Стальной блеск мечты
Часть 6 из 29 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Ваше сиятельство, — рассказывал, он, заикаясь сильнее обычного, — не далее как сегодня, явившись на очередной урок к вашей очаровательной воспитаннице, я обнаружил её за исполнением в зале странных движений. Я призвал на помощь весь свой опыт, но не смог распознать в шагах госпожи Юнис элементов какого-либо из известных мне танцев. Когда же я осмелился спросить, что это за странные па она исполняет, при том, что на прошлом занятии мы повторяли котильон, моя подопечная рассмеялась и ответствовала, что это вовсе не фигуры танцев, как я мог подумать. По её словам, это была «атака стрелой маэстро Адаля выполненная из третьей защиты Феско». Я нашёл это немного странным, ваше сиятельство, посему спешу сообщить вам об инциденте.
Соланж поблагодарила внимательного наставника за бдительность и призадумалась.
С её приёмной дочерью в последнее время действительно творилось что-то необычное. С одной стороны, и это были хорошие новости, меланхолия, которая завладела Юнис в начале сезона, как будто бы отступила. Соланж списала всё на сложности привыкания к новой для девочки жизни и немного успокоилась. Но, увы, раньше времени.
Постепенно до внимательного материнского взора Соланж стали доходить некоторые тревожные свидетельства поведения её приёмной дочери.
Так, Юнис повадилась брать из графской библиотеки в изобилии представленные там книги, содержание которых наверняка вызвало бы живой интерес усердного слушателя военной академии. Само по себе это не было таким уж новшеством — девочка и раньше иногда проявляла охоту к изучению, скажем, книги по истории какого-нибудь знаменитого сражения или атласа с изображением формы разных подразделений, но только вместе с отцом, слушая его объяснения и комментарии. Графиня искренне полагала, что этим двоим просто нравится вместе проводить время, а чем при этом заниматься им не так уж и важно. Но теперь Юнис взялась за военную науку самостоятельно и, к неудовольствию Соланж, читала такого рода литературу с куда большей охотой, чем несколько рекомендованных ей модных романов и наставлений для благородных девиц.
В другой раз камеристка Юнис — девушка чуть постарше, по имени Меллиса — поведала, как они с подопечной ездили за всякими дамскими мелочами и стали свидетельницами самой настоящей дуэли. Бой, хоть и шёл всего лишь до первой крови, напугал Мелли до полусмерти, так что она даже не могла взглянуть в сторону дерущихся. А вот сама Юнис, по словам камеристки, наблюдала с самым пристальным интересом. Она даже вышла из экипажа и пробралась в первые ряды, поближе к сражающимся, да ещё и внимательно слушала каких-то господ, которые по итогам поединка устроили спор о том, какие именно ошибки допустил проигравший. Умудрённая жизненным опытом Соланж понимала, что дуэли, которые затеваются днём при всём честном народе (в отличие от тех, что назначаются на рассвете в парках, заброшенных зданиях и прочих скрытых от посторонних глаз местах) служат в основном ради обретения популярности и почти никогда не приводят к настоящим смертоубийствам. И, несмотря на это, графиня ни в коем случае не могла одобрить подобного интереса дочери.
Ну а вишенкой на торте, как ни странно, стали отношения Юнис с неким молодым человеком. Юный Дженгаон, младший сын одного из боевых товарищей Честона, отнюдь не являлся идеальным кандидатом в кавалеры. На взгляд Соланж, мальчишка был слишком молод, почти ровесник её дочери, и к тому же, не мог рассчитывать на значительное наследство. Но зато они, паче чаяния, прекрасно поладили с Юнис. «Что ж, это лучше, чем ничего», — решила вдовствующая графиня. После многочисленных фиаско в отношении самых перспективных кандидатов, вызванных, в основном, нежеланием или неумением её дочери близко общаться с молодыми людьми, даже такое знакомство можно было счесть за успех. И этот успех стоило развивать. Потому её сиятельство графиня приложила усилия к тому, чтобы создать те удобные возможности, которые так способствуют развитию отношений молодых пар. Дженгаон, разумеется, с полного одобрения своих родителей, стал частым гостем в доме Пилларов. Соланж находила всевозможные поводы, чтобы оставить детей вдвоём и ревностно оберегала их уединение. Те, впрочем, и сами любили поболтать без старших. В общем, всё, казалось, шло как по маслу. Пока однажды Соланж не потребовалось срочно найти дочь, которая как раз запропастилась где-то в доме вместе со своим новым кавалером. Тут-то и выяснилось, что эти двое и впрямь были увлечены друг другом, но совсем не в том смысле, которого пожелала бы Соланж.
Юная парочка обнаружилась в фехтовальном зале, которым никто не пользовался со времён поспешного отъезда в поместье после приснопамятной ссоры. Оба были вооружены тренировочными шпагами, коих здесь имелось в изобилии.
Также у неугомонной пары была книга — огромный, богато иллюстрированный атлас, посвящённый искусству фехтования, позаимствованный, очевидно, из графской библиотеки. Соланж застала свою дочь и её юного друга за горячим спором о том, как именно следует выполнять некий изображённый в атласе приём. После того, как Соланж поговорила с приёмной дочерью о неуместности подобного стиля общения с молодыми людьми, намечавшаяся было партия быстро сошла на нет.
И вот теперь странности Юнис стали очевидны учителю танцев. Пройдёт ещё немного времени и о них, может статься, будет известно всему свету. И что с этим прикажете делать? Запереть дочь в её комнате, подальше от фехтовального зала? Отобрать у неё шпагу — последний подарок горячо любимого отца? И в довершение всего запретить читать книги, в которых может ненароком встретиться описание фехтовальных приёмов? Сердце Соланж решительно восставало против таких суровых мер. Она всегда стремилась воспитывать Юнис, придерживаясь разумного баланса между строгими ограничениями и вседозволенностью (видят боги, не её вина, что Честон, который не мог отказать дочери ни в чём, постоянно всё портил своим вмешательством). Своими опрометчивыми ограничениями она рискует испортить едва сложившиеся доверительные отношения с приёмной дочерью. И кто знает, не подтолкнёт ли это девочку к ещё более нежелательным поступкам?
Но ситуация определённо требовала материнского вмешательства, и Соланж решилась хотя бы поговорить с Юнис по душам.
— Что это ты удумала, девочка моя? — обратилась Соланж к дочери. — Не думай, пожалуйста, что я не замечаю всего того, что ты себе позволяешь.
Припёртая к стенке Юнис не стала отнекиваться, а напротив, перешла в решительную атаку.
— Матушка, дело в том, что я всё думаю о том подарке, что оставил мне господин граф, мой отец. Он ведь не просто так передал мне эту шпагу. Я чувствую, что это послание для меня, только вот написанное на языке, который я не умею прочитать. Но я бы очень хотела этому научиться. Не могли бы мы найти мне наставника?
— Но милая моя, фехтование — не самое подходящее занятие для девушки, тем более в её первый сезон. Это может вызывать ненужные разговоры, а наше положение и без того непростое. Лучше бы тебе было выбрать для себя другое увлечение.
— Но я только теперь поняла, что именно фехтование интересует меня больше всего прочего. Ты говоришь о сезоне, а я просто не могу о нём думать, когда есть вещь, которая гораздо более меня занимает. Мне обязательно нужно научиться держать в руках шпагу. Пожалуйста!
