Сопротивляйся мне

— Модельные агентства, — отвечаю я. — А тебя нет? Второе место не котируется? Не знала, — пожимаю плечами.

— Меня тоже одолевают, — говорит в ответ Марта, но мы с Сашей уже не слушаем.

Я поправляю очки и массирую переносицу. На телефон падает новое сообщение. На этот раз от Любимой Маринки. Вздыхаю. Уже месяц мы с Тарасом не разговариваем, я крепко обиделась. И дело не в том, что он потребовал удалить фотографии. Наверное, мне и правда не стоило вести себя настолько вызывающе. Он ревнует. Но он мог бы преподнести свою мысль иначе.

Тарас одолевает меня звонками и завуалированными сообщениями. Конспирация по-прежнему у нас на первом месте.

Он утверждает, что не обзывал меня матерным словом, мне будто бы показалось. А я так быстро удалила те неприятные сообщения, что теперь уже и сама не уверена. Может, придумала себе? Это первая наша ссора за четыре года. Фотографии я действительно удалила, застеснявшись. Слишком много внимания от незнакомых людей, непривычно. В директ стали писать незнакомые мужчины, это показалось чересчур. А что они пишут под моими фотографиями в блогах, лучше вообще не читать! Со стыда сгореть можно.

Заходит преподаватель, его строгий голос вырывает меня из размышлений. Я сосредотачиваюсь на лекции, пишу торопливо конспект. Мы с Сашей сидим на первой парте, чтобы не упустить ни единого слова.

Когда через три часа я выхожу из корпуса, то замираю в счастливой панике. Тарас! Собственной персоной! С букетом цветов. В Москве!

Стоит поодаль, смотрит на меня и улыбается. Брови вместе свел, раскаивается. Покорно ждет, когда я его замечу. Конечно, замечу! Как иначе-то?

Как он нашел меня? Вот ненормальный! А улыбка уже растягивает губы. Я так сильно по нему соскучилась! Так сильно!!



Два дня пролетают на одном дыхании. Вчера мы с Тарасом прогуляли три часа, пили какао в кофейне и… целовались. И сегодня столько же. К сожалению, Тарасу уже пора улетать, он много работает у отца. Вырвался буквально на пару дней. Я проводила его до вокзала и поехала домой.

Пришлось пропустить учебу, чтобы провести с ним время. Бабушка по-прежнему держит руку на пульсе, завалиться домой поздно вечером без объяснений я не имею права. А Виолетта Степановна прекрасно знает мое расписание.

Настроение приподнятое, я даже целую диктатора в щеку. Тарас сказал мне столько приятных слов! Тысячу раз извинился за резкие требования и грубые слова. Мат я, по-видимому, и правда себе придумала. Я его понимаю. Он волнуется. Я здесь одна, еще и фотографируюсь на сцене. Он за тысячи километров и переживает.

— Отец звонил тебе? — спрашивает Виолетта Степановна. У нее явно хорошее настроение. Это отлично, значит, она не догадывается о моих тайных свиданиях.

— Нет, а должен был? Что-то случилось?

— Увидишь, — улыбается она. — Скоро всё узнаешь. Иди пока ужинать.

Пожимаю плечами.

Спустя пару часов странное поведение бабушки начинает меня беспокоить. Порхает вокруг меня, предлагает вместе чай попить третий раз за час. Смотрит как-то… странно. Словно я смертельно больна и она пытается запомнить меня до начала проявления симптомов — румяной и с блеском в глазах. Я даже очки пару раз протираю, не показалось ли.

А потом отец и правда звонит.

Он, как обычно, сразу переходит к делу, буквально со второго предложения. Ведь болтать о пустяках — это наше, женское. Папа если звонит — то нужно слушать внимательно с первой фразы.

— Я нашел тебе прекрасного мужа, Анжелика. Достойный богатый мужчина, который стоит тебя и твоей красоты. Ты его знаешь, вы в прошлом неплохо ладили.

Он называет фамилию, которую я поначалу не могу вспомнить. Мой технический ум уперся в слово «муж» и спиралью вокруг него закрутился, образуя собственную галактику. В которой нет места Тарасу, программированию и всему, что я полюбила за свой двадцать один год. Я испуганно озираюсь по сторонам, словно ища поддержку. Будто кто-то здесь может мне ее предоставить.

— Ты забыла, наверное? Это ничего, вспомнишь… — продолжает отец.

