Сопротивляйся мне

— Вот и мне интересно, как? — бросает она напоследок, закрывая за собой дверь.

Сергей смеется, хлопает Владимира по спине.

— С возвращением в семью, бро.

Затем подмигивает мне, и я улыбаюсь почти искренне. Владимир протягивает руку, подзывая меня к себе. Я послушно подхожу к нему поближе. Первая партия Дымарских занимает одну машину, вторая — мы с Владимиром — следующую.

— Тебя не съели без меня? — шутит Владимир, когда наша «Камри» трогается с места.

— Нет, все очень милые, — улыбаюсь я.

— Что-то сомневаюсь, — усмехается Владимир. — Мама иногда перебарщивает, не принимай ее слова близко к сердцу. Она хорошая. И если нужно помочь — всё сделает. Но если она переусердствует — жалуйся.

— Она прекрасный человек. Уверена, мы поладим.

— Хорошо.

Надо сказать, что я не хочу жить с его родителями.

— Это правда, что мы будем жить у твоих родителей? — произношу вслух.

— Я решил, так будет удобно, пока делаем ремонт. Я много работаю, тебе не будет скучно одной.

— Ясно. — Понимаю, что меня охватывает паника.

— Ты поела?

— Да, всё было вкусно.

Повисает пауза, мы исчерпали темы для разговора.

— Насчет того, что случилось сегодня в ванной, — начинает Владимир через несколько минут. Бросает взгляд на водителя, вновь смотрит на меня. — Я переборщил. Мне не стоило давить на тебя. Извини меня. Кажется, этим утром мне удалось испортить всё, что только можно.

— Всё в порядке, — повторяю я, как кукла со встроенной программой. Перед его мамой я уже показала себя настоящую, повторения допустить нельзя. Искренности от меня не ждут.

— Хорошо, — он отворачивается и смотрит в окно.

Мы подъезжаем к аэропорту, где нас уже ждут Гловачи полным составом — мои родители и все родственники, что вчера присутствовали на свадьбе. Они будут гулять и отмечать до конца недели. Отсутствие молодоженов никого не смущает.

Виолетта Степановна — единственная, кто плачет не от радости, а от горя. На мгновение я чувствую вину за то, что бросаю ее. Я не помню свою жизнь без бабушки, она всегда была рядом. И да, ее любовь и забота были удушающими, моментами просто невыносимыми! Но хорошего тоже было достаточно. Мне вдруг становится ее так жаль! Она меня обнимает и рыдает навзрыд, причитая, что мы больше не увидимся никогда.

Огромное искушение пригласить ее в гости и тем самым порадовать. Я держусь ну просто из последних сил!

Мама тоже меня обнимает, целует в щеку.

— Как ты, доченька? — спрашивает тихо.

Не знаю, что именно она имеет в виду. Первую ночь с мужчиной, возможно?

— Всё в порядке, — говорю я с нейтральной улыбкой. Если я начну жаловаться, она не поддержит.

Потом меня обнимают тетушки. При приближении Кости я по привычке замираю. В детстве мы часто дрались вплоть до того времени, пока я не переехала в Москву. Он всегда говорил, что никому не даст меня в обиду, словно у кого-то бы хватило смелости докопаться до дочки прокурора. Зато сам… Он никогда не сдерживался и делал мне по-настоящему больно. Причем незаметно, без синяков. Я его ненавидела.

Владимир оказывается рядом, обнимает меня за плечи и притягивает к себе.

— Ну прощай, сестра. Жди в гости, обязательно приеду на юг.

В ответ я улыбаюсь и киваю.

— Дай сестру обнять, Владимир! Не жадничай! — смеется Костя, но потом вдруг замолкает и отходит.

Я набираюсь смелости и робко обнимаю мужа за талию. В ответ. Хорошо, что ему больше не звонят и он рядом.

Дальше всё происходит немного сумбурно и навязчиво трогательно. Виолетте Степановне становится плохо с сердцем, ее усаживают на лавочку, приносят воды. Владимир делает вид, что этот спектакль устроен не для него и ему глубоко по фигу, пусть даже она прямо сейчас умрет от тоски.

Полагаю, так и есть на самом деле. Я лицемерно пожимаю плечами, дескать, решил муж, что я могу поделать?

