Спасти мир в одиночку
Часть 18 из 39 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Часть вторая
Третий акт корриды
Глава 1
«Глок» обходится без инструкций
2015 год, Венеция
Мы вернулись еще засветло. Когда вошли в «Венецианский двор», я оставил напарницу пару минут посидеть в холле, а сам снял для нее отдельный номер и попросил консьержа через полчаса помочь даме переехать на новое место жительства. Вышколенный служащий, не проявляя никаких эмоций, почтительно кивнул.
Зато, когда я сообщил Эльвире об изменении локации, эмоций было в избытке.
– Что случилось, напарник?! – резко спросила она, зло бросая свои вещи в довольно объемный чемодан. – Вчера ты впервые ночевал в отдельном номере и наплел, что очень устал! А сегодня выкидываешь меня из общего люкса! Но я ведь не жаловалась на усталость! Может, скажешь правду? Ну, например, что ты подцепил дурную болезнь…
– Цинизм не украшает даму, – нравоучительно заметил я. – Пока до болезней, как я легкомысленно надеюсь, дело не дошло – инкубационный период еще не истек. Вопрос в морали. Я ведь консерватор и придерживаюсь старинной мудрости: джентльмен не может спать с женщиной, которая делает то же самое с другими!
– А ты, оказывается, джентльмен?! – Эльвира округлила глаза.
– Даже не сомневайся, – уверенно ответил я, поправляя прическу у зеркала.
– И где же была твоя джентльменская щепетильность, когда ты перетрахал все племя людоедов в Африке?
– Что за глупости?! – искренне возмутился я. – Они вовсе не людоеды! Ну, был несчастный случай с миссионером в голодный год… Так уже сколько воды утекло!
– Брось свои шуточки! Или я не знаю, как ты резвился в Ницце? Или в Вене? Или…
– Я – это другое дело! – несколько напыщенно ответил столп морали и порядочности, джентльмен до мозга костей Дмитрий Полянский. – К тому же я мужчина, а ты знаешь, в чем тут разница!
– Ты опять вспоминаешь этого старого осла Пинто!
– Боюсь, уже нет смысла говорить о его возрасте, – скорбно вздохнул я. – Классиков надо просто читать и почитать! А я действительно немного устал. Хороших тебе снов, дорогая, увидимся за завтраком!
* * *
На другой день, с утра, я поручил Эльвире попытаться идентифицировать вертолет «Eurocopter EC 130» без опознавательных знаков и людей, попавших в кадр рядом с ним. А сам отправился навестить моих друзей из племени нгвама, недавно в очередной раз несправедливо обвиненных в людоедстве…
В Венеции дороги не из асфальта, а из воды. И если главную транспортную магистраль – Гранд-канал – считать Тверской улицей, то отходящие от него каналы, канальчики, канальцы и протоки образуют аналоги радиальных, кривых, запутанных московских улиц, улочек, проулков и переулков, которые не всегда имеют собственное название, но зато утыканы обычными дорожными знаками: «кирпич», «тупик», «поворот запрещен»… В такой безымянный, не очень широкий канал с односторонним движением между Дворцом дожей и тюрьмой Карчери то и дело ныряют гондолы с туристами, чтобы через сто метров проплыть под знаменитым и очень живописным крытым переходом, ведущим из дворца в тюрьму и дающим название этому месту, включенному во все путеводители мира… Его фотографируют со всех сторон, делают селфи на его фоне, особенно, когда есть симпатичная спутница, которой можно навешивать на уши лапшу о том, что тех вздохов, которые накопились под ним за века, отнюдь недостаточно, чтобы в полной мере оценить ее красоту…
У Моста Вздохов всегда много народу. На набережной и на обычном, незнаменитом, горбатом мостике через канал туристы толпятся вокруг гидов, стараясь не потеряться и не пропустить что-либо из информации, которую можно было бы прочитать в интернете заранее и бесплатно, но это пошлая обыденщина, за которой не надо ехать в Венецию, – все равно что вместо изысканного обеда в доброй компании запихиваться тушенкой под кроватью солдатской казармы. Веселый праздник именно здесь, поэтому все не выпускают из поля зрения разноцветные шарики, зонтики, флажки и прочую яркую дребедень, которую экскурсоводы поднимают над головами как навигационный ориентир.
Как всегда, щелкают дорогие фото – и видеокамеры, бюджетные «зеркалки», но уже заметно, что они вытесняются обычными смартфонами, которые сейчас имеются у каждого ду… Нет, просто у каждого! Народ галдит, толкается, смеется, договаривается о планах на завтра и месте ужина, одновременно вполуха слушая гидов. Гондольеры, проплывая внизу, принимают позы богатырей и крутых мачо даже не для увеличения заработков, а по артистической сути своей натуры – доход они имеют немалый: цена получасовой поездки – восемьдесят евро с человека, а ночью и все сто двадцать. А отсутствие конкуренции, ввиду ограниченного количества лицензий, вообще делает их элитой венецианских каналов. Но если вы хотите прокатиться на красивой лодке ручной работы с лакированными бортами, мягкими подушками и золотыми украшениями, то не держитесь за карман – в памяти это останется надолго!