Слова дочери привели Соланж в некоторое смятение. Прежде Юнис не отличалась капризным нравом и не требовала невозможного с такой настойчивостью, хотя, может быть, лишь потому что при жизни графа Честона никогда и ни в чём не знала отказа. Между тем девушка продолжала уговоры с несвойственной ей энергией.
— Неужели есть что-то дурное в том, что я, дочь своего отца, хочу побольше знать о том, что составляет саму историю нашей семьи?! — взволнованно восклицала она. — Разве вредно приобрести некоторый навык в фехтовании, благороднейшем из дворянских умений?
Соланж осталось только развести руками и уступить напору приёмной дочери.
— Вот что, милая моя, — начала графиня, — давай договоримся так: я приглашу для тебя настоящего учителя фехтования. Он будет заниматься с тобой в нашем доме, в присутствии меня или твоей камеристки. Ему ты сможешь задавать все свои вопросы, касательно правильного исполнения стоек, атак, защит или как там это всё зовётся. Но при всех посторонних ты оставишь эту тему. Не будешь докучать подобными разговорами ни друзьям твоего отца, ни тем молодым людям, с которыми тебе доведётся познакомиться. И, ради всех богов, не вздумай демонстрировать им свои упражнения.
Юнис восторженно закивала головой.
— Спасибо, матушка! — воскликнула девушка и заключила Соланж в объятия. На удивление крепкие, как та могла отметить. По крайней мере, дочери определённо хватит сил держать оружие в руках. — Я всё сделаю, как ты скажешь, обещаю. А если услуги такого учителя слишком дорого стоят, я могу в ближайшее время обойтись совсем без обновок, только найди мне его, пожалуйста.
— Ну вот ещё, что за глупости. Напротив, в этом сезоне у тебя будут самые лучшие наряды. А уж дополнительные расходы мы как-нибудь сможем себе позволить, если таково твоё самое большое желание.
Была ли Соланж по-настоящему впечатлена горячей речью Юнис, или просто решила согласиться с её капризом, в надежде, что позже эта горячность сойдёт на нет? Как бы то ни было, ей пришлось взяться за поиски наставника для дочери. Это оказалось не таким уж и простым делом. Разумеется, в обычных обстоятельствах, многие именитые маэстро почли бы за честь работать в семье Пилларов, но текущая ситуация оказалась слишком пикантной. Многие отказывались иметь дело с ученицей женского пола, в основном под благовидными предлогами, вроде отсутствия подобного опыта и невозможности принять на себя такую ответственность. Другие прямо не высказывали отказ, но Соланж, хоть и ничего не понимала в искусстве фехтования, зато разбиралась в людях достаточно, чтобы видеть, насколько им это не по нутру. А ведь желание учителя не менее важно для достижения результатов, чем желание ученика. К тому же и речи не могло быть о том, чтобы Юнис посещать общий зал с другими учениками, так что приходилось искать того, кто согласен давать уроки на дому клиента. Но, в конце концов, усилия графини увенчались успехом, и найденный через одного из старых друзей маршала Пиллара наставник подошёл к делу со всем возможным старанием.
Когда Юнис только начала брать уроки фехтования, Соланж неизменно присутствовала на них, по крайней мере, в начале занятия, и всякий раз ей приходилось сдерживаться, когда двое вставали в позицию и раздавался звон клинков. Со временем, однако, графиня убедилась, что с её девочкой не происходит ничего дурного. Наставник — мэтр Ниметаль — произвёл на Соланж в высшей степени положительное впечатление, и через некоторое время она доверила роль наблюдателя камеристке дочери. А по прошествии ещё пары недель и присутствие излишне впечатлительной Меллисы перестало казаться столь уж необходимым.
Юнис же словно расцвела от уроков. Соланж давно не видела свою дочь настолько счастливой и воодушевлённой, пожалуй, последний раз такое случалось еще в те времена, когда жив был Честон. Определённо, занятия производили на неё самое благоприятное действие. К тому же, если верить наставнику, у Юнис оказались замечательные способности к фехтованию. Соланж, без всякого сомнения, предпочла бы иную славу для своей дочери, но, видя всеобщее воодушевление успехами последней, не могла не поддаться этому настроению. Она с благосклонностью слушала восторженные рассказы девочки и без колебаний соглашалась покупать всё, что требовалось, или устраивать нужный график занятий.
К тому же, словно бы в благодарность за исполнение своего желания, Юнис старалась быть как никогда послушной и безропотно выполняла все просьбы матушки, так что великодушие Соланж в конечном итоге окупилось сторицей.
***
Мэтр Ниметаль, учитель фехтования
Иногда мне кажется, что богам вздумалось посмеяться надо мной. Иначе с чего, скажите, моим сокровенным желаниям суждено было исполниться таким причудливым образом?
Скажу честно, в молодости, на заре своей карьеры, я только и мечтал, чтобы пригодиться одному из семейств владетельных аристократов. Работать с отпрыском Фальде, Венадио или Пилларов — что может быть почётнее для мастера клинка и даги, так я тогда рассуждал. Представлял, как в старости, сидя у камина, стану читать газету, где как раз сообщается об очередной блистательной победе нашего оружия, и вспоминать те времена, когда учил ныне увенчавшего себя славой полководца держать в руках шпагу.
Ну, мечты мечтами, а жизнь не больно-то спешила исполнять мои прихоти. Повертелся я вокруг этих благородных господ, да так и не смог подход к ним найти. Вскоре понятно стало, что для того, чтобы претендовать на такое желанное место, одного таланта да сноровки чаще всего мало. Тут тебе и интриги плести придётся, и лавировать промеж интересов разных влиятельных особ, а иной раз и впутаться в какое-нибудь грязное дельце. В общем, плюнул я на свои амбиции, да и работал себе спокойно, звёзд с неба не хватая. Учил дворянских недорослей из фамилий попроще, да и за простолюдинов охотно брался, лишь бы платили достойно. Сделал себе кое-какое имя, не хуже прочих, как говорится: на жизнь безбедную вполне хватало.
И вот, когда я уже понемногу от дел отходить начал, учеников поменьше брать стал и присматривал себе домик в каком-нибудь живописном месте, задумываясь о спокойной старости, боги и решили на мои молитвы откликнуться. Один знакомый шепнул, дескать, влиятельные люди учителя фехтования ищут — опытного и надёжного, такого, чтобы в самом деликатном деле положиться можно было. Ну я и дал понять, что заинтересован. Долго ли коротко ли, но устроили мне встречу с будущим клиентом. Я — рекомендательные письма в карман и пошёл, от любопытства изнывая. Уж больно окольными путями поиск вёлся, я такого прежде и не встречал, чтобы из уроков обращения с оружием настолько таинственную историю делали.
Когда оказалось, что наставник в воинском искусстве для девицы требуется, я чуть не плюнул в сердцах да прочь не вышел. Вы, мэтр Ниметаль, кажется, мечтали у Пилларов работать, так вот вам, кушайте полной ложкой. Я ж такого опыта не имею, подхода к экзальтированным дамочкам не знаю, ну, как что не так пойдёт, и кто, спрашивается, виноват будет? Конечно, учитель, не досмотрел, скажут, не предугадал.
Но, хвала богам, досаду я сдержал и расспросил получше, что и как, кто моя ученица будет, какие условия предлагают. Да и призадумался. С одной стороны, странная эта работа может боком выйти, так что греха не оберёшься. А с другой — хорошие рекомендации, на которых фамилия Пиллар стоит, это дело полезное, на дороге такие не валяются. Опять же и жалование хорошее дают, по случаю исключительности ситуации, а за домик-то, что мне больше других приглянулся, уж больно недёшево просили. В общем, поразмышлял я, взвесил все за и против, какие только в голову пришли, да и согласился.
