Соло для шпаги

Все мы сильны задним умом. Сколько раз я слышал рассуждения на тему «вот если бы тогда я сделал так, то все бы вышло по-другому», сколько раз сам пытался фантазировать по поводу альтернативного развития событий, размышлял о влиянии «поворотных точек судьбы» на мою жизнь. Но что толку думать о правильности или неправильности своих решений, когда уже находишься по уши в дерьме без малейших шансов выбраться?

С другой стороны, чем еще заняться в тюремной камере, кроме как размышлять о путях, приведших меня сюда? Нет-нет, конечно же, я первым делом обшарил каждый угол своей тесной темницы, ощупал каждый камень, проверил на прочность каждый прут решетки, переворошил всю солому, заменяющую узникам постель, – все было тщетно. Никаких подкопов, вынимающихся из кладки камней или расшатанных железных прутьев… Ничего, что могло бы дать хотя бы призрачную надежду на побег.

Итак, с идеей подкупа начальника городской стражи пришлось распрощаться еще на стадии ареста, а поговорить об этом с сержантом Васкесом я не решился и сейчас сильно жалел об этом. Он, несомненно, честный и прямой служака, исправно выполняющий свои должностные обязанности, но, по той же самой причине, он мог бы проникнуться сложностью моего положения, если бы я посвятил его в подробности моих взаимоотношений с наемниками из Ожерского легиона. Впрочем, каких чудес стоит ждать от сержанта стражи? Пустое все это.

У де Флоресов своих проблем хватает, им нужно как можно скорее добраться до Эскарона. Надеяться на помощь Этьена тоже вряд ли стоит. Какой-нибудь мелочью он бы мог меня отблагодарить, но идти против воли губернатора провинции – вряд ли. Не того полета птица. Вот и выходило, что самым реальным вариантом моего освобождения из тюрьмы является внезапное нашествие на Уэску эльфов с Арчером во главе, на которое всерьез надеяться мог только полный безумец. Так что я уже четверо суток бесцельно бродил по камере взад-вперед, занимаясь самобичеванием, да гадал о том, где бы сейчас был и что делал, додумайся я покинуть город ночью, сразу после схватки с компанией д’Энио.

– Номер шестнадцатый, отошел от решетки! – прервал мои размышления грубый голос надзирателя.

С местными тюремщиками, кстати, шутки плохи. Эти деятели ведут себя крайне грубо и агрессивно, постоянно давая понять арестантам, как мало у последних шансов выйти на свободу и поквитаться за нанесенные обиды. В самом деле, тюрьма Уэски – это вовсе не самая известная тюрьма Нугулема Торре-де-Альба, где годами содержатся высокородные дворянские отпрыски, которых оставить на свободе никак нельзя, но и казнить тоже нельзя во избежание ссор с аристократией. Здесь все проще: местные арестанты либо дожидаются отправки в другие места, если их страстно желают судить по месту совершения преступления, либо ждут суда и казни в Уэске. Местные власти тратить деньги на долгое содержание под стражей кого бы то ни было не считают нужным, по той же причине предпочитая за не слишком тяжкие проступки драть с виновников штрафы. Так что арестанты здесь надолго не задерживаются, большей частью отправляясь прямиком на виселицу.

Потому и надзиратели чувствуют себя уверенно – низких в моральном плане людей чрезвычайно расслабляет отсутствие возмездия за их поступки. Третьего дня эти мерзавцы в одной из камер в другом конце коридора насиловали женщину. Бедняжку на следующий день увели, и больше я ее не видел. А вчера за какое-то неосторожное слово избивали заключенного в соседней камере. Сегодня утром его тоже увели, и что-то мне подсказывало, что назад он тоже не вернется. Поганое, я вам скажу, чувство, когда рядом творятся бесчестные дела, а ты ничего не можешь с этим поделать.

