Стальной блеск мечты

— Раз уж вы с такой горячностью берётесь учить меня, скажите же, что мне, по-вашему, следует делать с дочерью? — наконец нарушила молчание графиня.

— Полагаю, вам придётся выбирать, станете ли вы ей настоящим другом или останетесь тем человеком, от которого всё самое важное в её жизни следует держать в секрете. Но, увы, я не в силах подсказать вам верный способ достижения цели, коли вы предпочтёте первый вариант. А сейчас, позвольте откланяться. Сегодняшний день был ужасно долгим, а мне ещё надо разыскать мою шляпу, она, как на грех, опять куда-то запропастилась.



***

После ухода Анселя Соланж не знала, что и думать. Как посмел этот дерзкий юноша так судить о её семье! Или лучше спросить, как он сумел догадаться о фамильных тайнах графов Пилларов? Проще всего было бы отмахнуться от бесцеремонного мага и его огульных обвинений, но разве может она это себе позволить сейчас, когда Юнис так нуждается в материнской помощи.

Графиня всю ночь напролёт просидела у постели раненой дочери, предаваясь размышлениям. Юнис, напичканная зельями и лекарствами, давно уже крепко спала, но к её приёмной матери сон никак не шёл. Разговор (или это была ссора?) с Анселем пробудил в памяти Соланж воспоминания о прежних днях, о тех далёких событиях, что тернистыми окольными путями привели к нынешней ситуации. В полумраке комнаты, где горел только тусклый ночник, всё казалось смутным, словно в тумане, и из этого тумана проступали безмолвные тени прошлого. Графиня сама не знала, бодрствует она или спит, или же находится на самой грани сознания, в том пограничном между сном и явью состоянии, которое порой рождает самые необычные образы и мысли. Однако, перед самым рассветом, усталость всё же взяла своё, и Соланж, наконец, забылась тревожным сном прямо в кресле у изголовья кровати Юнис.





Всадница




Неистовый Лараш, пращур семейства Мервалей, заработал своё прозвище — Шатун, благодаря медведю, изображённому на фамильном гербе, и собственному дурному нраву. Неудивительно, что, когда виконту пришло в голову потратить заработанные тяжкими ратными трудами, а временами, и разбоем, деньги на постройку дома, он без затей назвал своё поместье Берлогой. Впрочем, во времена юности Соланж Мерваль, старинный дом, больше заслуживал наименования Улья, если уж придерживаться медвежьей тематики. Престарелый виконт Виннерт Мерваль, приходившийся правнуком легендарному Шатуну и дедом Соланж, пережил одну за другой трёх своих жен, от которых имел в совокупности чуть ли не два десятка детей. Те в свою очередь женились, выходили замуж, обзаводились потомством и при этом нередко оставались жить в многострадальной Берлоге. Убелённый сединами патриарх многочисленного семейства давно смирился с тем, что его дом тишиной и спокойствием напоминает рыночную площадь в базарный день.

Мервали, хоть и не могли похвастаться значительным богатством, по крайней мере, в пересчёте на каждого члена семьи, тем не менее пользовались известным влиянием в обществе, благодаря древней и славной истории своего герба, а также многочисленным родственным связям. Во всем Броктоне, пожалуй, трудно было найти такое место, где при тщательном осмотре не обнаружились бы представители этой фамилии, готовые в меру своих сил способствовать семейным интересам.

Место Соланж на раскидистом фамильном древе Мервалей располагалось аккурат посередине. Детство её в Берлоге прошло, как говорится, в тесноте да не в обиде. В тот неимоверно важный период жизни каждой девушки, который должен в конце концов увенчаться замужеством, Соланж вступила, как и прочие юные представительницы семейства Мервалей — без значительного приданного, но с полным набором знаний и умений, подобающих молодой аристократке.

Откровенно говоря, год, когда Соланж надлежало провести свой первый сезон, никак нельзя было назвать многообещающим для юных дебютанток. Впрочем, улучшения ситуации ожидать приходилось не скоро. Кровопролитная война, отгремевшая меньше двух лет назад, значительно проредила ряды потенциальных кавалеров, а многим из оставшихся в живых стоила здоровья, что, разумеется, могло привлекать только женщин особого склада. Миниатюрная жизнерадостная Соланж себя к таким не относила и лелеяла самые обыкновенные для девушек её возраста мечты о высоком статном красавце.