От обилия людей, шума и суеты голова идет кругом – сколько их здесь: сотни, тысячи, десятки тысяч? Как можно найти кого-то в этой кутерьме?! Но, как ни странно, своих друзей из племени нгвама, как они и обещали, я нашёл довольно быстро: четыре крупных африканца выделялись среди остальной публики. Может быть, потому, что они не отдыхали, а работали? Правда, чем эти труженики занимались, собравшись внизу, под горбатым мостиком, было непонятно: один, стоя в видавшем виды катере, курил сигариллу, трое других сидели на корточках на узком бетонном краю канала и оживлённо беседовали между собой.
Статный высокий негр, положивший одну руку на штурвал, а второй, подбоченившийся и гордо осматривающий окрестности, привлекал внимание туристов, его часто фотографировали, но он не обращал на них никакого внимания, хотя мог требовать за снимок по три-пять евро – как повезет. Но, похоже, он романтик и презирает деньги. В расстегнутой белой рубашке, из-под которой треугольником выглядывала тельняшка, синих брюках с серебряными лампасами и в синем берете с красным помпоном, он выглядел весьма живописно и прекрасно бы смотрелся на рекламе голливудского блокбастера, тем более что черный цвет кожи, как символ безграничной толерантности, является обязательной принадлежностью и залогом успеха современного кинематографического продукта.
О каких возвышенных материях думал он, свысока разглядывая суетливо и бесцельно копошащихся вокруг, бледных, как дождевые черви, европейцев? Скорей всего, представлял себя владельцем не этой подержанной посудины, а новенькой белоснежной яхты, и не здесь, а на далёкой родине, плывущим под оглушительные аплодисменты бегущих следом вдоль берега пораженных соплеменников. Хотя в ареале обитания племени нгвама негде плавать на чем-либо, кроме старого оцинкованного корыта, оставшегося от съеденного миссионера, или на местной плоскодонной пироге – там даже крупные крокодилы брюхом цепляются за камни. Но мечтать, как говорится, не вредно, хотя иногда это может вогнать в депрессию…
По узкой железной лестнице для технического обслуживания я спустился под мостик на кромку канала, и направился к своим верным, можно сказать, закадычным друзьям. В отличие от броско наряженного капитана, троица, сидящая на корточках, напоминала обычных бомжей, а разговаривала так громко и жестикулировала так энергично, что, если бы не цвет кожи, их можно было бы принять за коренных итальянцев, правда, не очень преуспевших в жизни…
Я подошёл и остановился, глядя на них с дружеской улыбкой.
– Привет, парни! – сказал я на языке их новой родины.
Они замолчали и не очень любезно уставились на меня. Ни ответных улыбок, ни оживления, ни доброжелательных приветствий, ни даже вежливого, пусть и фальшивого изображения радости … Такой прохладный прием меня чуть было не разочаровал, хотя мне приходилось сталкиваться и с более холодными, и с более теплыми проявлениями чувств, иногда снижая жар излишне горячих контрагентов – бывало, и до температуры льда!
Впрочем, события быстро развивались: авантажный капитан изящно швырнул окурок в канал, сплюнул туда же, выпрыгнул из катера и в два прыжка оказался передо мной. Очевидно, я не вписался в его мечты, и больше того – грубо их нарушил: на черном шрамированном лице была написана такая агрессивная решимость, что её должны были испугаться и леопарды Борсханы, и черные волки австрийских предгорий, а возможно, даже итальянские полицейские. Вблизи я узнал друга – это был заклинатель зверей Адисо: припухлости и сине-черные кровоподтеки на искаженном яростью лице напоминали о нашей с ним встрече, которую он, как показывало его поведение, совершенно запамятовал.