На первый наш урок я шёл с таким волнением, какого в себе не помню с тех времён, как я экзамен своему учителю, маэстро Адалю, сдавал, на право самому преподавать. Уж так готовился, материалы подбирал, даже какие слова скажу про себя проговаривал. Но, вопреки моим опасеньям, всё прошло как по маслу. Девица эта — Юнис, графская воспитанница, оказалась крепкой и выносливой, совсем не из тех, которые в обморок чуть что падают. Слушала меня, как приму оперную, смотрела во все глаза и делала всё, что говорю. Не ученик, а загляденье, не чета тем недорослям, что мне в изобилии прежде попадались, у которых в одно ухо вошло, а из другого вышло.
Правда, вскоре я начал подозревать, что меня где-то ввели в заблужение. Мне ведь что говорили, дескать, Юнис эта прежде ничем подобным не занималась, шпаги в руках не держала. А на поверку — так у неё все упражнения ловко выходили, что стало мне казаться, будто кое-чему её и до меня научить успели. Я даже, собравшись с мыслями, к графине с такой идеей обратился. Мол, не могло ли такого статься, чтобы супруг её покойный девочку потихоньку фехтовальным премудростям обучал? Всем ведь известно, что наследника старому графу боги не послали, вот я и думал, может, он таким способом себя утешал. Но нет, заверила меня её сиятельство, Честон Пиллар девочку если и учил, то больше теоретически, с книгой в руках, а до практических занятий с оружием дело у них не доходило.
Я на этом не успокоился, конечно. Один раз представил себе даже, будто граф покойный в тренировочный зал с воспитанницей тайком от жены ходил. Ну да уж это чушь несусветная, не стал бы он таиться, коли такая блажь в голову пришла. Стало быть, продолжал я уроки наши, а сам решил о своей подопечной побольше разузнать. И намекнули мне знающие люди, что девица эта маршалу Пиллару совсем не воспитанница, а вовсе даже родной дочерью приходится, вне брака нажитой. Тут у меня всё на свои места и встало. Кровь — она ведь не водица, а уж кровь владетельных дворян, которые на протяжении сотен лет только и знали, что сражаться, — и подавно. Выходит, эта Юнис своему славному батюшке истинная дочь.
Признаться, иной раз я жалею, что не парень она. А то бы такие у нас с ней перспективы открылись — просто загляденье! С её задатками, да если не лениться, через несколько лет можно и турниры выигрывать. Иной раз я даже и подумываю вот о такой шутке: что, если нашу Юнис в мужской костюм нарядить (а это и представить не трудно, потому как не в юбках же она со мной занимается), волосы под шляпу убрать, да на турнир под чужим именем записать. А что такого — ростом она в батюшку удалась, голос тоже не слишком высокий, да и в плечах пошире иных юношей будет. Может и не заметит никто подвоха. Ну это я не всерьёз, конечно. Ведь если что — такой скандал поднимется, даже подумать страшно. А мне, напротив, к нашим урокам никакого внимания привлекать нельзя, я обязательство на себя взял в тайне хранить, с кем занимаюсь. Ну, думается мне, не больно-то эта предосторожность поможет, когда в графском доме слуг полно и у всех языки не на привязи. Но обещание своё я держу крепко, в нашем деле доверие клиента утратить — смерти подобно. Пусть иной раз и хочется в кабаке за кружечкой пива похвастать перед приятелями своей ученицей, да рассказать о том, какие курьёзы на свете случаются, но я держу язык за зубами. Как-никак за молчание моё щедро золотом заплачено.
***
К удивлению графини Соланж, вслед за успехами в фехтовании, в светской жизни её дочери, наконец, также наметился ощутимый прогресс. Довольная своим положением, Юнис сделалась более открытой и приветливой, это способствовало тому, что общество, в свою очередь, повернулось к ней лицом. Девушка с большей охотой, нежели раньше, посещала приёмы и балы и, как будто, освоила искусство приятно проводить время на таких мероприятиях. Графиня Соланж стремилась всячески поддерживать эту милую её сердцу тенденцию и не забывала отмечать успехи дочери. Возвращаясь вместе с Юнис в экипаже с одного весьма представительного и успешного приёма, она не преминула упомянуть о своих чувствах:
— Ты себе не представляешь, милая, как сильно я рада за тебя. Кажется, ты сегодня полностью довольна вечером, не так ли?
— Ах матушка, там и вправду было весело. Кажется, я протанцевала три часа кряду и с радостью продолжала бы ещё столько же, — легко ответила Юнис.
— Танцы — это воистину прекрасно. Но, кроме того, ты, насколько я видела, обзавелась некоторыми замечательными знакомствами.
— О, да! Между прочим, мне посчастливилось свести знакомство с той самой дамой, о которой ты как-то рассказывала, той, что завоевала сердце герцога Динкеллада. Всё как-то само собой получилось — генеральша Перон очень кстати оказалась рядом и представила нас.
— И что же, понравилась ли тебе эта особа? — поинтересовалась Соланж.
— О, ещё как! Общаться с ней — одно удовольствие! Я уже не помню, когда мне было с кем-то так интересно и одновременно легко, — воскликнула девушка.
Соланж несказанно удивилась, ведь удостоиться подобной похвалы из уст Юнис было до сих пор величайшей редкостью. А девушка между тем продолжала:
— Мне, право слово, даже жалко, что нам не довелось познакомиться раньше, пять минут разговора с госпожой Тасталай могли бы скрасить самый ужасный приём.
— Ревийон Динкеллад имеет обыкновение проводить в столице лишь половину сезона — с поздней осени до окончания празднований в честь Обретения, — заметила Соланж. — Остальное время Золотой Герцог проводит в отчем доме в Олайбаре. Вполне вероятно, это первый приём, который он сам и его спутница посетили в этом сезоне в Элатее.
— Надо же, большая потеря для здешнего общества. А скажи, ты запомнила, какое на Тасталай было платье? — всё не унималась Юнис к вящему удивлению приёмной матери.
— Ну разумеется, милая, я-то, в отличие от тебя, всегда обращаю внимание на такие вещи.
— Я пришла в полнейший восторг от её платья, оно такое красивое, — поделилась Юнис. — И вкусу Тасталай можно только позавидовать. Я даже расстроилась немного, когда поняла, что мне такой фасон совсем не пойдёт. Но тут нужна такая же идеальная фигура, как у неё, чтобы всё было к лицу. По правде говоря, мне кажется, она самая красивая женщина среди всех гостей.
Видя удивление на лице матери, Юнис осеклась.
— Надеюсь, ты не обижаешься, что я так говорю? — поспешно добавила она. — Ты тоже очень-очень красивая, и платья у тебя просто замечательные.
Соланж не смогла сдержать улыбки от такого комплимента.
— Я не в обиде, девочка моя. В моём возрасте и положении уже определённо следует, так скажем, не блистать сверх меры и дать дорогу более молодым прелестницам. Впрочем, твоей драгоценной госпожи Тасталай это тоже касается — она ведь всего лишь лет на пять меня моложе, если не ошибаюсь.
В своём смирении графиня чуть-чуть покривила душой, на самом деле она получала порой немало удовлетворения, наблюдая за сверстницами на балах и приёмах, и отмечая свои несомненные преимущества перед многими из них. В возрасте немного за сорок миниатюрная Соланж Пиллар сохранила по-девичьи стройную фигуру и не растратилани гранаженской привлекательности, о чём была прекрасно осведомлена.