Мой отец заканчивает беседу с моим свекром и забирает у меня ненадолго мужа. Они о чем-то переговариваются. Папа выглядит растерянным и будто… резко постаревшим. Он вновь кажется мне уязвимым, как тогда, во время разговора с дядей Никитой. Мое сердце сжимается.

Владимир же, как обычно, слегка высокомерно улыбается и кивает, бросая на меня многозначительные взгляды, от которых мои щеки сами собой розовеют.

Наконец, наступает время окончательно прощаться. Папа крепко обнимает меня, и я на мгновение закрываю глаза. Вдруг вспоминаю день, когда мне сообщили о диагнозе.


На самом деле мне ведь повезло. Когда врач заверил, что ошибки нет и меня действительно случайно заразили вирусом, я отнеслась спокойно. Объясняю почему. За несколько месяцев до этого я чуть не умерла в аварии. Это было как… если бы предложить умирающему человеку пожить еще лет пять. Счастье же! Я вообще стараюсь быть по жизни оптимистом. А потом доктор и вовсе заверил, что благодаря терапии я смогу прожить лет пятьдесят. Никого не заразив. Для меня это крайне важно.

Когда я делала тату, то предупредила мастера. Несмотря на то, что вирус в моей крови уже два года не определяется и в том тату-салоне используют только одноразовые иглы, я всё равно сказала. Мало ли что.

Я обнимаю отца и вспоминаю, как отреагировал на новость он. Как истошно орал! Не на меня. В пустоту. Ушел в длительный запой. Мы с мамой прятались по углам, чтобы не попадаться ему на глаза. Он рыдал и выкрикивал какие-то жуткие вещи, что кара его настигла. В пьяном угаре на коленях просил у меня прощения. Я ничего не понимала, он ведь не был виноват в той аварии. Мне просто было очень сильно страшно. Казалось, у него началась белая горячка. В какой-то момент он схватил ружье и носился с ним по участку! Костя куда-то слинял на это время. Полицию вызывать было нельзя, поэтому мы с мамой забаррикадировались на чердаке. К счастью, папа никого не пристрелил.

Спустя примерно три недели, в понедельник утром, он зашел в мою спальню. Часы показывали всего шесть, когда я с трудом разлепила глаза.

— Лика, доченька, вставай, — сказал он мягко. Абсолютно трезвым голосом.

Я подскочила на месте и сжалась в комочек от страха. Я помнила, как мэр выгнал ту женщину из города под ликование Виолетты Степановны. Я… так боялась, что останусь одна. На улице. Больная, никому не нужная.

— Папочка, пожалуйста, — прошептала я. — Я всё буду делать, как ты скажешь, только помоги. Я одна не выживу.

Он ничего не ответил.

Мы поехали в город-миллионник, что находится в четырехстах километрах от нашей столицы. Оказывается, мама записала меня на прием к лучшему инфекционисту, который мне очень понравился с первого взгляда. Мы долго говорили в его кабинете. Врач объяснял моим родителям и мне, как теперь поменяется моя жизнь. Отец заявил, что достанет лучшие лекарства и сам дьявол его не остановит. И он сдержал слово.

На самом деле моя жизнь поменялась не очень сильно. Иммунитет у меня отличный. Поначалу раз в месяц, а теперь уже раз в три месяца, мне нужно появиться у врача, чтобы убедиться, что терапия работает. Каждый день в одно и то же время я принимаю одну таблетку. На этом всё.

По дороге домой папа всё время повторял, что у меня будут лучшие лекарства, лучшие врачи. Что он всё исправит. И чтобы я не боялась.

Чуть позже он разрешил уехать в Москву. И я подумала, что он лучший папа на свете! Я боялась его всю свою жизнь — одного взгляда было достаточно, чтобы я холодела от ужаса. Никогда не спорила. Старалась порадовать успехами в учебе. Я боялась его до смерти, до удушающей истерики, хотя до появления Тараса в моей комнате он никогда меня не бил и не оскорблял. Мама — да, подзатыльники и пощечины от нее были в порядке вещей. Костя, Виолетта Степановна — тоже могли вломить при случае. Папа — ни разу. Иногда я его ненавидела, но в то же время в глубине души… доверяла.

