Спорим, влюбишься? [Первая книга]

– Почему я сейчас так тебя ненавижу?

– Скорее всего, потому что на меня клопы не насрали. В смысле не покусали.

– Ненавижу, – буркнула Маша и отвернулась к окну.

– Это хорошо.

– Что здесь хорошего?

– Когда подрастешь, тогда поймешь.

Терпеть не могу смешивать работу и личную жизнь. И вот сейчас я чувствую себя крайне паршиво из-за то, что повелся на капризы Берсеньевой и привел ее в дом начальника. Об этом вообще никто не должен был знать. Теперь же я чувствую на себе заинтересованные взгляды начальника. Я привык беседовать с ним исключительно о его жизни.

– Что-то хотите спросить, Петр Васильевич?

– Конечно, хочу. Ты, зая моя, что-то себе однозначно роешь.

– Яму?

– Хуже. Сразу могилу. Я тебя не раскопаю, нынче морозы обещают и снова снег. Я не понимаю, почему ты не отдал ее в отцовские руки.

– Жалко стало. Человек не будет просто так прыгать со второго этажа.

– Жалко? Серьезно?

– Да, жалко. Она как ребенок.

– Кстати, о детях и не только. Я тут справочки навел. Ты знаешь, что старший сын Берсеньева умер от лейкоза, средний от несчастного случая, а жену заказали?

– Про среднего сына не знал. Сути это не меняет.

– Ты же понимаешь, что вот эта девчонка…

– Понимаю.

– Так отдай ее ему, пока не поздно.

– Нет. Мне ее жалко.

– Дурак. А вообще она страшненькая, так еще и вонючая.

– Вообще-то она красивая, это все из-за аллергии.

– Так она ребенок или красивая, а, Мишка? – за четыре года тесного общения с этим человеком, я прекрасно его изучил. И вот сейчас открыто попался на его провокацию со «страшненькой». Дурак.

– Одно другому не мешает. И она не вонючая. Просто я ее луком намазал, чтобы зуд унять. Точнее она сама себя мазала.

– Рыцарь, блин. Значит она просто ребенок?

– Да.

– Еще один удочеритель, – закатывает глаза. – Ну и что ты будешь делать с ней дальше?

– Ничего. Аллергия пройдет, и я ее отпущу. Точнее дам ей денег на первое время и отпущу. Может, помогу куда-нибудь поселить.

– Тебя, если что, сжигать, если я труп твой найду или в гробу похоронить?

– Второе. И памятник поставьте, пожалуйста. Ну и фото покрасивее выберете.

– Что-нибудь еще?

– Остальное я в завещании напишу, не буду сразу вас пугать.

– А впрочем, знаешь что, это все даже очень интересненько, – радостно потирает руки.

– У меня к вам еще просьба. Может, у вашей жены есть какая-нибудь ненужная одежда?

– Вся ненужная, колобочек ни во что не влезает. Только выберу я тебе что-нибудь пострашнее, что меня бесит, но на нее налезает. Окей?

– Да мне все равно.

– Ну и договорились.






Глава 5




Лучше бы и не просил, ей-Богу. Теперь и отказаться не получится. Смотрю на этот ворох одежды и тихо охреневаю. Ладно было бы что-то симпатичное, так нет же, реально убожество какое-то отдает. Как вообще можно было это купить?

– Петр Васильевич, мне не нужно столько одежды. Какой-нибудь кофты, одних брюк и куртки будет достаточно. Просто для того, чтобы Маша смогла выйти на улицу. Дальше она сама купит себе нужные вещи.

– Да прям щас. У меня такой шанс выдался – сбагрить это убожество. Леопардовые лосины точно забирай. Меня от них воротит, Василиса в них как будто какая-то торгашка на рынке. Вкусы у беременных, я тебе скажу, отвратительные. Мой тебе совет: не брюхать девочку раньше времени.

– Я и не собирался.

– И шубу эту тоже забирай. Василиса в ней как медведь, выглядит больше тебя. Прям давит на меня своим авторитетом. И эти кофты тоже греби себе.

– И как вы это объясните своей жене?

– Скажу, что собаки сгрызли. Ну и чтобы наверняка – обоссали сверху. Вася к запахам сейчас слишком восприимчива, поэтому не скажет неси с мусорки обратно. Хотя нет, это неправдоподобно. Скажу, как есть – отдал малоимущим. То есть тебе. Она проникнется.

– Ясно. Но лосины я не возьму. Боюсь, что на Маше они будут висеть. У нее ляжки значительно худее.

– Ты чо и ляжки ее уже видел?! Оторвут тебе хобот, Миша, ой, оторвут. Я не успею пришить.

– Ну раз оторвут, так и обрюхатить ее не успею. Все, как вы просили, – не удержавшись от сарказма, произношу я.

– Шалун. Однако без лосин ты отсюда не уйдешь. О, Васюня, – синхронно поворачиваемся к двери. – Ты уже все? Подлатала девочку?

– Почти.

– А отек с лица сошел? – не раздумывая, задаю первый возникший в моей голове вопрос.

– Ты все о красоте думаешь, Мишаня? Красота – это не главное.

– Я думаю о том, чтобы она не задохнулась, Петр Васильевич.

– Скоро сойдет. Я ее слегка усыпила. Она была немного не в себе.

– Это из-за укусов? – блин, хорошо, что мы все-таки вовремя приехали.

– Нет, я бы сказала, что у нее больше истерика, что на нее кто-то накакал, а не покусал.

– Ясно, – не сдерживаю усмешки. – Больше ни на что не жаловалась?

– Очень даже жаловалась. Все время возмущалась, почему покусали только ее, а не тебя.

– Я просто невкусный.

– Дело не во вкусе, Миша. Просто у женщин кожа тоньше. Мужчин вообще реже кусают. Я ей объяснила. Зачем тут столько моей одежды?

– Бельчонок, мы тебе все новое купим, а девочка всегда мечтала о таких вот лосинах, – поднимает вверх это безобразие и демонстрирует жене. – Она знаешь в каких условиях росла? Миша, скажи в каких, – переводит на меня стрелки.

– В плохих, – киваю как болванчик.

– Бомжевала, короче, не то, что мы.

– Странно, она как раз наоборот постоянно извинялась за свой запах от лука и трижды повторяла о том, что она не асоциальная личность.

– Так все бомжи говорят, зая.

– Ладно. Мне не жалко. Но лосины оставь.

Есть все-таки на свете справедливость. Аминь.

– Не получится. Она как раз именно о них и мечтала. Ну еще о шубе. Так, все, дети мои, пойдемте жрать, – зазывает меня рукой, параллельно косясь на лосины. Ну и ладно, выбросим.

***

Всегда любил тишину. И тут вдруг понял, что поездка в полном молчании меня раздражает. Поймал себя на мысли, что вообще не слышал Машин голос с тех пор, как привез ее к Соболевым. Когда она очухалась ото сна, единственное, что сделала, так это приняла душ. От еды отказалась. И вообще выглядела так, словно немая. Но выглядела определенно лучше, чем утром.

– Ты так обижаешься на меня, словно это я на тебя испражнялся, а не клопы, – ноль на массу. Даже не повернулась в мою сторону. Как уткнулась в окно, так и не шелохнулась. – Когда перестанешь обижаться, маякни мне, а то я могу профукать этот момент.