Сокровище, которое дремлет в тебе
Часть 12 из 13 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Отличные, – воодушевился Жереми. – Я занялся привлечением новых прихожан, и результаты весьма обнадеживают.
Епископ направился к массивному креслу, стоявшему в торце стола. В руке он держал какие-то документы, в которые то и дело заглядывал, слушая собеседника. Пастырский перстень[11] на безымянном пальце правой руки посверкивал аметистом в окружении бриллиантов.
– Я вызвал вас, – вдруг заговорил он, выделяя каждый слог, – потому что хочу составить себе ясное представление о том, что происходит в Клюни в последние месяцы.
В кабинете воцарилась тишина. Жереми не знал, что ответить.
Их своего массивного кресла епископ пристально, с подозрением его разглядывал, полуулыбка не могла скрыть суровости его взгляда. В рассеянном беловатом свете, проходящем сквозь облака, лицо казалось бледным.
– Вы ничего не хотите мне сказать, отец Жереми?
Застигнутый врасплох, Жереми пытался сохранять спокойствие.
– Я воплотил в жизнь некоторые идеи, ради того чтобы привлечь в церковь прихожан, и…
– Идеи? Какого рода идеи?
– Как бы это сказать… я постарался освежить некоторые из наших практик, чтобы меня услышало больше прихожан, монсеньор.
Епископ задумчиво покачал головой:
– А не зашли ли вы, случайно… слишком далеко?
Жереми посмотрел на него. Интересно, кто же ему докладывает, в чем именно его упрекают?
– Каждую минуту я повинуюсь голосу совести и точно следую духу Евангелия.
Епископ наклонился над бумагами, которые держал в руке.
– Духу Евангелия, – медленно повторил он. – Духу Евангелия… А почитаете ли вы дух Церкви, к которой принадлежите?
Он произнес эти слова намеренно безразличным тоном, потом взглянул Жереми прямо в глаза, явно желая уловить малейшую реакцию.
– Я надеюсь на это, монсеньор.
– Так вы надеетесь на это или вы в этом уверены?
Несколько мгновений Жереми медлил с ответом.
– Я со всей искренностью надеюсь на это.
Епископ поморщился, все так же пристально его разглядывая. Жереми чувствовал себя так, словно его раздели донага, посадили на скамью подсудимых и теперь прикидывают, как и за что осудить.
Наконец епископ тяжело вздохнул и, к большому облегчению Жереми, стал расспрашивать о повседневных делах прихода. Спустя десять минут он проводил гостя к выходу.
Огибая стол, Жереми быстро взглянул на листок бумаги, который епископ туда положил.
Это была маленькая афишка, напечатанная на бледно-лиловом фоне. Взгляд притягивал заголовок: «БЕСПЛАТНО!» – за ним шел короткий текст: Приглашаем всех, кто хочет обсудить личные проблемы в доверительной обстановке».
Жереми застыл на месте, увидев на афише адрес своей церкви. Когда же он прочел остальной текст, в нем взметнулись сразу и стыд, и гнев. Половину листа занимал рисунок, похоже сделанный черным фломастером и изображавший его исповедальню. А чуть ниже крупным гротескным шрифтом значилось:
Будка консультанта.
10
Целая куча мусора.
Огромная.
Прямо у подножия башни Монпарнас, у главного входа. Под горой черных пакетов лопаются мусорные мешки. В холле ужасающая вонь. Сотрудники пробираются в свои кабинеты, прикрывая нос и рот носовыми платками, тряпицами или просто ладонями. Забастовка мусорщиков длится всего пять дней, а ситуация уже невыносима. Объем мусора, который выбрасывают пять тысяч обитателей башни, поистине невероятен.
В нескольких метрах от мусорной кучи готовился к подъему мойщик окон. Этого высоченного сенегальца хорошо знали все обитатели башни. Он мог вторгаться в ваше пространство, когда вы меньше всего этого ждали: говорили по телефону, размышляли над бумагами, почесывая затылок, или блуждали по Интернету в рабочее время. Его физиономия неожиданно возникала за окном, заговорщицки подмигивала, либо расплывалась в широкой улыбке, а бывало, что он, выпучив глаза, корчил зверскую рожу, делая вид, что застал вас за чем-то непристойным.
Однажды вечером, когда мойщик вылезал из люльки, Алиса перекинулась с ним парой слов. Она спросила, почему у него всегда такое прекрасное настроение, хотя работа его не из легких.