Ко мне отношение чуть более уважительное из-за непонятности моего положения – все-таки дворянин, да и существует некая вероятность, что в Кантадере меня на плаху не отправят, а значит, я могу вернуться в Уэску и разобраться с мучителями. Впрочем, эта уважительность заключалась лишь в отсутствии придирок ко мне по любому поводу, не более.

Я покосился на пустую миску, из которой наглые крысы доедали остатки моей дневной трапезы. Кормежка сегодня уже была, так чего же еще от меня нужно надзирателям?

– Я сказал: отошел от решетки! – В качестве доказательства серьезности своих намерений тюремщик стукнул копьем по решетке. – Посетитель к тебе.

Я послушно сдвинулся вглубь камеры. Стражник опасается, что я, просунув руки сквозь прутья решетки, смогу отнять у визитера оружие или придушить его. Эх, если бы это было так просто!

– Здравствуй, Смычок! Давненько не виделись! – физиономия ла Вивьера расплылась в довольной улыбке. – Ну что, добегался?

– Ла Вивьер, ты трус, – лениво ответил я, – я с трусами не разговариваю.

В первый миг мое сердце екнуло: я было подумал, что все кончено, что бумага от губернатора получена и один из подручных де Бернье прибыл сюда за мной, но нет. Было бы так, ла Вивьер ни за что не стал бы ломать комедию, уже вовсю гремели бы ключи тюремщика, готовящегося отдать меня в руки моих врагов. А раз нет у лейтенанта наемников вожделенной бумаги, то можно попытаться вывести его из себя. Авось в порыве гнева совершит необдуманный поступок, и у меня появится шанс.

– Де Бранди, избавь меня от этих дешевых трюков, – недовольно поморщился наемник, – оставь их для молодых крестьянок. Если они, конечно, у тебя когда-нибудь будут.

Наивно было ожидать от такого служаки, всегда ставящего во главу угла пользу дела, эмоционального срыва. Но попробовать я должен. Мне в моем положении только и остается, что надеяться на чудо.

– Нужно отдать тебе должное, Смычок, – продолжал между тем мой оппонент, – ты ловок и чертовски везуч. Тебе несколько раз повезло в Кантадере, и ты сумел выскользнуть из города невредимым. Потом, под Энсенадо, ты испарился прямо из-под носа у людей де Сан-Лоренцо, на время поставив всех нас в тупик. А когда мы почти настигли тебя на речном судне, ты ушел за речку и там (хоть убей, не пойму, как) сумел уцелеть в лапах эльфов. Не появись ты еще два-три дня на дороге Энсенадо – Уэска, и нам пришлось бы свернуть поиски. Но и тут ты так ловко вывернулся, что я полдня преследовал людей виконта де Монтихо, думая, что ты затесался среди них. К счастью, командор подстраховался, и ты угодил в расставленные сети там, где совсем этого не ожидал.

– Ты пришел сюда сказки мне рассказывать? – усмехнулся я, понимая, что ла Вивьер явился не просто так, и нисколько не собираясь ему помогать. – Тебе поговорить не с кем?

– Да вот, хотел с неглупым человеком пообщаться, а он как-то резко поглупел, – улыбка сбежала с лица легионера. – Де Бранди, ты же воевал и знаешь: есть способы заставить пленного рассказать все, что он знает, в мельчайших подробностях. Так что скоро мы узнаем все, что нужно, и для тебя это будет очень неприятно!

В этом месте ла Вивьер сделал театральную паузу, ожидая моей реакции на нарисованные перспективы, но впадать в истерику я не собирался, да и вообще не имел никакого желания общаться с ним. Потому лейтенанту волей-неволей пришлось самому прерывать молчание.

– Но ты можешь облегчить свою участь…

На этот раз голос подручного де Бернье стал вкрадчивым, многообещающим. По всей видимости, я сейчас должен был проникнуться его добрыми намерениями, но то ли актер из ла Вивьера был никакой, то ли я слишком недоверчивым зрителем оказался – в общем, я снова не отреагировал на его заход подобающим образом, не стал подыгрывать и промолчал.