К несчастью, дебютный сезон не благоприятствовал внучке виконта Мерваля. Началось всё неплохо: хоть и уступающая первым красавицам королевства, но вполне миловидная, Соланж пользовалась немалым вниманием. Вокруг девушки вилось сразу несколько кавалеров, ни один из которых, впрочем, не дотягивал до идеала. Казалось, успех в таких обстоятельствах гарантирован, и сезон просто обязан завершиться той или иной брачной договорённостью. Увы, как часто бывает в подобных случаях, напрасная погоня за журавлём в небе привела к тому, что даже порхающие вокруг синицы отправились искать более ласковые руки. К концу сезона надежды девушки оказались разбиты самым жестоким образом. Безуспешные поиски идеального кандидата, сопровождающиеся вождением за нос всех прочих, закончились тем, что каждый из кавалеров, хоть и по разным причинам, передумал просить руки юной Соланж. В самом подавленном настроении вернулась она в дедово поместье, чтобы стать мишенью для насмешек и сочувственных взглядов многочисленной родни. Нет, разумеется, шансы устроить свою будущность в грядущем сезоне оставались вполне весомыми, но будущей осенью основные усилия и средства семейства должны были достаться уже новой дебютантке, как раз достигающей нужного возраста — красавице Эльмин. Всё самое лучшее — платья, экипаж, учителя — достанется той, что ещё не успела разочаровать родных, в то время как Соланж, как не оправдавшей надежд, предстояло довольствоваться скромными объедками с пиршественного стола двоюродной сестры. Таковы были правила, установленные годами конкуренции за скудные ресурсы семьи.

В середине лета, когда все результаты прошедшего сезона были уже по сто раз обсуждены со всех сторон, а хлопоты, связанные с подготовкой к новому, ещё не приобрели актуальность, большая часть семейства Мервалей традиционно собралась после обеда в немаленькой, но всё же слишком тесной для такого количества людей, гостиной. Мужчины курили трубки, женщины возились с рукоделием или читали, разговоры то лениво возникали, то затухали в разных уголках комнаты, ни одна из тем не была способна увлечь присутствующих надолго. Неизбывная тоска летнего вечера властвовала в гостиной до тех пор, пока туда не ворвалась, подобно буре, одна из старших дочерей виконта Виннерта — тётушка Нильсия.

— Вы только послушайте, о чём сегодня говорили за обедом в доме у прокурорши, — начала почтенная матрона, которая громкостью своего голоса могла поспорить с королевским глашатаем.

— О ценах на зерно будущей осенью, я полагаю, — отозвался кто-то из мужчин.

Впрочем, многие из присутствующих оживились, предвкушая хоть какую-то новость.

— Ну что за глупости, конечно же, нет! Мы обсуждали нечто более важное, и вам непременно нужно это слышать. Племянник прокурорши только что вернулся из Элатеи и привёз самые свежие сведения. Представляете, молодой граф Пиллар намерен вскоре жениться и сейчас находится в поисках невесты.

— Помилуйте, сударыня, не иначе как этот племянник последние годы провёл в беспамятстве, — съязвил всё тот же господин. — Вам должно быть прекрасно известно, что владетельный граф женат уже без малого десятилетие, если, конечно, мы вправе называть браком союз, который за столь долгий срок не принёс наследника.

— Да что вы говорите, прошло уже целых десять лет? — вмешалась одна из дам. — Неужели Честон связал себя брачными узами в столь нежном возрасте?

— Совершенно верно: наследнику Пилларов было тогда всего восемнадцать, — заверила присутствующих всезнающая тётушка Нильсия. — Он ведь женился на Адалии Фальдо, а у них всего полгода разницы в возрасте. Невесте, сами понимаете, ждать дольше было никак не с руки.

— Я всегда говорил, что брак, в котором жених настолько молод, ни за что не будет удачным. Мужчине следует сперва достичь зрелости, сделать карьеру, если уж на то пошло, узнать жизнь получше и только потом пускаться на такие безрассудства, — со знанием дела заметил чей-то супруг.

Разговор привлекал всё больше внимания, постепенно в него оказались вовлечены даже те, кто обыкновенно предпочитал отмалчиваться. Реплики, проясняющие те или иные обстоятельства жизни молодого графа Пиллара, теперь сыпались отовсюду.

— Вы же понимаете, что родители обоих настояли на том, чтобы их дети поженились как можно скорее. Пиллары и Фальдо, как известно, были лучшими друзьями и прямо-таки мечтали породниться. Честон и Адалия во младенчестве даже воспитывались вместе, удивительно ли, что этот брак заключили при первой же возможности.