Мое будущее — манкое, неизвестное, загадочное — вдруг становится прозрачным, как горный ручей. Я вижу все его подводные камешки. Касаюсь рукой обжигающе ледяной воды. А затем ныряю с головой и дыхание задерживаю.

В мое тело не поступает кислород, пока я слушаю слова отца. Веселый, но при этом не терпящий возражений голос.

— …Поэтому, Лика, доченька, собирайся. Билет мама тебе возьмет на среду. Как раз побудешь дома пару дней, отдохнешь. В выходные съездим в город, присмотрим платье и украшения. — Доброта и ласка в его голосе обманчивы. В любую секунду она может смениться сталью и рубануть с плеча. Я это знаю. И никогда не провоцирую. Сейчас я тоже молчу, ненавидя себя за то, что не сражаюсь за себя. — И… Ты не нервничай, не накручивай себя. Всё будет замечательно.

Его голос звучит из динамика мобильного, а я держу трубку и зажимаю рот свободной рукой. Изо всех сил зажимаю, потому что всхлип мог бы вызвать негодование с его стороны.

Вот так просто? Короткий телефонный разговор. Он что, правда считает, что этого будет достаточно?

Недоумение.

Я почему-то была уверена, что отец любит меня. Он никогда не поднимал на меня руку, ни разу не оскорбил и не повысил голоса. Да я и поводов не давала. Всегда послушная, беспроблемная, неконфликтная. Сообщение о скором браке становится шоком.

Я беспомощно смотрю на бабушку, а та кивает и улыбается. Ей не терпится обсудить со мной эту новость. А я делаю вдох-выдох. Надо дышать, что бы ни случилось. Надо сопротивляться.





Глава 4





Мой отец меня продал. В двадцать первом веке, в правовом государстве. И никто ему за это ничего не сделал. И не сделает.


Он обо всем договорился. Дал слово. Пообещал.

Артём Гловач дал слово! Господи!

Такова моя реальность. Конец едва начавшейся жизни. Моей жизни. Новая галактика, в которой я теперь существую, пока без названия. Она темная и мрачная, в ее центре — сверхмассивная черная дыра, втягивающая в себя всё вокруг. Хватит ли у меня сил преодолеть ее притяжение и вырваться?

Боже мой, боже мой.

А ведь одно время я даже чувствовала себя свободной и значимой. Пока жила и училась в Москве. Недолго, к сожалению, ведь образование мне закончить, судя по всему, не позволят. Билеты взяты на среду. Папа явно торопится.

— Наконец-то тебя, горемычную, снимут с моей шеи, — поздравила меня так Виолетта Степановна, едва отец закончил разговор. — А то глаз да глаз был. Боялась не уследить. Москва — огромный, совершенно неподходящий для молоденькой девочки город. Надо было учить тебя в столице нашей республики. Благо, что твой отец меня послушал. Наконец-то.

Я сдержаться в ответ не смогла! По квартире заметалась. Руки стала заламывать. Сердце вдруг заколотилось сильно, гулко. Осознание обрушилось. Значение папиных слов. В голове единственная мысль крутилась: как же так? Как же так-то?

Потом я звонить бросилась. Маме, следом Тарасу. Прямо при Виолетте Степановне. Мама не ответила. Тарас, слава богу, в самолете уже летел, с выключенным мобильным. А то бы натворили делов.



Телефон вибрирует. Мама.

— Мама, мамочка, что происходит?

— Папа звонил?

— Звонил! Это правда?

— Лика, дочка, не нервничай, — говорит мама почти нежно, с улыбкой. — Всё действительно произошло спонтанно. Отец ездил в соседний город, они с Дымарскими встретились. Владимир твои фотографии видел, с конкурса. Вот и порешили сразу. К чему тянуть? Ты не бойся, они хорошая семья. Богатая. А насчет образования не переживай. С твоим зрением лучше от компьютера подальше держаться, — кажется, мама заранее заготовила эти нелепые аргументы.

Дымарский-старший — папин друг еще со школы. У него два сына — Владимир и Сергей. Мы дружили семьями, потом они переехали. Давным-давно. В последний раз мы виделись на юбилее отца десять лет назад, когда они прилетали всей семьей. Я о них не вспоминала вплоть до сегодняшнего дня.

И фамилия такая неприятная. За четыре года отношений я успела привыкнуть к фамилии Тараса — Орлов. Красивая, гордая. Лика Орлова.

