверное, запутались из-за метели.

Судьбоносный правый поворот вел в широкий каньон между серыми скалами. Сначала продвигались вперед без особых проблем, но потом стены каньона начали сужаться. Они вздымались все выше, отбрасывая вниз темные тени. Воздух становился все холоднее. В нескольких местах – в основном среди густо растущих деревьев или в тени под скалами – Нора заметила сохранившиеся участки снега. Удивительно, как быстро цивилизация сменилась первобытными пейзажами.