— Ну конечно, а теперь эти двое терпеть друг друга не могут. Говорят, новоиспечённый муженёк первым делом удрал от своей молодой жены в армию, а начало Большой войны воспринял едва ли не с восторгом: ведь теперь не надо было в отпуск приезжать в отчий дом.

— Естественно в армию! Как будто сын графа Пиллара мог избрать какую-то другую карьеру, кроме военной! Этот юноша был совершенно прав, предпочитая доблесть и славу семейному гнёздышку. Как же он мог поступить иначе?!

— А вот и нет, в его пренебрежении супругой таилось кое-что другое. Они с Адалией и вправду друг друга на дух не переносят. Настолько, что молодой граф, которому теперь не нужно оглядываться на своего строгого батюшку, решил немедленно развестись с женой.

Слова эти произвели эффект подобный грому и молнии.

— Развестись? Но как это возможно для владетельного дворянина?! Разве традиции это позволяют?

— Ну разумеется, нет, но ведь полковник Пиллар — настоящий герой прошедшей войны. Говорят, за свои подвиги на поле брани он попросил у его величества вполне определённую награду, если вы понимаете, о чём я.

— А ещё говорят, что, когда он вернулся из Хальванга, с ним приехала очаровательная юная пленница. Молодой Честон ведь входил в дипломатическую миссию, занятую подписанием мирного договора и установлением суммы контрибуции. Вот и привёз в Броктон такой, с позволения сказать, трофей. Так что, может, это дочь графа Фальдо сама попросила развода, не желая мириться с присутствием в супружеской спальне прекрасной иностранки.

— Что за чушь! Я же говорю, Честон Пиллар собирается жениться во второй раз на какой-нибудь знатной девушке из Броктона, — поспешила заверить присутствующих неугомонная Нильсия. — И нам ни в коем случае нельзя упустить этот шанс.

— Вы совершенно правы. Но что же мы можем сделать? — раздалось сразу несколько голосов.

— Мне кажется, я знаю, кто может нам помочь, — указующий перст почтенной матроны оказался самым бесцеремонным образом направлен на одетого в зелёный мундир мужчину средних лет, который, один из немногих в комнате, был равнодушен к разговору, предпочитая развлекать себя чтением газеты.

— Простите сударыня? — удивлённо отозвался тот, осознав, что взгляды всех присутствующих направлены на него.


— Мой дорогой капитан Мишен, ваш отпуск, если я не ошибаюсь, как раз подходит к концу. Вы ведь не далее, как завтра собирались возвращаться в столицу, не так ли? Там вы наверняка без труда разыщете полковника Пиллара при генеральном штабе. А уж тогда, ради всех богов, пригласите его провести несколько дней в нашем поместье.

— Помилуйте, нас с Честоном Пилларом, пожалуй, нельзя назвать хорошими знакомыми, будет не очень-то прилично, если я стану докучать ему с такими предложениями.

— Вы должны это сделать ради наших девочек. Во имя их будущего, дорогой капитан. Ради такой цели можно и поступиться вашими глупыми принципами.

— Умоляю вас, Мишен, вы нас очень обяжете. Вы станете нашим героем, — посыпалось отовсюду.

— Хорошо, дамы, я сделаю всё от меня зависящее, обещаю, — сдался капитан. — Но, ради всех богов, не обращайте ваш гнев на меня, если владетельный граф не захочет посетить нашу скромную обитель.

В зазвучавшем на все лады хоре благодарностей лишь один женский голос выбивался из общего настроя.

— Но маменька, зачем мне такой жених? Если он так легко разводится с этой бедной Адалией Фальдо, вдруг он и новую жену бросит без зазрения совести?

— Ну нет, милая, можешь не беспокоиться на этот счёт. Будь Честон Пиллар трижды героем и другом короля Адальберга, второй подобной выходки ему не простят, так и знай, — успокоила мнительную дочку мудрая мать.



***

Неизвестно, какие боги осенили своей милостью женскую половину семейства Мервалей, но спустя неделю в поместье пришло самое обнадёживающее письмо. Капитан Мишен сообщал, что владетельный граф Пиллар любезно принял приглашение поохотиться на землях Мервалей для чего и прибудет в ближайшую пятницу вместе с одним другом. При получении этого радостного известия всё в Берлоге пришло в неописуемое движение. Слуги, и без того сбивающиеся с ног от множества обязанностей, а также приглашённые из деревни помощники, чистили и драили весь дом. Лакеи без конца перетаскивали кровати из одной комнаты в другую: гостям требовалось непременно обеспечить известную приватность, ради чего приходилось освободить две комнаты поблизости друг от друга. Во имя этой цели молодым Мервалям, и без того живущим по двое-трое, приходилось уплотниться ещё сильнее, что вызвало немало споров о том, кто с кем хочет, не хочет и категорически не желает делить спальню. Рабочих рук не хватало, и зачастую младшим представительницам семейства и самим приходилось взять в руки тот или иной инструмент. Что же до швейных принадлежностей — тут и говорить нечего. Все обитательницы поместья наперебой принялись перешивать старые наряды, в надежде превратить надоевшие платья в шедевры, предвосхищающие моды грядущего сезона.