Но я его не осуждал – для этого имелись совершенно объективные причины, надо только учесть их, и все встанет на свои места! Но вначале следовало избежать непосредственного контакта, о котором пожалели бы и он, и я, да и все остальные, кроме разве что нескольких сотен туристов, пришедших полюбоваться Мостом Вздохов, а получивших возможность в виде бонуса посмотреть короткий, но эффектный бой представителей двух рас, одна из которых имеет особое значение…
Однако, как бы то ни было, а поскольку виноват во всем я, мне и следовало исправлять собственные ошибки! Итак, я отпрыгнул назад, – на сорокасантиметровом бортике это почти цирковой номер – я едва удержался, чтобы не упасть в канал, тем более что одновременно пришлось распахнуть куртку и быстро расстегнуть рубашку… Резкие движения имеют обратную сторону: Адисо нервно потянулся к поясу, где под белой рубашкой и сине-белой матросской майкой, на левом боку выступал какой-то предмет: возможно, конечно, это было карманное Евангелие, которые лежат в тумбочках отелей, начиная с уровня четырех звезд, чтобы постояльцы могли в любой момент облегчить душу и обратиться к Всевышнему, но в данном случае это вряд ли было Святое благовествование – ведь развалины дома, в котором, вопреки принципу социальной справедливости, жили мои друзья, явно не дотягивали до четырех звезд, и там вряд ли водятся Писания, но зато в ходу совершенно другие вещи. Я даже догадывался – какие!
И когда остальные нгвама с рычанием разбуженных ягуаров вскочили на ноги, а мой друг, которого я даже вспомнил по имени – Бокари, что свидетельствовало о нашей особой близости, сунул руку за пазуху, я с сожалением понял, что не ошибся, и эти бедные дети джунглей используют для успокоения души вовсе не святые тексты, и именно я должен исправить положение и поставить их на правильный путь!
Ведь вопреки ошибочному впечатлению, которое могло сложиться у поверхностного читателя, эти милые парни, конечно, ничего против меня не имели: просто они не узнали своего друга и покровителя! Ничего странного: ведь они видели меня второй раз в жизни, причем впервые при свете дня, да ещё в шляпе и очках! И я совершенно их за это не осуждал. Просто я расстегнул рубашку до пояса, и строгий лик Макумбы выглянул на свет, вмиг расставив все по своим местам.
Правда, в этот раз на глазах сотен зевак и их средств аудио-видео фиксации обошлось без излишеств вроде падения на колени и попыток целования одежды. Просто мои темнокожие друзья принялись улыбаться, проявляя искреннюю симпатию, и выказывать знаки уважения. Я сердечно перездоровался со всеми, прижимая к груди и тщательно ощупывая каждого. Как я и предполагал, у Адисо за поясом, судя по конфигурации и отдельным деталям, оказался «Кольт» образца 1911 года, а за пазухой у Бокари – с большой долей вероятности «Беретта – 92». У Дуны между лопатками висел нож приличных размеров, а у Лузалы в кармане ждал своего часа кастет. Похоже было, что наивные дети борсханских джунглей в ходе адаптации к европейской жизни довольно быстро миновали несколько промежуточных стадий эволюции и из племени превратились в опасную банду…
Хотя я и предполагал нечто подобное, но умело скрыл свое разочарование, тем более что новоявленные гангстеры демонстративно угождали Большому Бобону и всячески о нем заботились. Из катера Адисо достал раскладное креслице, которое с трудом уместилось на узком бетонном карнизе, но я все же устроился на довольно шатком сиденье; то ли Дуна, то ли Лузала протянул бутылку воды, которая пришлась кстати – день был жаркий, и я, наглядно демонстрируя свое верховенство в стае и оправдывая бремя власти, лежащее на плечах белого сахиба, с удовольствием напился. Мой друг Бокари стал рядом со мной и, то ли от избытка чувств, то ли просто демонстрируя свою расположенность и полезность, принялся гладить меня по голове, как маленького несмышленого мальчика.
Я принимал их идущие от души порывы как должное, хотя понимал, что в другой ситуации, они с таким же искренним простодушием съели бы меня в самом прямом и первобытном смысле этого слова. И портрет Великого Духа бы не помог, потому что хорошо известно: если закрыть глаза и не смотреть на грозное божество, то оно, как бы вовсе отсутствует, а значит, и греха никакого нет, к тому же впоследствии провинность можно искупить, принеся Верховному божеству жертву – например, курицу или кролика. От такого эквивалента опытному разведчику полковнику Полянскому, как курица или кролик, я даже поморщился, словно внезапно заболели зубы.
Правда, мои позиции всё равно были крепче, чем у Макумбы: страшный идол не имел рук ни у меня на груди, ни за её пределами, а следовательно, карать и наказывать мог только опосредованно и в отдаленной перспективе, что несколько снижало страх перед ним. А у меня руки имелись, о чем свидетельствовали гематомы и кровоподтеки на лицах несчастных нгвама, и хотя травмы из-за цвета кожи выглядели непривычно, но были не менее болезненными.