– У вас все-таки неблагодарная работа, – уточнила она.
– Вовсе нет, – запротестовал он. – Благодаря мне люди лучше видят мир.
Значит, благодаря ему люди лучше видят мир… Алиса задумалась: а что она сама дает людям?
В это утро, стоя в груде мусорных мешков, сенегалец весело болтал с каким-то стариком. Алиса подошла к ним, дыша через легкий хлопчатый шарфик, которым замотала лицо.
– Похоже, все это безобразие вас очень веселит…
– Ха-ха! Месье мне только что сказал – с этим мусором квартал снова стал как раньше. Ой, не могу, со смеху помрешь! Шикарный квартал, выходит, получил название от мусорной свалки? Ха-ха-ха! Значит, хорошая была свалка!
– Неправда, – сказала Алиса. – Квартал назвали в честь горы Парнас, у древних греков она была священной.
– Совершенно верно, – заметил старик, и в глазах его загорелся лукавый огонек. – В семнадцатом веке студенты читали здесь стихи, забравшись на груду мусора и всяких обломков. Она была так велика, что походила на гору, и один студент-насмешник окрестил ее «горой Парнас», то есть Монпарнас. Название прижилось, дало имя кварталу, а потом и башне.
Тут у Алисы зазвонил мобильник.
– Да, Рашид.
– Привет. Ты где?
– У подножия мусорной кучи. А ты?
– А я на макушке, как всегда.
– Отлично.
– Ага. Ты сидишь?
– Знаешь, тут лучше не садиться.
– У меня потрясающая новость.
– Давай, я держусь за мусорный мешок.
– Катарский контракт подписан.
Алиса застыла с разинутым ртом, потом чуть ослабила свой шарфик. Сенегалец со стариком весело что-то обсуждали и смеялись. Сотрудники ускоряли шаг, зажав носы, чтобы скорее пройти мимо свалки. Весь этот маленький мирок вдруг показался ей очень привлекательным.
Катарский контракт.
Получилось!
Все получилось!
Прибавка к зарплате обеспечена… Путешествие всей семьей в Австралию… Может быть, продвижение по службе…
– Они поставили условие срочности, – сказал Рашид. – Ты готова собрать всех в десять на мозговой штурм?
– Конечно. Предупреди сотрудников отдела, я сейчас поднимусь.
Через час все собрались у директора департамента, исполнявшего обязанности руководителя проекта.
– Напомню нашу задачу, – начал он. – Нам надо восстановить позитивный образ Катара в глазах жителей основных европейских стран. Начнем с Франции. Какие будут идеи?
Алиса ринулась в бой. Если она надеется на продвижение, надо показать себя в выгодном свете.
– Пусть они выкупят фирму, которой грозит кризис, с упором на эмоциональную составляющую, например компанию по производству традиционных игрушек из департамента Юра, – она сейчас на грани банкротства.
Затем распространим материалы в СМИ, скажем дадим интервью на «RTL» с сотрудником предприятия, который поблагодарит наших клиентов за сохранение рабочего места. Поставьте себя на место любого человека: если катарцы спасут производителя игрушек вашего детства, вам потом будет сложно представить себе, что они финансируют террористов и головорезов, разве не так?
Директор и бровью не повел, но Алиса почувствовала, что одно очко в свою пользу она заработала. Затем посыпались новые идеи, и она старалась их время от времени переформулировать, умно дозируя каждую свою реплику и позиционируясь в качестве лидера, вроде бы ничего специально для этого не делая. Через полчаса катарцев уже вполне можно было считать святыми. Вдруг она увидела, как за окном завибрировал трос люльки сенегальца, и опять задалась прежним вопросом: а что она сама принесла в этот мир?
Алисе вспомнилось все то, о чем недавно говорил Жереми. У человека есть три измерения: внутреннее, горизонтальное и вертикальное. Внутренняя жизнь, самопознание – это понятно. Горизонтальное измерение – важность наших жизненных связей, человеческого братства. Но что он имел в виду под вертикальным? Это понятие казалось иррациональным и неясным.
Она еле сдержала смех, увидев, как снизу появилась рука сенегальца и стала как будто нащупывать точку опоры. Потом мойщик влез в окно, узнал среди собравшихся Алису и весело ей подмигнул. Он, по обыкновению, весь сиял. А ведь его зарплата вряд ли была больше прожиточного минимума.
Алиса тоже почувствовала себя счастливой, когда помогла Жереми без всякой выгоды. Не за почести, не за ответственный пост, просто так.