– Отдай письма, Смычок, и я клянусь, что лично похлопочу за тебя перед командором.

А вот это отличная новость! Не то, что ла Вивьер обещает похлопотать за меня, а что переписка маркиза так и не попала в руки наемников. Значит, сеньорита Элена послушалась моего совета, забрала мои вещи и покинула город. А раз так, то и де Флоресы находятся вне опасности, и такие вожделенные для де Бернье письма с каждой минутой уходят от Уэски все дальше и дальше. Вот уж не думал, что хоть что-то в столь незавидном положении способно поднять мне настроение.

– Ла Вивьер, нужно быть последним кретином, чтобы полагаться на слова такого мерзавца, как ты! – Я подошел вплотную к разделяющей нас решетке и, глядя легионеру прямо в лицо, улыбнулся.

– Это большая ошибка, де Бранди, очень большая! – Ла Вивьер укоризненно покачал головой, растягивая губы в ответной улыбке. – Ты пожалеешь об этом, но что-либо исправить уже будет невозможно.

– Вы совсем рехнулись с этими письмами… – Я изо всех сил старался продолжать улыбаться, в то время как мне страшно хотелось схватить его за грудки и с упоением бить головой о прутья решетки до тех пор, пока он не обмякнет в моих руках. – Столько хороших людей убили из-за них, столько усилий приложили, чтобы отнять их у меня!

– Ну, вот видишь, они все-таки у тебя! – обрадовался лейтенант.

– А ты полагаешь, что, попав в плен к остроухим, я должен был спасать эти чертовы бумаги, а не свою жизнь?

– Ты хочешь сказать, что писем у тебя нет?

Надо было видеть, с какой скоростью улыбка сбежала с лица ла Вивьера, сменившись мертвенной бледностью.

– Я хочу сказать, что этих писем вообще нет! – мстительно уточнил я. – Эльфы выбросили их в один большой костер, в который они превратили несчастную деревушку на том берегу Тахеды.

– Этого не может быть! – пристально вглядываясь мне в лицо, заявил наемник.

– А я очень рад, что так вышло, – нагло заявил я. – Теперь-то уж точно никому не придется страдать от попадания старых секретов в ваши грязные руки!

– Могу тебе пообещать, Смычок, – мой оппонент чертовски быстро взял себя в руки, – что умирать ты будешь очень долго и мучительно. И еще: алькальд Уэски не собирается из-за безвестного дворянина ссориться с губернатором. Так что ничего у начальника городской стражи не вышло, и не стоит надеяться на его помощь.

С чувством выполненного долга ла Вивьер развернулся на каблуках и направился по коридору прочь от моей камеры. Дожидавшийся его тюремщик со скучающим видом отделился от стены и последовал за ним.

– Можно подумать, я на это надеялся, – пробормотал я, возвращаясь к своей скромной соломенной постели.

И снова потянулись томительные минуты и часы ожидания. Хотел того ла Вивьер или нет, но его визит несколько скрасил мое скучное и унылое тюремное существование, так сказать, развлек меня немного. А вот после его ухода заняться снова стало решительно нечем. Разве только смотреть в потолок да время от времени разгонять не в меру обнаглевших крыс. И думать, думать, думать. Вот только мысли, постоянно крутящиеся вокруг всяких несбыточных планов бегства из тюрьмы, быстро утомляли, заставляя искать спасения в приятных мечтах, где царила сеньорита Элена де Флорес.


Прекрасно понимаю, что не пара я ей, несмотря даже на сомнительное с точки зрения знатности рода дворянство ее семьи, но ведь никто не может запретить мне мечтать! Вот бывает же так, что знаешь девушку всего несколько дней, а уже на сто процентов уверен, что готов с ней прожить всю жизнь. Впрочем, все это пустые мечтания, тут жить-то осталось…

Постепенно мною овладела дремота, прерываемая лишь особо громким шевелением крыс в углу камеры. Так продолжалось до позднего вечера, когда вместо наглых грызунов я оказался разбужен шумом шагов.