Впрочем, угрызения совести меня не мучили: если бы в нашу первую встречу они были вооружены, то следов побоев на добрых лицах, конечно бы, не осталось, но и меня тоже бы не было на поверхности земли в радиусе трех-пяти километров… Но зачем думать о плохом прошлом, тем более если оно не состоялось и впереди нас ждет хорошее будущее? Я уже хотел поговорить со своими друзьями по душам, но разговор пришлось отложить, ибо у них тоже оказались важные дела: Лузала, деликатно полуотвернувшись от меня, непринужденно справил прямо в канал малую нужду, а Дуна, как более застенчивый, последовал его примеру, но скромнее – сидя на краешке бетонного бортика и свесив ноги к воде. Многочисленные очевидцы на мосту их не смущали, как и проплывающие мимо гондолы, до которых было и вовсе струёй подать…
Некоторые туристы в них отворачивались, некоторые, смеясь, фотографировали, дамы поджимали губы и изображали, что не замечают столь циничного варварства, или варварского цинизма. Гондольеры, правда, ругались, но не из-за ухудшения санитарного состояния каналов, которое и так оставляло желать лучшего, а потому, что катер Адисо сужал проход и затруднял судоходство. Адисо отругивался, к счастью, не доставая свой «Кольт».
Я же отвернулся, закрыл глаза и, по обычаю народа нгвама, сделал вид, что меня тут вообще нет. Наконец, конфликт культур благополучно рассосался сам собой, и мои чернокожие друзья приготовились слушать мудрые речи Большого Бобона, который ведь не просто так при всей своей занятости выкроил для них драгоценное время.
– Я хочу купить у вас пару сувениров, – благожелательно начал Большой Бобон. – Например, макет моста Вздохов, карнавальную маску и что-нибудь еще…
Нгвама недоуменно переглянулись.
– Какого «моста Вздохов»?
– Да вот этого! – я указал пальцем. – Вы что, не знаете?
Недоумение только усилилось.
– Ничего не знаем, Большой Бобон! – ответил за всех Бокари. – Мы же не местные!
– Да про него говорят сто раз в час изо дня в день!
– Мы язык плохо знаем… А от чего они там вздыхают?
– Да от того, что по нему вели осужденных из суда в тюрьму, а они смотрели на водный простор, чаек, облака, – и вздыхали от тоски! – раздраженно сказал я, нарушая правила гильдии экскурсоводов: не рассказывать без лицензии о местных достопримечательностях.
Нгвама насторожились и внимательно слушали. Похоже, их эта тема заинтересовала.
– Так это что, суд? – спросил Бокари. – А это тюрьма?
– Можно считать и так! И когда вас поведут по нему, вы тоже будете тяжело вздыхать!
– А за что нас поведут в тюрьму? – насторожился Адисо.
– За оружие, которым у вас набиты карманы! Или за то, что вы делаете прямо в канал на глазах сотен туристов!
Нгвама переглянулись, не очень искренне изобразили смущение, но тут же наперебой стали объяснять:
– Мы здесь целый день, жидкость требует выхода, а на площади уборные платные – по два евро за один раз! Это нам надо весь заработок туда носить, еще и не хватит! – возмущенно кричали они.
Большому Бобону оставалось только развести руками: действительно, если 30 евро в день тратить на туалет, то сколько надо зарабатывать?
– Ну, а оружие вам зачем?
– Для самозащиты. Это очень выгодное место, а вокруг много шакалов, которые за него и убить могут, – мрачно сказал Адисо. – А после работы мы его прячем и с собой не носим!
– А почему бы не вооружиться луками, копьями, не нанести боевую окраску и изображать самих себя? – задал я тестовый вопрос. – И заработок, и защита!
Нгвама рассмеялись.
– Уже и в Борсхане луков и копий все меньше – в основном пистолеты и автоматы! А тут нас бы с луками сразу в полицию забрали, – сказал Бокари. – Вон, Дуну и без лука задержали. Теперь надо тысячу евро платить!
Четыре пары глаз внимательно и требовательно уставились на меня. Как будто для Дуны у меня была открыта безлимитная кредитная линия. А может, и не только для него.
– А что ж ты такого сделал? – поинтересовался я у виновника. Тот пожал плечами.
– Ничего! Совсем ничего! В пиццерии музыкальный автомат случайно сломал. Бросил монету, а он не играет, ну, стал дергать туда-сюда… А ручка и отломилась, пластинки высыпались…
– А зачем дергал?
– Откуда я знал, что делать? Обычно инструкцию пишут – что можно, чего нельзя, рисунки вешают… А тут ничего не было – что правильно, что неправильно…
У него было лицо несправедливо обиженного человека. А я усмехнулся внезапно пришедшей мысли: гигантские фирмы, снабжающие техникой и электроникой весь мир: «Мерседес», «Сони», «Филипс», «Панасоник», «Самсунг», – обязаны прикладывать к ним инструкции на языке страны-покупателя… А «Беретта», «Кольт», «Глок», «Таурус» – этим не заморачиваются и потребители прекрасно обходятся без подсказок!