И это было странно и занятно.
Епископ направился к массивному креслу, стоявшему в торце стола. В руке он держал какие-то документы, в которые то и дело заглядывал, слушая собеседника. Пастырский перстень[11] на безымянном пальце правой руки посверкивал аметистом в окружении бриллиантов.
– Я вызвал вас, – вдруг заговорил он, выделяя каждый слог, – потому что хочу составить себе ясное представление о том, что происходит в Клюни в последние месяцы.
В кабинете воцарилась тишина. Жереми не знал, что ответить.
Их своего массивного кресла епископ пристально, с подозрением его разглядывал, полуулыбка не могла скрыть суровости его взгляда. В рассеянном беловатом свете, проходящем сквозь облака, лицо казалось бледным.
– Вы ничего не хотите мне сказать, отец Жереми?
Застигнутый врасплох, Жереми пытался сохранять спокойствие.
– Я воплотил в жизнь некоторые идеи, ради того чтобы привлечь в церковь прихожан, и…
– Идеи? Какого рода идеи?
– Как бы это сказать… я постарался освежить некоторые из наших практик, чтобы меня услышало больше прихожан, монсеньор.
Епископ задумчиво покачал головой:
– А не зашли ли вы, случайно… слишком далеко?
Жереми посмотрел на него. Интересно, кто же ему докладывает, в чем именно его упрекают?
– Каждую минуту я повинуюсь голосу совести и точно следую духу Евангелия.
Епископ наклонился над бумагами, которые держал в руке.
– Духу Евангелия, – медленно повторил он. – Духу Евангелия… А почитаете ли вы дух Церкви, к которой принадлежите?
Он произнес эти слова намеренно безразличным тоном, потом взглянул Жереми прямо в глаза, явно желая уловить малейшую реакцию.
– Я надеюсь на это, монсеньор.
– Так вы надеетесь на это или вы в этом уверены?
Несколько мгновений Жереми медлил с ответом.
– Я со всей искренностью надеюсь на это.
Епископ поморщился, все так же пристально его разглядывая. Жереми чувствовал себя так, словно его раздели донага, посадили на скамью подсудимых и теперь прикидывают, как и за что осудить.
Наконец епископ тяжело вздохнул и, к большому облегчению Жереми, стал расспрашивать о повседневных делах прихода. Спустя десять минут он проводил гостя к выходу.
Огибая стол, Жереми быстро взглянул на листок бумаги, который епископ туда положил.
Это была маленькая афишка, напечатанная на бледно-лиловом фоне. Взгляд притягивал заголовок: «БЕСПЛАТНО!» – за ним шел короткий текст: Приглашаем всех, кто хочет обсудить личные проблемы в доверительной обстановке».
Жереми застыл на месте, увидев на афише адрес своей церкви. Когда же он прочел остальной текст, в нем взметнулись сразу и стыд, и гнев. Половину листа занимал рисунок, похоже сделанный черным фломастером и изображавший его исповедальню. А чуть ниже крупным гротескным шрифтом значилось:
Будка консультанта.
10
Целая куча мусора.
Огромная.
Прямо у подножия башни Монпарнас, у главного входа. Под горой черных пакетов лопаются мусорные мешки. В холле ужасающая вонь. Сотрудники пробираются в свои кабинеты, прикрывая нос и рот носовыми платками, тряпицами или просто ладонями. Забастовка мусорщиков длится всего пять дней, а ситуация уже невыносима. Объем мусора, который выбрасывают пять тысяч обитателей башни, поистине невероятен.
В нескольких метрах от мусорной кучи готовился к подъему мойщик окон. Этого высоченного сенегальца хорошо знали все обитатели башни. Он мог вторгаться в ваше пространство, когда вы меньше всего этого ждали: говорили по телефону, размышляли над бумагами, почесывая затылок, или блуждали по Интернету в рабочее время. Его физиономия неожиданно возникала за окном, заговорщицки подмигивала, либо расплывалась в широкой улыбке, а бывало, что он, выпучив глаза, корчил зверскую рожу, делая вид, что застал вас за чем-то непристойным.
Однажды вечером, когда мойщик вылезал из люльки, Алиса перекинулась с ним парой слов. Она спросила, почему у него всегда такое прекрасное настроение, хотя работа его не из легких.
– У вас все-таки неблагодарная работа, – уточнила она.