— Почему меня даже не спросили? — бунтую я. — Так ведь не делается. Если я не хочу? Не готова? Если у меня другие планы! — Понимаю, что любые возмущения будут выглядеть странно и надуманно. Потому что вся ситуация странная и неадекватная. — Разве Владимир не должен был сначала спросить у меня? А потом уже идти к моему отцу.

— Спросит. Не в Москву же ему лететь для этого? Владимир как раз вступает в новую должность на юге, у него дел по горло. Вот прилетишь, и мы все вместе поужинаем. Вы еще раз познакомитесь, и он официально попросит твоей руки. — Мама молчит некоторое время. Я тоже молчу.

Понимаю, что они уже всё решили. И помолвка будет носить скорее формальный характер. Но… ведь дело касается моей жизни! Я делаю отчаянный рывок и начинаю тараторить. Долго, много, обо всем вместе.

— Всё к лучшему, — говорит мама с той же наклеенной многолетним опытом терпения нежной улыбкой на рот. Кажется, Саша права. Мои отказы больше похожи на кокетство. — Вот увидишь, что к лучшему. Что тебя ждало в нашей деревне? Такая же жизнь, как у меня. Если не хуже. А тут в город поедешь. На юг! Море — рядом. Горы — тоже. Рай!

— Мам, — я делаю паузу и говорю значительно тише. Это очень важно в моем случае, и я не имею права игнорировать эту тему. — А он знает о… моем статусе?

Невольно запинаюсь.

Уверена, Виолетта Степановна подслушивает, и я специально не уточняю, что именно имею в виду. Не хочу, чтобы она знала. Никто не должен, кроме родителей и Тараса. На сто процентов я доверяю только им.

— Отец всё уладил, — обнадеживает мама. — Даже не беспокойся по этому поводу.

— Он знает и всё равно берет меня в жены? — в моем голосе проскальзывают стальные нотки, которые меня саму пугают. Обычно они мне не свойственны.

— Я же сказала, Лика, что отец всё уладил, — мягко продавливает мама.

Минут двадцать мы говорим о том о сем. Я задаю вопросы, дабы выяснить, насколько всё серьезно. Если есть хоть крошечный, малюсенький шанс избежать вынужденного брака, я им воспользуюсь. Но мама отвечает категорично — и дату уже назначили, и ресторан забронировали. Вот мне только забыли сообщить. Сегодня папа вдруг вспомнил, что без меня свадьба не состоится, и решил позвонить. Для него этот брак очень важен, он слово дал. А мой отец слово никогда не нарушает, он человек чести. Как он сам о себе говорит постоянно, особенно когда выпьет.

— За тобой Костя заедет, вместе полетите. Он поможет с чемоданами, — говорит мама в конце.

Костя — это мой старший брат, он тоже в Москве живет. Его, как можно догадаться, жениться никто не заставляет.



Время тянется медленно. Всё как в учебнике по физике — вблизи черной дыры время сходит с ума. Вот и мое сошло. А может, и я сама. В какой-то момент я не выдерживаю, хватаю трубку и вновь набираю номер Любимой Маринки. Абонент всё еще недоступен. Мне просто нужно услышать голос Тараса. Спросить, как у него дела. Он всегда смешит меня, успокаивает.

Боже! Нельзя! Тарас — горячий парень, рванет еще к отцу разбираться. И что тогда? Прокурор за свою дочь голову оторвет. Тарасу так точно! Еще и мастерскую его отца прикроет. «При желании закрыть можно хоть кого», — папины пьяные шутки иногда вовсе не шутки, если уж совсем честно.

Оставляю телефон на столе и иду в ванную умыться. А когда вытираю лицо полотенцем, квартиру пронзает мелодия звонка. Тарас перезванивает?

Не знаю, чего я хочу. Чтобы он, едва с самолета, рванул обратно в Москву, и мы бы сбежали. Или чтобы сотворил чудо и переубедил моего отца. Чтобы… просто заверил, что все будет хорошо. В любом случае я несусь в комнату и хватаю трубку.

Номер неизвестный.

— Да, слушаю, — выдыхаю в трубку, приняв вызов.

— Добрый день. Это Анжелика? — раздается незнакомый голос. Мужской, уверенный. Отчего-то я сразу понимаю, что собеседник не на косметологическую процедуру меня хочет пригласить.

— Добрый, — теряюсь я. — А кто это?