– Номер шестнадцатый, на выход!

Ого! Аж четыре тюремных надзирателя сразу пожаловали по мою душу. Что бы это значило? Неужели де Монтегю прибыл с бумагами, и меня сейчас передадут в руки наемникам?

– А что случилось? – я старался говорить подчеркнуто спокойно, но все же голос мой предательски дрогнул.

– Поговори мне еще!

На выходе из камеры меня не только подтолкнули, но и слегка ткнули в спину пяткой копья. Дурной знак. Раз уж тюремщики позволяют себе такие вольности по отношению ко мне, то дело плохо и нужно готовиться к худшему.

В сопровождении эскорта из тюремных надзирателей я прошествовал по длинному коридору до поворота налево. Вводили меня в здание с другой стороны, поэтому за крепкими двустворчатыми дверьми для меня начиналась неизведанная территория.

Стражники распахнули двери, пропуская меня в небольшую комнатку без окон с чисто выметенным дощатым полом. Там меня ожидало сразу два сюрприза: у дальней от входа стены за грубо сколоченным столом важно восседал судья в черной мантии, а у боковой стены, сгорбившись и держась руками за низ живота, стоял долговязый подельник д’Энио. Единственный оставшийся в живых из компании, с которой умудрился связаться мой кузен Этьен де Вилья. Неужели местное правосудие решило наказать его за совершенные им с товарищами преступления? Но что-то не похоже, чтобы он был обвиняемым, тюремная стража вон опять обступила меня со всех сторон.

– Сеньор Кристиан де Бранди? – любезно поинтересовался судья, макая перо в чернильницу и принимаясь что-то быстро записывать на лежащем перед ним листе бумаги.

– Да, ваша честь, – кротко ответил я.

Приходилось мне несколько раз бывать в судах, но я ни разу при этом не видел, чтобы судья утруждал себя записями, обычно для этого используются писари. Да и вообще не припомню случая, чтобы весь суд состоял из одного судьи.

– Сеньор де Бранди, знакомы ли вы с сеньором Гарсия?

Понятно, что имелся в виду именно раненный мною мошенник, ведь кроме него и стражников здесь больше никого не было. Но, будучи наслышан о любви судейских к точным формулировкам, решил уточнить:

– Если имеется в виду вот этот сеньор, то да, я встречался с ним один раз.

– При каких обстоятельствах? – не поднимая головы от бумаг, задал следующий вопрос судья.

– Сеньор Гарсия с товарищами напал на моего кузена Этьена де Вилья и его слугу. Слуга при этом был убит, а кузена мне с большим трудом удалось спасти.

– Каким образом? – снова вопрос без отрыва глаз от записей.

– Обнаружив истекающего кровью слугу, я поспешил на шум драки. Из темноты на меня напал человек с ножом, в завязавшейся борьбе я вышел победителем. Дальше я спас кузена от сеньоров Гарсия и д’Энио, ранив одного и убив второго. Записи о происшествии имеются у городской стражи Уэски, – терпеливо, но стараясь не вдаваться в подробности, ответил я.

– Понятно. Что скажете вы, сеньор Гарсия?

– Знать не знаю я никакого де Вилья или его слугу! – прохрипел долговязый, опасливо зыркая на меня глазищами из-под насупленных бровей. – Вышли мы с приятелями из трактира подышать свежим воздухом, откуда ни возьмись налетел вот этот сеньор, убил Рейеса и д’Энио и меня едва на тот свет не отправил. Вот и все дела.

– Понятно! – Судья продолжал что-то быстро писать, время от времени макая перо в чернильницу.

– Этот бред легко опровергается опросом свидетелей, – я обеспокоенно поспешил вставить слово, поскольку складывающаяся ситуация мне с каждым мгновением не нравилась все больше.

– Понятно! – вновь заявил судья, по-прежнему не глядя на меня. – Гарсия, свободен!