— Правда? Никогда бы не подумала, что Тасталай уже столько лет, — заметила на это Юнис, непосредственная, как всегда. И продолжала: — Между прочим, я получила приглашение на одно мероприятие на будущей неделе в особняке у герцога. Это приём специально для молодежи, обещают, что там будут танцы до упаду и разные игры. Ты ведь позволишь мне поехать, правда?
— Конечно, поезжай, милая, если ты этого хочешь.
— Хочу, матушка, я просто уверена, что мне там ужасно понравится.
По возвращении с упомянутого приёма Юнис нисколько не изменила своего мнения. Напротив, она была в полном восторге от всего, что происходило в доме Золотого Герцога, и без конца продолжала петь дифирамбы госпоже Тасталай. Дивясь внезапным изменениям в отношении дочери к светской жизни, Соланж, тем не менее, была очень довольна происходящим. Ревийон Динкеллад и госпожа Тасталай казались графине прекрасными покровителями для Юнис. И что с того, что с возвышением этой женщины когда-то был связан ужасный скандал, теперь-то те времена давно забыты, а возлюбленная Золотого Герцога прочно заняла весьма завидное место на столичном небосклоне. Под её влиянием Юнис с каждым следующим днём получала всё больше удовольствия от пребывания в высшем обществе, заводила всё больше желательных знакомств и в целом уверенно продвигалась, как казалось Соланж, к ультимативной цели каждой юной дебютантки — успешному замужеству.
Во всем этом благолепии проявлялись, правда, и тревожные нотки. Впервые со времён смерти Честона Пиллара, Юнис решилась заговорить об этой трагедии совсем в ином тоне, нежели прежде. Улучив момент, девушка, со свойственной ей прямотой, спросила у приёмной матери, правда ли, по её мнению, что в гибели графа Честона виноват король Скоугар. Откровенно говоря, Соланж ожидала, что время этого вопроса когда-нибудь придёт. В конце концов, Юнис жила не взаперти, и вокруг неё велось немало неосторожных разговоров. Особенно теперь, когда она часто пользовалась гостеприимством Ревийона Динкеллада. Молодые дворяне, часто бывающие в доме Золотого Герцога, отличались большим вольнодумством и смелостью суждений. Многие из них, как и сам его светлость, проводили лишь половину сезона в столице, а вторую — в герцогском домене, образуя собственный, альтернативный королевскому, и даже в чём-то конкурирующий двор. Не удивительно, что в прекрасном особняке на Парковой улице можно было услышать самые крамольные высказывания, которые рано или поздно должны были дойти до Юнис.
К несчастью, Соланж оказалась не слишком готова к этому разговору. Может быть, потому что её собственная позиция определённо попахивала трусостью. Вдовствующая графиня крайне для себя неуверенно попыталась объяснить дочери, что вся ситуация слишком неоднозначная для громких заявлений и голословных обвинений. Что исправить ничего уже всё равно нельзя. Что, какова бы ни была истина, текущий момент совсем не подходит для поднятия этого печального вопроса. Что отношения между высокопоставленными мужчинами — это область, от которой женщинам надлежит держаться подальше.
Забираясь всё глубже и глубже в густые дебри собственных страхов, Соланж осознала, что её осторожные увещевания не находят никакого отклика в сердце приёмной дочери. Слишком поздно она подумала, что, возможно, правильнее было бы пусть и голословно, но с максимальной твёрдостью рассеять все подозрения, какие только могла высказать Юнис. Теперь же она явно сказала не то, что девушке хотелось услышать, и, вероятно, не только упустила шанс убедить ту в правоте своей точки зрения, но и расписалась в собственной бесполезности в качестве конфидента в этом важном вопросе. А значит, на эту роль почти наверняка будет выбран кто-то ещё.
Доказательством того, что эти выводы не беспочвенны, послужил тот факт, что Юнис выслушала всю отповедь почти не перебивая, что в обычных обстоятельствах с ней случалось нечасто. Она как будто даже потеряла интерес к разговору ещё до того, как Соланж исчерпала все свои аргументы. Едва дождавшись конца речи, девушка пробормотала невнятную благодарность за объяснения и поспешила откланяться под каким-то нелепым предлогом. Соланж оставалось только заламывать руки, негодуя от собственного бессилия. Ну конечно, теперь у дочери предостаточно знакомых, к которым можно обратиться за советом, причём подальше от материнских глаз.
Поразмыслив, однако, графиня пришла к выводу, что ничего совсем уж дурного в сложившейся ситуации нет. Дети рано или поздно взрослеют и вылетают из родительского гнезда, это непреложный закон. Держать их в зоне собственного неоспоримого влияния всю жизнь не получится, да и стремиться к этому не стоит. Вряд ли крамольные взгляды Юнис помешают ей сделать хорошую партию, поскольку маловероятно, с учетом всех обстоятельств, чтобы её женихом оказался человек, приближенный к королевскому двору. В иных же кругах, где подобные мысли разделяют и поощряют, Юнис, напротив, может заработать несколько очков в свою пользу. Или, скорее, их заработает в глазах девушки человек с правильными взглядами. Что, если именно этот важный для Юнис вопрос станет точкой соприкосновения с её будущим мужем? Может статься, конечно, что размышления над судьбой собственного отца слишком глубоко ранят саму девушку, но ведь человеческая память коротка в том, что касается болезненных воспоминаний. Если порог боли будет превышен, её собственный рассудок, скорее всего, отреагирует, даруя милосердное избавление от печальных мыслей. Так утешала себя Соланж, надеясь только, что не воздвигла между собой и дочерью непреодолимую стену.
***
Что до самой Юнис, то, несмотря на некоторые тревожащие девушку вопросы, в целом она была абсолютно счастлива. Уроки фехтования и приёмы у очаровательной госпожи Тасталай — и то и другое равно радовало девушку и сулило ещё большие удовольствия в будущем. Юнис была уверена, что и отец, доведись ему увидеть свою дочь в этот момент, был бы доволен. По крайней мере, теперь прощальный графский подарок не прозябает в глубине комода.
На первое занятие с мэтром Ниметалем Юнис взяла именно шпагу матери, как своего рода талисман. Она слышала, конечно, что шпаги имеют свойство ломаться в неумелых руках и всё равно предпочла воспользоваться именно этим оружием, разумеется, снабдив его тренировочной насадкой. Мэтр Ниметаль ей не препятствовал, хотя и заметил, что видел в оружейной гораздо более достойные экземпляры. Тем не менее, урок оказался более чем плодотворным, и в следующий раз девушка уже не сомневалась: эта шпага ей прекрасно подходит.
Так и вышло, что до определённого момента Юнис не брала в руки никакого иного основного оружия. Она училась пользоваться вспомогательными предметами: дагой и плащом, но в правой руке неизменно держала шпагу матери. Но однажды в разгар очередной тренировки случилась неожиданная ротация. Задумал ли мэтр Ниметаль именно такое упражнение или всё произошло случайно, но противники умудрились обезоружить друг друга. Каждый устремился подбирать ближайший клинок, и получилось, что в руках учителя оказалась шпага Юнис, а у той — оружие самого наставника. Тяжелый и длинный клинок мэтра Ниметаля с непривычки показался Юнис неудобным, она кое-как смогла отразить несколько атак, но вскоре допустила глупую ошибку и получила укол. Юнис была чуть-чуть раздосадована своей неудачей, а вот её учитель казался скорее удивлённым. Мэтр Ниметаль прошёлся по залу и сделал несколько пробных взмахов и выпадов. Потом он внимательно осмотрел оружие, осторожно провёл рукой по клинку, а затем несколько раз подряд согнул и распрямил его снова. Лицо мэтра приняло задумчивое выражение.