Во время всей той суматохи, что поднялась перед визитом молодого графа, Соланж в очередной раз прочувствовала своё поражение в свадебной гонке. Что и говорить, семейные надежды отныне были связаны отнюдь не с ней, и неудавшейся невесте со всей отчётливостью дали это понять. Даже родная мать девушки, с которой та всегда была довольно-таки близка, теперь сделала ставку на Игнис, не по годам развитую младшую сестру Соланж.

В день предполагаемого визита светопреставление достигло своего апогея. Граф со спутником должны были прибыть никак не раньше шести вечера, но уже с самого завтрака дом погрузился в хаос последних приготовлений. К тому моменту Соланж уже была сыта по горло всей этой мышиной вознёй, тем более что ей самой никак не приходилось рассчитывать на какую-нибудь стоящую обновку. Наблюдая, как старшие родственницы наперебой вертятся вокруг задаваки Эльмин, то примеряя шляпку, то прикладывая ленту, девушка решила, что с неё хватит. Она спокойно успеет переодеться и после обеда, а до тех пор лучше вообще убраться подальше из Берлоги.

Приняв такое решение, Соланж бросилась к себе в комнату — по счастью, ей не пришлось переезжать, чтобы освободить пространство для гостей — и переоделась в амазонку. Нарядное, сшитое по моде последнего сезона платье для верховой езды было ей очень к лицу. Удовлетворённо глянув напоследок на своё отражение в зеркале — её талия, пожалуй, на целых три сантиметра тоньше, чем у Эльмин — девушка надела шляпку и перчатки и, незамеченная суетящейся роднёй, проскользнула на конюшню.

Лошади всегда были истинной страстью Соланж. Старый пузатый пони, на которого девочка не без труда впервые взобралась в возрасте четырёх лет, моментально стал её любимчиком. В девять она бесстрашно и лихо, как самый заправский кавалерист, скакала через клумбы и изгороди верхом на маленькой изящной лошадке. Юношам со всей округи приходилось прилагать немало усилий, чтобы угнаться за шестнадцатилетней Соланж, стоило той пустить в галоп свою любимицу — легконогую вороную Птаху.

Обычно, чтобы отправиться на верховую прогулку, многочисленным обитателям поместья приходилось ждать своей очереди, но сегодня все лошади могли спокойно отдыхать весь день напролёт. Разумеется, вечером какого-нибудь юношу пошлют верхом на резвом коне в дозор, чтобы тот предупредил заранее о появлении гостей, но это будет никак не раньше, чем через несколько часов.

Соланж прошла к стойлу Птахи, ласково погладила мягкую морду и протянула любимице припасённый кусочек хлеба с солью — самое желанное лакомство. Лошадка моментально сжевала принесённый дар и стукнула копытом, как будто показывая свою готовность немедленно скакать во весь опор. Стоило Соланж выехать со двора и отпустить поводья, все её невзгоды забылись, а мрачные мысли улетучились. Вырвавшись на простор, вороная лошадка радостно пошла резвым галопом. Ветер свистел в ушах, играл волосами наездницы, угрожая в любой момент сорвать с неё шляпку. Ощущение стремительной скачки было таким упоительным после непреходящей суеты душного многолюдного поместья. Останавливаясь время от времени, чтобы перевести дух и полюбоваться видами, довольная Соланж трепала лошадь по плюшевой шее и говорила ей ласковые слова.

В одну из таких остановок девушка с удивлением заметила впереди, на петляющей среди холмов узенькой просёлочной дорожке, двух всадников. Эти двое — богато одетые, верхом на прекрасных конях — совсем не были похожи на крестьян, которые обычно пользовались этой дорогой. Соланж пригляделась: оба незнакомца походили на военных, один был в синем мундире, а второй — сердце девушки учащённо забилось — носил красное с чёрным, гербовые цвета владетельных графов Пилларов. Соланж решительно двинула лошадь наперерез офицерам. Мужчины при её приближении сняли шляпы.