Третий акт корриды
Глава 1
«Глок» обходится без инструкций
2015 год, Венеция
Мы вернулись еще засветло. Когда вошли в «Венецианский двор», я оставил напарницу пару минут посидеть в холле, а сам снял для нее отдельный номер и попросил консьержа через полчаса помочь даме переехать на новое место жительства. Вышколенный служащий, не проявляя никаких эмоций, почтительно кивнул.
Зато, когда я сообщил Эльвире об изменении локации, эмоций было в избытке.
– Что случилось, напарник?! – резко спросила она, зло бросая свои вещи в довольно объемный чемодан. – Вчера ты впервые ночевал в отдельном номере и наплел, что очень устал! А сегодня выкидываешь меня из общего люкса! Но я ведь не жаловалась на усталость! Может, скажешь правду? Ну, например, что ты подцепил дурную болезнь…
– Цинизм не украшает даму, – нравоучительно заметил я. – Пока до болезней, как я легкомысленно надеюсь, дело не дошло – инкубационный период еще не истек. Вопрос в морали. Я ведь консерватор и придерживаюсь старинной мудрости: джентльмен не может спать с женщиной, которая делает то же самое с другими!
– А ты, оказывается, джентльмен?! – Эльвира округлила глаза.
– Даже не сомневайся, – уверенно ответил я, поправляя прическу у зеркала.
– И где же была твоя джентльменская щепетильность, когда ты перетрахал все племя людоедов в Африке?
– Что за глупости?! – искренне возмутился я. – Они вовсе не людоеды! Ну, был несчастный случай с миссионером в голодный год… Так уже сколько воды утекло!
– Брось свои шуточки! Или я не знаю, как ты резвился в Ницце? Или в Вене? Или…
– Я – это другое дело! – несколько напыщенно ответил столп морали и порядочности, джентльмен до мозга костей Дмитрий Полянский. – К тому же я мужчина, а ты знаешь, в чем тут разница!
– Ты опять вспоминаешь этого старого осла Пинто!
– Боюсь, уже нет смысла говорить о его возрасте, – скорбно вздохнул я. – Классиков надо просто читать и почитать! А я действительно немного устал. Хороших тебе снов, дорогая, увидимся за завтраком!
* * *
На другой день, с утра, я поручил Эльвире попытаться идентифицировать вертолет «Eurocopter EC 130» без опознавательных знаков и людей, попавших в кадр рядом с ним. А сам отправился навестить моих друзей из племени нгвама, недавно в очередной раз несправедливо обвиненных в людоедстве…
В Венеции дороги не из асфальта, а из воды. И если главную транспортную магистраль – Гранд-канал – считать Тверской улицей, то отходящие от него каналы, канальчики, канальцы и протоки образуют аналоги радиальных, кривых, запутанных московских улиц, улочек, проулков и переулков, которые не всегда имеют собственное название, но зато утыканы обычными дорожными знаками: «кирпич», «тупик», «поворот запрещен»… В такой безымянный, не очень широкий канал с односторонним движением между Дворцом дожей и тюрьмой Карчери то и дело ныряют гондолы с туристами, чтобы через сто метров проплыть под знаменитым и очень живописным крытым переходом, ведущим из дворца в тюрьму и дающим название этому месту, включенному во все путеводители мира… Его фотографируют со всех сторон, делают селфи на его фоне, особенно, когда есть симпатичная спутница, которой можно навешивать на уши лапшу о том, что тех вздохов, которые накопились под ним за века, отнюдь недостаточно, чтобы в полной мере оценить ее красоту…
У Моста Вздохов всегда много народу. На набережной и на обычном, незнаменитом, горбатом мостике через канал туристы толпятся вокруг гидов, стараясь не потеряться и не пропустить что-либо из информации, которую можно было бы прочитать в интернете заранее и бесплатно, но это пошлая обыденщина, за которой не надо ехать в Венецию, – все равно что вместо изысканного обеда в доброй компании запихиваться тушенкой под кроватью солдатской казармы. Веселый праздник именно здесь, поэтому все не выпускают из поля зрения разноцветные шарики, зонтики, флажки и прочую яркую дребедень, которую экскурсоводы поднимают над головами как навигационный ориентир.
Как всегда, щелкают дорогие фото – и видеокамеры, бюджетные «зеркалки», но уже заметно, что они вытесняются обычными смартфонами, которые сейчас имеются у каждого ду… Нет, просто у каждого! Народ галдит, толкается, смеется, договаривается о планах на завтра и месте ужина, одновременно вполуха слушая гидов. Гондольеры, проплывая внизу, принимают позы богатырей и крутых мачо даже не для увеличения заработков, а по артистической сути своей натуры – доход они имеют немалый: цена получасовой поездки – восемьдесят евро с человека, а ночью и все сто двадцать. А отсутствие конкуренции, ввиду ограниченного количества лицензий, вообще делает их элитой венецианских каналов. Но если вы хотите прокатиться на красивой лодке ручной работы с лакированными бортами, мягкими подушками и золотыми украшениями, то не держитесь за карман – в памяти это останется надолго!