— Лика, у тебя всё будет хорошо, доченька, — шепчет он сдавленно. Его голос срывается, но папа быстро берет себя в руки. — За мужа держись. Не провоцируй лишний раз, не дури ему голову. Будь послушной женой, доброй, ласковой. И всё у тебя сложится.

— Хорошо, папа. Я сделаю, как ты скажешь. И буду скучать по тебе.

— Будем созваниваться. — Крепко обнимает меня и отходит.

В самолет мы садимся молча. Я смотрю в иллюминатор на уменьшающийся город. Владимир сидит рядом с закрытыми глазами. Может, дремлет?

Ну что ж. Меня ждет новая жизнь. Какой она будет, во многом зависит от меня самой. Я больна, и я завишу от мужчин. Возможно, в моих силах однажды это изменить.

Я осторожно поглаживаю ладонь мужа. В ответ Владимир обхватывает мои пальцы и сжимает. Так и сидим держась за руки. Мне хочется одновременно и плакать, и улыбаться.





Глава 27





Я стою под струями горячей воды, смываю бальзам с волос. Потом беру гель для душа, открываю бутылочку и замираю.

Его запах. Владимира.

Никогда не думала, что я настолько чувствительна к разным ароматам. Мне нравится, как пахнет кокос, я всегда беру продукцию одной и той же фирмы. Привыкла. Сегодня же я впервые моюсь в доме Дымарских и еще не успела закупиться собственными бутылочками. Мужа перевели на новое место около трех недель назад, всё это время он жил в своей комнате в доме родителей. У него своя ванная, гардеробная и небольшая гостиная на втором этаже. Родители занимают комнату на первом. Сергей и их с Владимиром сестра Валерия, к счастью, съехали много лет назад.

Я выдавливаю немного густого геля на ладонь и начинаю намыливаться. Мы прилетели около трех часов назад. Попрощались в аэропорту и разошлись по машинам.

Владимир предложил показать стройку, и я кивнула. Мне было всё равно. Оказывается, у нас будет большой дом. Коробка уже стоит, крыша сделана, окна вставлены. Самое время начинать внутренние работы. Дом не такой огромный, как у моего отца, но это только в плюс. Одной семье из четырех человек пятьсот квадратов ни к чему, только лишняя уборка. Наш же с Владимиром дом будет в два раза меньше и, я надеюсь, уютнее.

Мы молча походили по первому этажу, поднялись на второй. Я оценила, что в нашей спальне окна в пол, а еще есть дверь на небольшой балкон. Также на втором этаже расположены еще три комнаты. Возможно, будущие детские.

— Это… машина Сергея? — спросила я, когда мы вышли на балкон погреться на южном солнышке. Белый мерс стоял у дома напротив. Я машинально запомнила номера, когда мы прощались на парковке.

— Да, напротив нас живут Сергей с Дариной, его невестой. Летом у них свадьба. Сегодня вечером как раз познакомитесь. В начале улицы, через три участка от нас, дом родителей, где мы пока с тобой поживем. А Лера живет вон там, — он наклонился и указал в противоположную сторону.

— Все рядом. Вау, — проговорила я без особого восторга.

— Да, дядька живет чуть дальше. Это вон в тот переулок если свернуть и пройти немного влево. Потом покажу тебе. Остальные дома принадлежат нашим друзьям и знакомым. В общем, и правда все свои. На заборах у многих закреплены камеры. Муха не проскочит незамеченной.

— Вам бы улицу переименовать из Тихой в Дымарскую.

— Отец думал об этом, — ответил Владимир серьезно. Я кивнула, и он тут же рассмеялся. — Шучу.

— Я заметила полусорванный плакат на воротах. Там было написано, что дом продается. Ты хотел его продать? — перевела я тему.

— Да, были мысли. Но не нашлось покупателя за ту цену, что было запрошено, — он оперся спиной на перила и посмотрел на строение со странным выражением лица.

Вдруг показалось, что мы оба чувствуем себя здесь словно в гостях. Какая странная, покалывающая кожу чужеродностью ситуация! Два едва знакомых, но уже успевших разочаровать друг друга человека. Дом, который выбрала не я и от которого он собирался избавиться.