— Что я вижу, друг мой! — воскликнул военный в синей форме. — Кажется, сами боги ниспослали нам встречу с этой прекрасной девушкой, тем самым не позволив окончательно заблудиться. Сударыня, вы наше спасение! Не будете ли так любезны указать усталым путникам дорогу в поместье виконта Мерваля, именуемое, сколь мне известно, Берлогой?

Соланж показалось, что мужчина в красном смотрел на своего спутника с лёгкой усмешкой и толикой неодобрения, как будто был не вполне доволен его манерой вести беседу. Сама девушка, впрочем, никакого неудовольствия не выказала.

— С удовольствием, сударь, — отвечала она. — Более того, если пожелаете, я провожу вас. Дорога здесь довольно извилиста и не везде хороша. В некоторых местах будет куда удобнее срезать через поля. Дело в том, что мы с вами на просёлке. Вы, должно быть, пропустили перекрёсток, на котором следовало свернуть, чтобы добраться в поместье торной дорогой.

— Может быть, вы и сами имеете отношение к фамилии Мервалей, коль скоро так хорошо знаете здешние окрестности? — поинтересовался обладатель красного мундира.

— О, вы совершенно правы. Я Соланж, мой отец — третий сын виконта Виннерта.

— Честон Пиллар. Счастлив служить вам, сударыня, — представился мужчина в красном.

— Рада знакомству, — Соланж с замиранием сердца выслушала это лаконичное представление человека, полностью уверенного в том, что его титул и заслуги прекрасно известны всем окружающим. Поглощённая мыслями о молодом графе, Соланж едва не пропустила момент, когда ей полагалось ответить на приветствие его спутника. Обладатель синего мундира, насколько могла разобрать Соланж, пехотный офицер в звании майора, представился как Вальес Питерлен.

— Ах, я должна была бы сразу же догадаться, кто вы, — посетовала Соланж. — Мы вас очень ждем, правда, предполагалось, что вы прибудете только к вечеру, поэтому я и засомневалась.

— Уверяю вас, сударыня, именно таковы и были наши намерения, — заверил её усатый майор. — Но одно досадное обстоятельство заставило нас изменить планы. Видите ли, мы с полковником остановились в одной гостинице, о которой наши знакомые отзывались, как о вполне приличном месте. Но увы, на поверку это заведение оказалось просто оккупировано клопами. Ночью эти отвратительные существа накинулись на нас целыми ордами, и мы вынуждены были с позором отступить. Чем терпеть невыносимые страдания, мы предпочли подняться ни свет, ни заря, хорошенько позавтракать и выдвинуться в направлении поместья вашего многоуважаемого деда.

Майор Питерлен оказался весьма словоохотлив, в то время как граф Честон, наоборот, предпочитал отмалчиваться.

— Ах, какой ужас! — воскликнула Соланж, выслушав историю, объяснявшую появление гостей в столь неурочный час. — В таком случае нам с вами следует немедленно отправиться в поместье, уверяю вас, там вы сможете отдохнуть с комфортом.

— Полагаете, это будет удобно? — чуть насмешливо поинтересовался молодой граф.

Соланж представила себе, какой переполох поднимется в доме, если гости приедут настолько раньше назначенного срока. Откровенно говоря, эта мысль оказалась в чём-то приятной для девушки. Её сестры определённо заслужили того, чтобы сесть в лужу.

— Ну разумеется, — заверила она своих собеседников. — Поедемте немедленно.

Все трое неспешно пустили лошадей по узкой, ухабистой, постоянно петляющей дорожке. Завязалась обычная в таких случаях светская беседа о погоде и местных красотах.

— Вы часто совершаете конные прогулки в одиночестве? — поинтересовался в какой-то момент Честон Пиллар.

— О, да! — вдохновенно принялась рассказывать Соланж. — Мне нравится иногда побыть одной. По утрам я люблю пройтись в окрестностях поместья, там очень красиво, — девушка вряд ли могла сказать, зачем приписала себе привычку, которой на самом деле не имела.

— А впрочем, как раз сегодня у меня несколько иное настроение, так что ваша компания очень кстати, — добавила она спохватившись.

Прогулка и впрямь выходила приятной, оба молодых человека оказались, каждый по-своему, очень милы, и Соланж радостно купалась в лучах мужского внимания — ощущение, подзабытое ею со времён окончания сезона в столице. Немудрено, что в таких обстоятельствах на девушку напало игривое настроение. Птаха, будто уловив мысли своей всадницы, пританцовывала и постоянно выказывала желание перейти на более резвый аллюр.