— Что-то не так с моей шпагой, маэстро? — спросила Юнис.
Соланж поблагодарила внимательного наставника за бдительность и призадумалась.
С её приёмной дочерью в последнее время действительно творилось что-то необычное. С одной стороны, и это были хорошие новости, меланхолия, которая завладела Юнис в начале сезона, как будто бы отступила. Соланж списала всё на сложности привыкания к новой для девочки жизни и немного успокоилась. Но, увы, раньше времени.
Постепенно до внимательного материнского взора Соланж стали доходить некоторые тревожные свидетельства поведения её приёмной дочери.
Так, Юнис повадилась брать из графской библиотеки в изобилии представленные там книги, содержание которых наверняка вызвало бы живой интерес усердного слушателя военной академии. Само по себе это не было таким уж новшеством — девочка и раньше иногда проявляла охоту к изучению, скажем, книги по истории какого-нибудь знаменитого сражения или атласа с изображением формы разных подразделений, но только вместе с отцом, слушая его объяснения и комментарии. Графиня искренне полагала, что этим двоим просто нравится вместе проводить время, а чем при этом заниматься им не так уж и важно. Но теперь Юнис взялась за военную науку самостоятельно и, к неудовольствию Соланж, читала такого рода литературу с куда большей охотой, чем несколько рекомендованных ей модных романов и наставлений для благородных девиц.
В другой раз камеристка Юнис — девушка чуть постарше, по имени Меллиса — поведала, как они с подопечной ездили за всякими дамскими мелочами и стали свидетельницами самой настоящей дуэли. Бой, хоть и шёл всего лишь до первой крови, напугал Мелли до полусмерти, так что она даже не могла взглянуть в сторону дерущихся. А вот сама Юнис, по словам камеристки, наблюдала с самым пристальным интересом. Она даже вышла из экипажа и пробралась в первые ряды, поближе к сражающимся, да ещё и внимательно слушала каких-то господ, которые по итогам поединка устроили спор о том, какие именно ошибки допустил проигравший. Умудрённая жизненным опытом Соланж понимала, что дуэли, которые затеваются днём при всём честном народе (в отличие от тех, что назначаются на рассвете в парках, заброшенных зданиях и прочих скрытых от посторонних глаз местах) служат в основном ради обретения популярности и почти никогда не приводят к настоящим смертоубийствам. И, несмотря на это, графиня ни в коем случае не могла одобрить подобного интереса дочери.
Ну а вишенкой на торте, как ни странно, стали отношения Юнис с неким молодым человеком. Юный Дженгаон, младший сын одного из боевых товарищей Честона, отнюдь не являлся идеальным кандидатом в кавалеры. На взгляд Соланж, мальчишка был слишком молод, почти ровесник её дочери, и к тому же, не мог рассчитывать на значительное наследство. Но зато они, паче чаяния, прекрасно поладили с Юнис. «Что ж, это лучше, чем ничего», — решила вдовствующая графиня. После многочисленных фиаско в отношении самых перспективных кандидатов, вызванных, в основном, нежеланием или неумением её дочери близко общаться с молодыми людьми, даже такое знакомство можно было счесть за успех. И этот успех стоило развивать. Потому её сиятельство графиня приложила усилия к тому, чтобы создать те удобные возможности, которые так способствуют развитию отношений молодых пар. Дженгаон, разумеется, с полного одобрения своих родителей, стал частым гостем в доме Пилларов. Соланж находила всевозможные поводы, чтобы оставить детей вдвоём и ревностно оберегала их уединение. Те, впрочем, и сами любили поболтать без старших. В общем, всё, казалось, шло как по маслу. Пока однажды Соланж не потребовалось срочно найти дочь, которая как раз запропастилась где-то в доме вместе со своим новым кавалером. Тут-то и выяснилось, что эти двое и впрямь были увлечены друг другом, но совсем не в том смысле, которого пожелала бы Соланж.
Юная парочка обнаружилась в фехтовальном зале, которым никто не пользовался со времён поспешного отъезда в поместье после приснопамятной ссоры. Оба были вооружены тренировочными шпагами, коих здесь имелось в изобилии.
Также у неугомонной пары была книга — огромный, богато иллюстрированный атлас, посвящённый искусству фехтования, позаимствованный, очевидно, из графской библиотеки. Соланж застала свою дочь и её юного друга за горячим спором о том, как именно следует выполнять некий изображённый в атласе приём. После того, как Соланж поговорила с приёмной дочерью о неуместности подобного стиля общения с молодыми людьми, намечавшаяся было партия быстро сошла на нет.
И вот теперь странности Юнис стали очевидны учителю танцев. Пройдёт ещё немного времени и о них, может статься, будет известно всему свету. И что с этим прикажете делать? Запереть дочь в её комнате, подальше от фехтовального зала? Отобрать у неё шпагу — последний подарок горячо любимого отца? И в довершение всего запретить читать книги, в которых может ненароком встретиться описание фехтовальных приёмов? Сердце Соланж решительно восставало против таких суровых мер. Она всегда стремилась воспитывать Юнис, придерживаясь разумного баланса между строгими ограничениями и вседозволенностью (видят боги, не её вина, что Честон, который не мог отказать дочери ни в чём, постоянно всё портил своим вмешательством). Своими опрометчивыми ограничениями она рискует испортить едва сложившиеся доверительные отношения с приёмной дочерью. И кто знает, не подтолкнёт ли это девочку к ещё более нежелательным поступкам?
Но ситуация определённо требовала материнского вмешательства, и Соланж решилась хотя бы поговорить с Юнис по душам.
— Что это ты удумала, девочка моя? — обратилась Соланж к дочери. — Не думай, пожалуйста, что я не замечаю всего того, что ты себе позволяешь.
Припёртая к стенке Юнис не стала отнекиваться, а напротив, перешла в решительную атаку.
— Матушка, дело в том, что я всё думаю о том подарке, что оставил мне господин граф, мой отец. Он ведь не просто так передал мне эту шпагу. Я чувствую, что это послание для меня, только вот написанное на языке, который я не умею прочитать. Но я бы очень хотела этому научиться. Не могли бы мы найти мне наставника?
— Но милая моя, фехтование — не самое подходящее занятие для девушки, тем более в её первый сезон. Это может вызывать ненужные разговоры, а наше положение и без того непростое. Лучше бы тебе было выбрать для себя другое увлечение.
— Но я только теперь поняла, что именно фехтование интересует меня больше всего прочего. Ты говоришь о сезоне, а я просто не могу о нём думать, когда есть вещь, которая гораздо более меня занимает. Мне обязательно нужно научиться держать в руках шпагу. Пожалуйста!
Слова дочери привели Соланж в некоторое смятение. Прежде Юнис не отличалась капризным нравом и не требовала невозможного с такой настойчивостью, хотя, может быть, лишь потому что при жизни графа Честона никогда и ни в чём не знала отказа. Между тем девушка продолжала уговоры с несвойственной ей энергией.
— Неужели есть что-то дурное в том, что я, дочь своего отца, хочу побольше знать о том, что составляет саму историю нашей семьи?! — взволнованно восклицала она. — Разве вредно приобрести некоторый навык в фехтовании, благороднейшем из дворянских умений?