От обилия людей, шума и суеты голова идет кругом – сколько их здесь: сотни, тысячи, десятки тысяч? Как можно найти кого-то в этой кутерьме?! Но, как ни странно, своих друзей из племени нгвама, как они и обещали, я нашёл довольно быстро: четыре крупных африканца выделялись среди остальной публики. Может быть, потому, что они не отдыхали, а работали? Правда, чем эти труженики занимались, собравшись внизу, под горбатым мостиком, было непонятно: один, стоя в видавшем виды катере, курил сигариллу, трое других сидели на корточках на узком бетонном краю канала и оживлённо беседовали между собой.
Статный высокий негр, положивший одну руку на штурвал, а второй, подбоченившийся и гордо осматривающий окрестности, привлекал внимание туристов, его часто фотографировали, но он не обращал на них никакого внимания, хотя мог требовать за снимок по три-пять евро – как повезет. Но, похоже, он романтик и презирает деньги. В расстегнутой белой рубашке, из-под которой треугольником выглядывала тельняшка, синих брюках с серебряными лампасами и в синем берете с красным помпоном, он выглядел весьма живописно и прекрасно бы смотрелся на рекламе голливудского блокбастера, тем более что черный цвет кожи, как символ безграничной толерантности, является обязательной принадлежностью и залогом успеха современного кинематографического продукта.
О каких возвышенных материях думал он, свысока разглядывая суетливо и бесцельно копошащихся вокруг, бледных, как дождевые черви, европейцев? Скорей всего, представлял себя владельцем не этой подержанной посудины, а новенькой белоснежной яхты, и не здесь, а на далёкой родине, плывущим под оглушительные аплодисменты бегущих следом вдоль берега пораженных соплеменников. Хотя в ареале обитания племени нгвама негде плавать на чем-либо, кроме старого оцинкованного корыта, оставшегося от съеденного миссионера, или на местной плоскодонной пироге – там даже крупные крокодилы брюхом цепляются за камни. Но мечтать, как говорится, не вредно, хотя иногда это может вогнать в депрессию…
По узкой железной лестнице для технического обслуживания я спустился под мостик на кромку канала, и направился к своим верным, можно сказать, закадычным друзьям. В отличие от броско наряженного капитана, троица, сидящая на корточках, напоминала обычных бомжей, а разговаривала так громко и жестикулировала так энергично, что, если бы не цвет кожи, их можно было бы принять за коренных итальянцев, правда, не очень преуспевших в жизни…
Я подошёл и остановился, глядя на них с дружеской улыбкой.
– Привет, парни! – сказал я на языке их новой родины.
Они замолчали и не очень любезно уставились на меня. Ни ответных улыбок, ни оживления, ни доброжелательных приветствий, ни даже вежливого, пусть и фальшивого изображения радости … Такой прохладный прием меня чуть было не разочаровал, хотя мне приходилось сталкиваться и с более холодными, и с более теплыми проявлениями чувств, иногда снижая жар излишне горячих контрагентов – бывало, и до температуры льда!
Впрочем, события быстро развивались: авантажный капитан изящно швырнул окурок в канал, сплюнул туда же, выпрыгнул из катера и в два прыжка оказался передо мной. Очевидно, я не вписался в его мечты, и больше того – грубо их нарушил: на черном шрамированном лице была написана такая агрессивная решимость, что её должны были испугаться и леопарды Борсханы, и черные волки австрийских предгорий, а возможно, даже итальянские полицейские. Вблизи я узнал друга – это был заклинатель зверей Адисо: припухлости и сине-черные кровоподтеки на искаженном яростью лице напоминали о нашей с ним встрече, которую он, как показывало его поведение, совершенно запамятовал.