Боязливо косясь на меня и все так же зажимая руками низ живота, долговязый вдоль стеночки проковылял к выходу. В следующее мгновение за ним захлопнулись двери. Очень хотелось пожелать мерзавцу крепкого здоровья, потому что при следующей нашей встрече оно ему очень понадобится, но я поостерегся сотрясать воздух неисполнимыми обещаниями. Тут бы самому живым остаться.

– Суд города Уэски признает Кристиана де Бранди виновным в двойном убийстве и нарушении общественного порядка и приговаривает вышеназванного сеньора к смертной казни посредством отсечения головы! Приговор привести в исполнение немедленно! – судья уверенно и громко зачитал речь по бумаге и дополнил ее увесистым стуком молотка по столешнице. После чего поднялся и, не глядя в мою сторону, покинул импровизированный зал судебных заседаний.

Понимал я, что не просто так притащили сюда этого Гарсия, но чтобы смертная казнь! Это что-то невероятное! Да такие стычки постоянно происходят в любом городе Нугулема, если казнить за такое, скоро людей в королевстве не останется! Происходящее просто отказывалось укладываться у меня в голове, мысли путались, телом овладела предательская слабость. Я хотел что-то сказать, уверенный, что звук моего голоса рассеет злую иллюзию, прогонит морок, но из глотки вырвался только неясный хрип.

– Пошел!

Грубый толчок древком алебарды в спину волей-неволей вывел меня из состояния оцепенения.

– Это как? – выдавил я из себя, но ответом мне вновь послужил удар в спину.

– Поговори мне еще! Вперед!

Меня снова вытолкали в коридор, тычками и ударами прогнали до следующего поворота, вывели на улицу, после чего мы пересекли тюремный двор и вошли в какой-то деревянный сарай неизвестного назначения. Впрочем, назначение строения стало мне ясно сразу, как только я туда вошел. Посреди единственного помещения на невысоком деревянном помосте стояла плаха, рядом с ней располагалась большая корзина, к моему ужасу, заполненная отрубленными головами, а у противоположной ко входу стены лежало несколько обезглавленных тел. В довершение этой мрачной картины воздух в сарае был тяжелым, пропитанным запахом крови и человеческого страха.

– Ну, что тут у нас? Еще один знатный сеньор? – Откуда-то сзади, из-за спин стражников, раздался низкий голос и появилась высокая фигура с головой, укрытой черным островерхим колпаком с прорезями для глаз. Палач. – Пожалуйте-ка сюда, ваша милость!

Я изо всех сил рванулся влево, сбил с ног одного из стражников, схватился за древко его копья и дернул на себя. Но, даже оказавшись на полу, противник не собирался выпускать из рук оружие. Я сделал еще одну попытку, но только напрасно потерял время. Как знать, может, именно этих мгновений, потраченных на бесплодную борьбу, мне и не хватило для успешного рывка к выходу.

Толкнув копье от себя, я заставил начавшего было подниматься стражника вновь упасть и бросился к двери. Наставить на меня копье или алебарду никто не успел – уж слишком тут было тесно, но достаточным оказалось просто сгрудиться у выхода, чтобы остановить одного безоружного человека.

Я ударил ногой ближайшего ко мне тюремного стража в район колена, он вскрикнул от боли, но с места не сдвинулся. В этот же момент один из его товарищей попытался ударить меня кулаком, а другой, перехватив копье двумя руками, сделал шаг вперед, намереваясь оттолкнуть древком внутрь помещения. От кулака я увернулся, но избежать толчка не смог и отлетел к боковой стене. Упершись в нее спиной, я с яростным рыком снова ринулся в бой, но шансов не было. Теперь меня уже встретили все четверо порядком взбешенных неожиданным сопротивлением стражников, меня быстро отбросили обратно к стене, потом сбили с ног и принялись от души избивать всеми доступными способами.

– Надо было еще в камере его отделать, чтобы не дергался!