– Вовсе нет, – запротестовал он. – Благодаря мне люди лучше видят мир.
Значит, благодаря ему люди лучше видят мир… Алиса задумалась: а что она сама дает людям?
В это утро, стоя в груде мусорных мешков, сенегалец весело болтал с каким-то стариком. Алиса подошла к ним, дыша через легкий хлопчатый шарфик, которым замотала лицо.
– Похоже, все это безобразие вас очень веселит…
– Ха-ха! Месье мне только что сказал – с этим мусором квартал снова стал как раньше. Ой, не могу, со смеху помрешь! Шикарный квартал, выходит, получил название от мусорной свалки? Ха-ха-ха! Значит, хорошая была свалка!
– Неправда, – сказала Алиса. – Квартал назвали в честь горы Парнас, у древних греков она была священной.
– Совершенно верно, – заметил старик, и в глазах его загорелся лукавый огонек. – В семнадцатом веке студенты читали здесь стихи, забравшись на груду мусора и всяких обломков. Она была так велика, что походила на гору, и один студент-насмешник окрестил ее «горой Парнас», то есть Монпарнас. Название прижилось, дало имя кварталу, а потом и башне.
Тут у Алисы зазвонил мобильник.
– Да, Рашид.
– Привет. Ты где?
– У подножия мусорной кучи. А ты?
– А я на макушке, как всегда.
– Отлично.
– Ага. Ты сидишь?
– Знаешь, тут лучше не садиться.
– У меня потрясающая новость.
– Давай, я держусь за мусорный мешок.
– Катарский контракт подписан.
Алиса застыла с разинутым ртом, потом чуть ослабила свой шарфик. Сенегалец со стариком весело что-то обсуждали и смеялись. Сотрудники ускоряли шаг, зажав носы, чтобы скорее пройти мимо свалки. Весь этот маленький мирок вдруг показался ей очень привлекательным.
Катарский контракт.
Получилось!
Все получилось!
Прибавка к зарплате обеспечена… Путешествие всей семьей в Австралию… Может быть, продвижение по службе…
– Они поставили условие срочности, – сказал Рашид. – Ты готова собрать всех в десять на мозговой штурм?
– Конечно. Предупреди сотрудников отдела, я сейчас поднимусь.
Через час все собрались у директора департамента, исполнявшего обязанности руководителя проекта.
– Напомню нашу задачу, – начал он. – Нам надо восстановить позитивный образ Катара в глазах жителей основных европейских стран. Начнем с Франции. Какие будут идеи?
Алиса ринулась в бой. Если она надеется на продвижение, надо показать себя в выгодном свете.
– Пусть они выкупят фирму, которой грозит кризис, с упором на эмоциональную составляющую, например компанию по производству традиционных игрушек из департамента Юра, – она сейчас на грани банкротства.
Затем распространим материалы в СМИ, скажем дадим интервью на «RTL» с сотрудником предприятия, который поблагодарит наших клиентов за сохранение рабочего места. Поставьте себя на место любого человека: если катарцы спасут производителя игрушек вашего детства, вам потом будет сложно представить себе, что они финансируют террористов и головорезов, разве не так?
Директор и бровью не повел, но Алиса почувствовала, что одно очко в свою пользу она заработала. Затем посыпались новые идеи, и она старалась их время от времени переформулировать, умно дозируя каждую свою реплику и позиционируясь в качестве лидера, вроде бы ничего специально для этого не делая. Через полчаса катарцев уже вполне можно было считать святыми. Вдруг она увидела, как за окном завибрировал трос люльки сенегальца, и опять задалась прежним вопросом: а что она сама принесла в этот мир?
Алисе вспомнилось все то, о чем недавно говорил Жереми. У человека есть три измерения: внутреннее, горизонтальное и вертикальное. Внутренняя жизнь, самопознание – это понятно. Горизонтальное измерение – важность наших жизненных связей, человеческого братства. Но что он имел в виду под вертикальным? Это понятие казалось иррациональным и неясным.
Она еле сдержала смех, увидев, как снизу появилась рука сенегальца и стала как будто нащупывать точку опоры. Потом мойщик влез в окно, узнал среди собравшихся Алису и весело ей подмигнул. Он, по обыкновению, весь сиял. А ведь его зарплата вряд ли была больше прожиточного минимума.
Алиса тоже почувствовала себя счастливой, когда помогла Жереми без всякой выгоды. Не за почести, не за ответственный пост, просто так.
И это было странно и занятно.