Но я его не осуждал – для этого имелись совершенно объективные причины, надо только учесть их, и все встанет на свои места! Но вначале следовало избежать непосредственного контакта, о котором пожалели бы и он, и я, да и все остальные, кроме разве что нескольких сотен туристов, пришедших полюбоваться Мостом Вздохов, а получивших возможность в виде бонуса посмотреть короткий, но эффектный бой представителей двух рас, одна из которых имеет особое значение…
Однако, как бы то ни было, а поскольку виноват во всем я, мне и следовало исправлять собственные ошибки! Итак, я отпрыгнул назад, – на сорокасантиметровом бортике это почти цирковой номер – я едва удержался, чтобы не упасть в канал, тем более что одновременно пришлось распахнуть куртку и быстро расстегнуть рубашку… Резкие движения имеют обратную сторону: Адисо нервно потянулся к поясу, где под белой рубашкой и сине-белой матросской майкой, на левом боку выступал какой-то предмет: возможно, конечно, это было карманное Евангелие, которые лежат в тумбочках отелей, начиная с уровня четырех звезд, чтобы постояльцы могли в любой момент облегчить душу и обратиться к Всевышнему, но в данном случае это вряд ли было Святое благовествование – ведь развалины дома, в котором, вопреки принципу социальной справедливости, жили мои друзья, явно не дотягивали до четырех звезд, и там вряд ли водятся Писания, но зато в ходу совершенно другие вещи. Я даже догадывался – какие!
И когда остальные нгвама с рычанием разбуженных ягуаров вскочили на ноги, а мой друг, которого я даже вспомнил по имени – Бокари, что свидетельствовало о нашей особой близости, сунул руку за пазуху, я с сожалением понял, что не ошибся, и эти бедные дети джунглей используют для успокоения души вовсе не святые тексты, и именно я должен исправить положение и поставить их на правильный путь!
Ведь вопреки ошибочному впечатлению, которое могло сложиться у поверхностного читателя, эти милые парни, конечно, ничего против меня не имели: просто они не узнали своего друга и покровителя! Ничего странного: ведь они видели меня второй раз в жизни, причем впервые при свете дня, да ещё в шляпе и очках! И я совершенно их за это не осуждал. Просто я расстегнул рубашку до пояса, и строгий лик Макумбы выглянул на свет, вмиг расставив все по своим местам.
Правда, в этот раз на глазах сотен зевак и их средств аудио-видео фиксации обошлось без излишеств вроде падения на колени и попыток целования одежды. Просто мои темнокожие друзья принялись улыбаться, проявляя искреннюю симпатию, и выказывать знаки уважения. Я сердечно перездоровался со всеми, прижимая к груди и тщательно ощупывая каждого. Как я и предполагал, у Адисо за поясом, судя по конфигурации и отдельным деталям, оказался «Кольт» образца 1911 года, а за пазухой у Бокари – с большой долей вероятности «Беретта – 92». У Дуны между лопатками висел нож приличных размеров, а у Лузалы в кармане ждал своего часа кастет. Похоже было, что наивные дети борсханских джунглей в ходе адаптации к европейской жизни довольно быстро миновали несколько промежуточных стадий эволюции и из племени превратились в опасную банду…
Хотя я и предполагал нечто подобное, но умело скрыл свое разочарование, тем более что новоявленные гангстеры демонстративно угождали Большому Бобону и всячески о нем заботились. Из катера Адисо достал раскладное креслице, которое с трудом уместилось на узком бетонном карнизе, но я все же устроился на довольно шатком сиденье; то ли Дуна, то ли Лузала протянул бутылку воды, которая пришлась кстати – день был жаркий, и я, наглядно демонстрируя свое верховенство в стае и оправдывая бремя власти, лежащее на плечах белого сахиба, с удовольствием напился. Мой друг Бокари стал рядом со мной и, то ли от избытка чувств, то ли просто демонстрируя свою расположенность и полезность, принялся гладить меня по голове, как маленького несмышленого мальчика.
Я принимал их идущие от души порывы как должное, хотя понимал, что в другой ситуации, они с таким же искренним простодушием съели бы меня в самом прямом и первобытном смысле этого слова. И портрет Великого Духа бы не помог, потому что хорошо известно: если закрыть глаза и не смотреть на грозное божество, то оно, как бы вовсе отсутствует, а значит, и греха никакого нет, к тому же впоследствии провинность можно искупить, принеся Верховному божеству жертву – например, курицу или кролика. От такого эквивалента опытному разведчику полковнику Полянскому, как курица или кролик, я даже поморщился, словно внезапно заболели зубы.
Правда, мои позиции всё равно были крепче, чем у Макумбы: страшный идол не имел рук ни у меня на груди, ни за её пределами, а следовательно, карать и наказывать мог только опосредованно и в отдаленной перспективе, что несколько снижало страх перед ним. А у меня руки имелись, о чем свидетельствовали гематомы и кровоподтеки на лицах несчастных нгвама, и хотя травмы из-за цвета кожи выглядели непривычно, но были не менее болезненными.