Соланж осталось только развести руками и уступить напору приёмной дочери.
— Вот что, милая моя, — начала графиня, — давай договоримся так: я приглашу для тебя настоящего учителя фехтования. Он будет заниматься с тобой в нашем доме, в присутствии меня или твоей камеристки. Ему ты сможешь задавать все свои вопросы, касательно правильного исполнения стоек, атак, защит или как там это всё зовётся. Но при всех посторонних ты оставишь эту тему. Не будешь докучать подобными разговорами ни друзьям твоего отца, ни тем молодым людям, с которыми тебе доведётся познакомиться. И, ради всех богов, не вздумай демонстрировать им свои упражнения.
Юнис восторженно закивала головой.
— Спасибо, матушка! — воскликнула девушка и заключила Соланж в объятия. На удивление крепкие, как та могла отметить. По крайней мере, дочери определённо хватит сил держать оружие в руках. — Я всё сделаю, как ты скажешь, обещаю. А если услуги такого учителя слишком дорого стоят, я могу в ближайшее время обойтись совсем без обновок, только найди мне его, пожалуйста.
— Ну вот ещё, что за глупости. Напротив, в этом сезоне у тебя будут самые лучшие наряды. А уж дополнительные расходы мы как-нибудь сможем себе позволить, если таково твоё самое большое желание.
Была ли Соланж по-настоящему впечатлена горячей речью Юнис, или просто решила согласиться с её капризом, в надежде, что позже эта горячность сойдёт на нет? Как бы то ни было, ей пришлось взяться за поиски наставника для дочери. Это оказалось не таким уж и простым делом. Разумеется, в обычных обстоятельствах, многие именитые маэстро почли бы за честь работать в семье Пилларов, но текущая ситуация оказалась слишком пикантной. Многие отказывались иметь дело с ученицей женского пола, в основном под благовидными предлогами, вроде отсутствия подобного опыта и невозможности принять на себя такую ответственность. Другие прямо не высказывали отказ, но Соланж, хоть и ничего не понимала в искусстве фехтования, зато разбиралась в людях достаточно, чтобы видеть, насколько им это не по нутру. А ведь желание учителя не менее важно для достижения результатов, чем желание ученика. К тому же и речи не могло быть о том, чтобы Юнис посещать общий зал с другими учениками, так что приходилось искать того, кто согласен давать уроки на дому клиента. Но, в конце концов, усилия графини увенчались успехом, и найденный через одного из старых друзей маршала Пиллара наставник подошёл к делу со всем возможным старанием.
Когда Юнис только начала брать уроки фехтования, Соланж неизменно присутствовала на них, по крайней мере, в начале занятия, и всякий раз ей приходилось сдерживаться, когда двое вставали в позицию и раздавался звон клинков. Со временем, однако, графиня убедилась, что с её девочкой не происходит ничего дурного. Наставник — мэтр Ниметаль — произвёл на Соланж в высшей степени положительное впечатление, и через некоторое время она доверила роль наблюдателя камеристке дочери. А по прошествии ещё пары недель и присутствие излишне впечатлительной Меллисы перестало казаться столь уж необходимым.
Юнис же словно расцвела от уроков. Соланж давно не видела свою дочь настолько счастливой и воодушевлённой, пожалуй, последний раз такое случалось еще в те времена, когда жив был Честон. Определённо, занятия производили на неё самое благоприятное действие. К тому же, если верить наставнику, у Юнис оказались замечательные способности к фехтованию. Соланж, без всякого сомнения, предпочла бы иную славу для своей дочери, но, видя всеобщее воодушевление успехами последней, не могла не поддаться этому настроению. Она с благосклонностью слушала восторженные рассказы девочки и без колебаний соглашалась покупать всё, что требовалось, или устраивать нужный график занятий.
К тому же, словно бы в благодарность за исполнение своего желания, Юнис старалась быть как никогда послушной и безропотно выполняла все просьбы матушки, так что великодушие Соланж в конечном итоге окупилось сторицей.
***
Мэтр Ниметаль, учитель фехтования
Иногда мне кажется, что богам вздумалось посмеяться надо мной. Иначе с чего, скажите, моим сокровенным желаниям суждено было исполниться таким причудливым образом?
Скажу честно, в молодости, на заре своей карьеры, я только и мечтал, чтобы пригодиться одному из семейств владетельных аристократов. Работать с отпрыском Фальде, Венадио или Пилларов — что может быть почётнее для мастера клинка и даги, так я тогда рассуждал. Представлял, как в старости, сидя у камина, стану читать газету, где как раз сообщается об очередной блистательной победе нашего оружия, и вспоминать те времена, когда учил ныне увенчавшего себя славой полководца держать в руках шпагу.
Ну, мечты мечтами, а жизнь не больно-то спешила исполнять мои прихоти. Повертелся я вокруг этих благородных господ, да так и не смог подход к ним найти. Вскоре понятно стало, что для того, чтобы претендовать на такое желанное место, одного таланта да сноровки чаще всего мало. Тут тебе и интриги плести придётся, и лавировать промеж интересов разных влиятельных особ, а иной раз и впутаться в какое-нибудь грязное дельце. В общем, плюнул я на свои амбиции, да и работал себе спокойно, звёзд с неба не хватая. Учил дворянских недорослей из фамилий попроще, да и за простолюдинов охотно брался, лишь бы платили достойно. Сделал себе кое-какое имя, не хуже прочих, как говорится: на жизнь безбедную вполне хватало.
И вот, когда я уже понемногу от дел отходить начал, учеников поменьше брать стал и присматривал себе домик в каком-нибудь живописном месте, задумываясь о спокойной старости, боги и решили на мои молитвы откликнуться. Один знакомый шепнул, дескать, влиятельные люди учителя фехтования ищут — опытного и надёжного, такого, чтобы в самом деликатном деле положиться можно было. Ну я и дал понять, что заинтересован. Долго ли коротко ли, но устроили мне встречу с будущим клиентом. Я — рекомендательные письма в карман и пошёл, от любопытства изнывая. Уж больно окольными путями поиск вёлся, я такого прежде и не встречал, чтобы из уроков обращения с оружием настолько таинственную историю делали.
Когда оказалось, что наставник в воинском искусстве для девицы требуется, я чуть не плюнул в сердцах да прочь не вышел. Вы, мэтр Ниметаль, кажется, мечтали у Пилларов работать, так вот вам, кушайте полной ложкой. Я ж такого опыта не имею, подхода к экзальтированным дамочкам не знаю, ну, как что не так пойдёт, и кто, спрашивается, виноват будет? Конечно, учитель, не досмотрел, скажут, не предугадал.
Но, хвала богам, досаду я сдержал и расспросил получше, что и как, кто моя ученица будет, какие условия предлагают. Да и призадумался. С одной стороны, странная эта работа может боком выйти, так что греха не оберёшься. А с другой — хорошие рекомендации, на которых фамилия Пиллар стоит, это дело полезное, на дороге такие не валяются. Опять же и жалование хорошее дают, по случаю исключительности ситуации, а за домик-то, что мне больше других приглянулся, уж больно недёшево просили. В общем, поразмышлял я, взвесил все за и против, какие только в голову пришли, да и согласился.