Впрочем, угрызения совести меня не мучили: если бы в нашу первую встречу они были вооружены, то следов побоев на добрых лицах, конечно бы, не осталось, но и меня тоже бы не было на поверхности земли в радиусе трех-пяти километров… Но зачем думать о плохом прошлом, тем более если оно не состоялось и впереди нас ждет хорошее будущее? Я уже хотел поговорить со своими друзьями по душам, но разговор пришлось отложить, ибо у них тоже оказались важные дела: Лузала, деликатно полуотвернувшись от меня, непринужденно справил прямо в канал малую нужду, а Дуна, как более застенчивый, последовал его примеру, но скромнее – сидя на краешке бетонного бортика и свесив ноги к воде. Многочисленные очевидцы на мосту их не смущали, как и проплывающие мимо гондолы, до которых было и вовсе струёй подать…
Некоторые туристы в них отворачивались, некоторые, смеясь, фотографировали, дамы поджимали губы и изображали, что не замечают столь циничного варварства, или варварского цинизма. Гондольеры, правда, ругались, но не из-за ухудшения санитарного состояния каналов, которое и так оставляло желать лучшего, а потому, что катер Адисо сужал проход и затруднял судоходство. Адисо отругивался, к счастью, не доставая свой «Кольт».
Я же отвернулся, закрыл глаза и, по обычаю народа нгвама, сделал вид, что меня тут вообще нет. Наконец, конфликт культур благополучно рассосался сам собой, и мои чернокожие друзья приготовились слушать мудрые речи Большого Бобона, который ведь не просто так при всей своей занятости выкроил для них драгоценное время.
– Я хочу купить у вас пару сувениров, – благожелательно начал Большой Бобон. – Например, макет моста Вздохов, карнавальную маску и что-нибудь еще…
Нгвама недоуменно переглянулись.
– Какого «моста Вздохов»?
– Да вот этого! – я указал пальцем. – Вы что, не знаете?
Недоумение только усилилось.
– Ничего не знаем, Большой Бобон! – ответил за всех Бокари. – Мы же не местные!
– Да про него говорят сто раз в час изо дня в день!
– Мы язык плохо знаем… А от чего они там вздыхают?
– Да от того, что по нему вели осужденных из суда в тюрьму, а они смотрели на водный простор, чаек, облака, – и вздыхали от тоски! – раздраженно сказал я, нарушая правила гильдии экскурсоводов: не рассказывать без лицензии о местных достопримечательностях.
Нгвама насторожились и внимательно слушали. Похоже, их эта тема заинтересовала.
– Так это что, суд? – спросил Бокари. – А это тюрьма?
– Можно считать и так! И когда вас поведут по нему, вы тоже будете тяжело вздыхать!
– А за что нас поведут в тюрьму? – насторожился Адисо.
– За оружие, которым у вас набиты карманы! Или за то, что вы делаете прямо в канал на глазах сотен туристов!
Нгвама переглянулись, не очень искренне изобразили смущение, но тут же наперебой стали объяснять:
– Мы здесь целый день, жидкость требует выхода, а на площади уборные платные – по два евро за один раз! Это нам надо весь заработок туда носить, еще и не хватит! – возмущенно кричали они.
Большому Бобону оставалось только развести руками: действительно, если 30 евро в день тратить на туалет, то сколько надо зарабатывать?
– Ну, а оружие вам зачем?
– Для самозащиты. Это очень выгодное место, а вокруг много шакалов, которые за него и убить могут, – мрачно сказал Адисо. – А после работы мы его прячем и с собой не носим!
– А почему бы не вооружиться луками, копьями, не нанести боевую окраску и изображать самих себя? – задал я тестовый вопрос. – И заработок, и защита!
Нгвама рассмеялись.
– Уже и в Борсхане луков и копий все меньше – в основном пистолеты и автоматы! А тут нас бы с луками сразу в полицию забрали, – сказал Бокари. – Вон, Дуну и без лука задержали. Теперь надо тысячу евро платить!
Четыре пары глаз внимательно и требовательно уставились на меня. Как будто для Дуны у меня была открыта безлимитная кредитная линия. А может, и не только для него.
– А что ж ты такого сделал? – поинтересовался я у виновника. Тот пожал плечами.
– Ничего! Совсем ничего! В пиццерии музыкальный автомат случайно сломал. Бросил монету, а он не играет, ну, стал дергать туда-сюда… А ручка и отломилась, пластинки высыпались…
– А зачем дергал?
– Откуда я знал, что делать? Обычно инструкцию пишут – что можно, чего нельзя, рисунки вешают… А тут ничего не было – что правильно, что неправильно…
У него было лицо несправедливо обиженного человека. А я усмехнулся внезапно пришедшей мысли: гигантские фирмы, снабжающие техникой и электроникой весь мир: «Мерседес», «Сони», «Филипс», «Панасоник», «Самсунг», – обязаны прикладывать к ним инструкции на языке страны-покупателя… А «Беретта», «Кольт», «Глок», «Таурус» – этим не заморачиваются и потребители прекрасно обходятся без подсказок!