На первый наш урок я шёл с таким волнением, какого в себе не помню с тех времён, как я экзамен своему учителю, маэстро Адалю, сдавал, на право самому преподавать. Уж так готовился, материалы подбирал, даже какие слова скажу про себя проговаривал. Но, вопреки моим опасеньям, всё прошло как по маслу. Девица эта — Юнис, графская воспитанница, оказалась крепкой и выносливой, совсем не из тех, которые в обморок чуть что падают. Слушала меня, как приму оперную, смотрела во все глаза и делала всё, что говорю. Не ученик, а загляденье, не чета тем недорослям, что мне в изобилии прежде попадались, у которых в одно ухо вошло, а из другого вышло.
Правда, вскоре я начал подозревать, что меня где-то ввели в заблужение. Мне ведь что говорили, дескать, Юнис эта прежде ничем подобным не занималась, шпаги в руках не держала. А на поверку — так у неё все упражнения ловко выходили, что стало мне казаться, будто кое-чему её и до меня научить успели. Я даже, собравшись с мыслями, к графине с такой идеей обратился. Мол, не могло ли такого статься, чтобы супруг её покойный девочку потихоньку фехтовальным премудростям обучал? Всем ведь известно, что наследника старому графу боги не послали, вот я и думал, может, он таким способом себя утешал. Но нет, заверила меня её сиятельство, Честон Пиллар девочку если и учил, то больше теоретически, с книгой в руках, а до практических занятий с оружием дело у них не доходило.
Я на этом не успокоился, конечно. Один раз представил себе даже, будто граф покойный в тренировочный зал с воспитанницей тайком от жены ходил. Ну да уж это чушь несусветная, не стал бы он таиться, коли такая блажь в голову пришла. Стало быть, продолжал я уроки наши, а сам решил о своей подопечной побольше разузнать. И намекнули мне знающие люди, что девица эта маршалу Пиллару совсем не воспитанница, а вовсе даже родной дочерью приходится, вне брака нажитой. Тут у меня всё на свои места и встало. Кровь — она ведь не водица, а уж кровь владетельных дворян, которые на протяжении сотен лет только и знали, что сражаться, — и подавно. Выходит, эта Юнис своему славному батюшке истинная дочь.
Признаться, иной раз я жалею, что не парень она. А то бы такие у нас с ней перспективы открылись — просто загляденье! С её задатками, да если не лениться, через несколько лет можно и турниры выигрывать. Иной раз я даже и подумываю вот о такой шутке: что, если нашу Юнис в мужской костюм нарядить (а это и представить не трудно, потому как не в юбках же она со мной занимается), волосы под шляпу убрать, да на турнир под чужим именем записать. А что такого — ростом она в батюшку удалась, голос тоже не слишком высокий, да и в плечах пошире иных юношей будет. Может и не заметит никто подвоха. Ну это я не всерьёз, конечно. Ведь если что — такой скандал поднимется, даже подумать страшно. А мне, напротив, к нашим урокам никакого внимания привлекать нельзя, я обязательство на себя взял в тайне хранить, с кем занимаюсь. Ну, думается мне, не больно-то эта предосторожность поможет, когда в графском доме слуг полно и у всех языки не на привязи. Но обещание своё я держу крепко, в нашем деле доверие клиента утратить — смерти подобно. Пусть иной раз и хочется в кабаке за кружечкой пива похвастать перед приятелями своей ученицей, да рассказать о том, какие курьёзы на свете случаются, но я держу язык за зубами. Как-никак за молчание моё щедро золотом заплачено.
***
К удивлению графини Соланж, вслед за успехами в фехтовании, в светской жизни её дочери, наконец, также наметился ощутимый прогресс. Довольная своим положением, Юнис сделалась более открытой и приветливой, это способствовало тому, что общество, в свою очередь, повернулось к ней лицом. Девушка с большей охотой, нежели раньше, посещала приёмы и балы и, как будто, освоила искусство приятно проводить время на таких мероприятиях. Графиня Соланж стремилась всячески поддерживать эту милую её сердцу тенденцию и не забывала отмечать успехи дочери. Возвращаясь вместе с Юнис в экипаже с одного весьма представительного и успешного приёма, она не преминула упомянуть о своих чувствах:
— Ты себе не представляешь, милая, как сильно я рада за тебя. Кажется, ты сегодня полностью довольна вечером, не так ли?
— Ах матушка, там и вправду было весело. Кажется, я протанцевала три часа кряду и с радостью продолжала бы ещё столько же, — легко ответила Юнис.
— Танцы — это воистину прекрасно. Но, кроме того, ты, насколько я видела, обзавелась некоторыми замечательными знакомствами.
— О, да! Между прочим, мне посчастливилось свести знакомство с той самой дамой, о которой ты как-то рассказывала, той, что завоевала сердце герцога Динкеллада. Всё как-то само собой получилось — генеральша Перон очень кстати оказалась рядом и представила нас.
— И что же, понравилась ли тебе эта особа? — поинтересовалась Соланж.
— О, ещё как! Общаться с ней — одно удовольствие! Я уже не помню, когда мне было с кем-то так интересно и одновременно легко, — воскликнула девушка.
Соланж несказанно удивилась, ведь удостоиться подобной похвалы из уст Юнис было до сих пор величайшей редкостью. А девушка между тем продолжала:
— Мне, право слово, даже жалко, что нам не довелось познакомиться раньше, пять минут разговора с госпожой Тасталай могли бы скрасить самый ужасный приём.
— Ревийон Динкеллад имеет обыкновение проводить в столице лишь половину сезона — с поздней осени до окончания празднований в честь Обретения, — заметила Соланж. — Остальное время Золотой Герцог проводит в отчем доме в Олайбаре. Вполне вероятно, это первый приём, который он сам и его спутница посетили в этом сезоне в Элатее.
— Надо же, большая потеря для здешнего общества. А скажи, ты запомнила, какое на Тасталай было платье? — всё не унималась Юнис к вящему удивлению приёмной матери.
— Ну разумеется, милая, я-то, в отличие от тебя, всегда обращаю внимание на такие вещи.
— Я пришла в полнейший восторг от её платья, оно такое красивое, — поделилась Юнис. — И вкусу Тасталай можно только позавидовать. Я даже расстроилась немного, когда поняла, что мне такой фасон совсем не пойдёт. Но тут нужна такая же идеальная фигура, как у неё, чтобы всё было к лицу. По правде говоря, мне кажется, она самая красивая женщина среди всех гостей.
Видя удивление на лице матери, Юнис осеклась.
— Надеюсь, ты не обижаешься, что я так говорю? — поспешно добавила она. — Ты тоже очень-очень красивая, и платья у тебя просто замечательные.
Соланж не смогла сдержать улыбки от такого комплимента.
— Я не в обиде, девочка моя. В моём возрасте и положении уже определённо следует, так скажем, не блистать сверх меры и дать дорогу более молодым прелестницам. Впрочем, твоей драгоценной госпожи Тасталай это тоже касается — она ведь всего лишь лет на пять меня моложе, если не ошибаюсь.
В своём смирении графиня чуть-чуть покривила душой, на самом деле она получала порой немало удовлетворения, наблюдая за сверстницами на балах и приёмах, и отмечая свои несомненные преимущества перед многими из них. В возрасте немного за сорок миниатюрная Соланж Пиллар сохранила по-девичьи стройную фигуру и не растратилани гранаженской привлекательности, о чём была прекрасно осведомлена.
— Правда? Никогда бы не подумала, что Тасталай уже столько лет, — заметила на это Юнис, непосредственная, как всегда. И продолжала: — Между прочим, я получила приглашение на одно мероприятие на будущей неделе в особняке у герцога. Это приём специально для молодежи, обещают, что там будут танцы до упаду и разные игры. Ты ведь позволишь мне поехать, правда?
— Конечно, поезжай, милая, если ты этого хочешь.
— Хочу, матушка, я просто уверена, что мне там ужасно понравится.
По возвращении с упомянутого приёма Юнис нисколько не изменила своего мнения. Напротив, она была в полном восторге от всего, что происходило в доме Золотого Герцога, и без конца продолжала петь дифирамбы госпоже Тасталай. Дивясь внезапным изменениям в отношении дочери к светской жизни, Соланж, тем не менее, была очень довольна происходящим. Ревийон Динкеллад и госпожа Тасталай казались графине прекрасными покровителями для Юнис. И что с того, что с возвышением этой женщины когда-то был связан ужасный скандал, теперь-то те времена давно забыты, а возлюбленная Золотого Герцога прочно заняла весьма завидное место на столичном небосклоне. Под её влиянием Юнис с каждым следующим днём получала всё больше удовольствия от пребывания в высшем обществе, заводила всё больше желательных знакомств и в целом уверенно продвигалась, как казалось Соланж, к ультимативной цели каждой юной дебютантки — успешному замужеству.
Во всем этом благолепии проявлялись, правда, и тревожные нотки. Впервые со времён смерти Честона Пиллара, Юнис решилась заговорить об этой трагедии совсем в ином тоне, нежели прежде. Улучив момент, девушка, со свойственной ей прямотой, спросила у приёмной матери, правда ли, по её мнению, что в гибели графа Честона виноват король Скоугар. Откровенно говоря, Соланж ожидала, что время этого вопроса когда-нибудь придёт. В конце концов, Юнис жила не взаперти, и вокруг неё велось немало неосторожных разговоров. Особенно теперь, когда она часто пользовалась гостеприимством Ревийона Динкеллада. Молодые дворяне, часто бывающие в доме Золотого Герцога, отличались большим вольнодумством и смелостью суждений. Многие из них, как и сам его светлость, проводили лишь половину сезона в столице, а вторую — в герцогском домене, образуя собственный, альтернативный королевскому, и даже в чём-то конкурирующий двор. Не удивительно, что в прекрасном особняке на Парковой улице можно было услышать самые крамольные высказывания, которые рано или поздно должны были дойти до Юнис.
К несчастью, Соланж оказалась не слишком готова к этому разговору. Может быть, потому что её собственная позиция определённо попахивала трусостью. Вдовствующая графиня крайне для себя неуверенно попыталась объяснить дочери, что вся ситуация слишком неоднозначная для громких заявлений и голословных обвинений. Что исправить ничего уже всё равно нельзя. Что, какова бы ни была истина, текущий момент совсем не подходит для поднятия этого печального вопроса. Что отношения между высокопоставленными мужчинами — это область, от которой женщинам надлежит держаться подальше.
Забираясь всё глубже и глубже в густые дебри собственных страхов, Соланж осознала, что её осторожные увещевания не находят никакого отклика в сердце приёмной дочери. Слишком поздно она подумала, что, возможно, правильнее было бы пусть и голословно, но с максимальной твёрдостью рассеять все подозрения, какие только могла высказать Юнис. Теперь же она явно сказала не то, что девушке хотелось услышать, и, вероятно, не только упустила шанс убедить ту в правоте своей точки зрения, но и расписалась в собственной бесполезности в качестве конфидента в этом важном вопросе. А значит, на эту роль почти наверняка будет выбран кто-то ещё.
Доказательством того, что эти выводы не беспочвенны, послужил тот факт, что Юнис выслушала всю отповедь почти не перебивая, что в обычных обстоятельствах с ней случалось нечасто. Она как будто даже потеряла интерес к разговору ещё до того, как Соланж исчерпала все свои аргументы. Едва дождавшись конца речи, девушка пробормотала невнятную благодарность за объяснения и поспешила откланяться под каким-то нелепым предлогом. Соланж оставалось только заламывать руки, негодуя от собственного бессилия. Ну конечно, теперь у дочери предостаточно знакомых, к которым можно обратиться за советом, причём подальше от материнских глаз.
Поразмыслив, однако, графиня пришла к выводу, что ничего совсем уж дурного в сложившейся ситуации нет. Дети рано или поздно взрослеют и вылетают из родительского гнезда, это непреложный закон. Держать их в зоне собственного неоспоримого влияния всю жизнь не получится, да и стремиться к этому не стоит. Вряд ли крамольные взгляды Юнис помешают ей сделать хорошую партию, поскольку маловероятно, с учетом всех обстоятельств, чтобы её женихом оказался человек, приближенный к королевскому двору. В иных же кругах, где подобные мысли разделяют и поощряют, Юнис, напротив, может заработать несколько очков в свою пользу. Или, скорее, их заработает в глазах девушки человек с правильными взглядами. Что, если именно этот важный для Юнис вопрос станет точкой соприкосновения с её будущим мужем? Может статься, конечно, что размышления над судьбой собственного отца слишком глубоко ранят саму девушку, но ведь человеческая память коротка в том, что касается болезненных воспоминаний. Если порог боли будет превышен, её собственный рассудок, скорее всего, отреагирует, даруя милосердное избавление от печальных мыслей. Так утешала себя Соланж, надеясь только, что не воздвигла между собой и дочерью непреодолимую стену.
***
Что до самой Юнис, то, несмотря на некоторые тревожащие девушку вопросы, в целом она была абсолютно счастлива. Уроки фехтования и приёмы у очаровательной госпожи Тасталай — и то и другое равно радовало девушку и сулило ещё большие удовольствия в будущем. Юнис была уверена, что и отец, доведись ему увидеть свою дочь в этот момент, был бы доволен. По крайней мере, теперь прощальный графский подарок не прозябает в глубине комода.
На первое занятие с мэтром Ниметалем Юнис взяла именно шпагу матери, как своего рода талисман. Она слышала, конечно, что шпаги имеют свойство ломаться в неумелых руках и всё равно предпочла воспользоваться именно этим оружием, разумеется, снабдив его тренировочной насадкой. Мэтр Ниметаль ей не препятствовал, хотя и заметил, что видел в оружейной гораздо более достойные экземпляры. Тем не менее, урок оказался более чем плодотворным, и в следующий раз девушка уже не сомневалась: эта шпага ей прекрасно подходит.
Так и вышло, что до определённого момента Юнис не брала в руки никакого иного основного оружия. Она училась пользоваться вспомогательными предметами: дагой и плащом, но в правой руке неизменно держала шпагу матери. Но однажды в разгар очередной тренировки случилась неожиданная ротация. Задумал ли мэтр Ниметаль именно такое упражнение или всё произошло случайно, но противники умудрились обезоружить друг друга. Каждый устремился подбирать ближайший клинок, и получилось, что в руках учителя оказалась шпага Юнис, а у той — оружие самого наставника. Тяжелый и длинный клинок мэтра Ниметаля с непривычки показался Юнис неудобным, она кое-как смогла отразить несколько атак, но вскоре допустила глупую ошибку и получила укол. Юнис была чуть-чуть раздосадована своей неудачей, а вот её учитель казался скорее удивлённым. Мэтр Ниметаль прошёлся по залу и сделал несколько пробных взмахов и выпадов. Потом он внимательно осмотрел оружие, осторожно провёл рукой по клинку, а затем несколько раз подряд согнул и распрямил его снова. Лицо мэтра приняло задумчивое выражение.
— Что-то не так с моей шпагой, маэстро? — спросила Юнис.