Сокровище, которое дремлет в тебе

Алиса уже захрустела тартинкой, как вдруг у нее зазвонил мобильник.

– Салют, Рашид!

– Знаешь хорошую утреннюю новость?

– Выкладывай.

– Мы получили список кандидатов для Катара. Осталось всего трое конкурентов. Я полагаю, дело запахло шампанским.

– Это было бы слишком здорово!

– Мне сказала Полина из информационного центра. Вызов отправили к ним по ошибке. А ты ее знаешь?

– Думаю, да.

– Обожаю эту девушку. Она такая умница. Просто блестящая.

Алиса отключила телефон в дурном настроении, несмотря на хорошую новость. А настроение испортилось из-за этой Полины, которую она видела всего раз в жизни. Почему, когда при ней кого-то хвалили, она чувствовала себя слабой и униженной? Такая похвала ее ранила, словно заодно обесценивалось ее собственное достоинство.

Она отпила глоток горячего кофе, и от сердца немного отлегло.

На ум пришли семинары Тоби, помогавшие чувствовать себя все лучше и лучше. После того занятия, на который Алиса привела Жереми, она вбила себе в голову, что станет руководителем отдела. Едва ее повысят в должности, как все начнут по-другому на нее смотреть. И станут больше уважать.

Алиса была рада, что ей удалось убедить Жереми и дальше посещать семинары. После того раза два месяца тому назад это оказалось нелегко. Поначалу Жереми явно колебался и уходил от ответа, потом Алиса увидела, что он задумался, а потом стал склоняться к тому, чтобы принять ее сторону. Решение далось Жереми нелегко, но он был человеком открытым, готовым выслушать чужую точку зрения и способным изменить свою, что в наши дни – качество весьма редкое…

Начав двигаться в этом направлении, он пошел семимильными шагами: побывал еще на четырех семинарах, проглотил множество книг, которые она приносила, и менялся буквально на глазах. Система поручительства, принятая на семинарах Тоби, оказалась для Алисы очень удобной. Оплатив для друга одно занятие и заручившись пятью рекомендациями, она смогла записать Жереми на тренинг, не потратив ни единого сантима.

Алиса дважды в месяц ездила в Клюни на выходные и с удовольствием тренировала Жереми. И если она ввязалась в эту авантюру по дружбе, а также из чувства долга, то теперь вошла во вкус. Это же было просто счастье! Она гордилась результатами: унылый фаталист Жереми становился энергичным и уверенным в себе. Ей еще не доводилось наблюдать такого прогресса: Жереми словно был создан для того, чтобы воспринимать, впитывать и применять психотерапию. Да, он настолько в этом преуспел, что вскоре, наверное, и сам смог бы помогать другим.

Теперь во время мессы он весь лучился. И слова о любви к Богу, соединяясь с новым обликом священника, лучше доходили до прихожан. Да и проповеди, произносимые с воодушевлением, говорили людям гораздо больше.

Жереми даже хватило мужества внести изменения в свою работу. Алиса за всем этим наблюдала, сидя на скамейке в последнем ряду. Она пробиралась туда незаметно, когда все уже рассядутся по скамьям, и постепенно осваивалась, все меньше ощущая неприязнь к этому помещению. Храм стал для нее почти что местом работы, только более ясным и безмятежным, чем все, где она раньше служила.

Кончилось тем, что она предложила Жереми заключить договор.

– Можешь мне кое-что пообещать? – спросила она однажды.

– Я тебя слушаю.

– Я готова помочь тебе наладить дела в церкви и привлечь людей. Но ты должен дать мне слово.

– Какое?

– Никогда не говорить со мной о боге.

Он согласно кивнул, покорно и немного печально улыбнувшись.

Алиса принялась наблюдать за маленьким мирком прихожан. Ее очень забавляла их непоследовательность, но в конце концов именно эта черта начала привлекать. Ну как, к примеру, не улыбнуться, увидев, как все шествуют к мессе, разодетые в пух и прах, чтобы молиться Иисусу… который, между прочим, ходил босиком и призывал богатых избавиться от роскошных одежд? Как не смеяться, услышав, как они злословят о соседях, когда сами только что благочестиво выслушали проповедь о любви и прощении?

Алисе был симпатичен Виктор, полуглухой винодел на пенсии, и его приятель, заика Этьен, с которым они составляли весьма занятную парочку.

Некоторым прихожанам новшества не нравились, все разговоры на паперти вертелись вокруг этого спорного вопроса. Жермена и Корнелия, сплетницы со змеиными жалами вместо языков, выражали несогласие короткими, на первый взгляд вполне невинными замечаниями.

Жермена, с крашенными в цвет воронова крыла волосами, появлялась перед вами и, чтобы привлечь внимание, заглядывала в глаза, буквально буравя острым взглядом.

– Бах не так уж груб, – говорила она, – но мне больше нравились коротенькие мотивчики, которые потом можно мурлыкать про себя. Вам, наверное, тоже?

Ее ястребиный глаз не оставлял вас в покое, и вы волей-неволей ощущали себя просто обязанным согласиться. А Корнелия, с желтоватыми волосами, навеки застывшими под толстым слоем лака, с вдохновенным видом кивала головой, поддерживая сообщницу.

– Вы не находите, что в последнее время нам чего-то недостает? Уж не оказались ли мы на грани потери традиций?

Обе сеяли вокруг себя семена сомнения, Алиса видела, что в некоторых головах они дают ростки.

Она застала дам, когда те жаловались мадам де Сирдего, баронессе, чье место в первом ряду возле прохода было закреплено за ней пожизненно, его никто никогда не занимал. Баронесса выслушала аргументы сплетниц и пообещала замолвить за них словечко епископу, который восхищался ими в столь же высокой степени, в какой мог не доверять Алисе.

Мадам де Сирдего в Клюни все знали и в лицо, и понаслышке. Эта шестидесятилетняя дама держалась надменно, одевалась изысканно и всегда выставляла напоказ золотой кулон в виде креста с крупным рубином в центре. Несколько лет назад от нее ушел муж, и все знали, что в ходе развода она боролась за сохранение всех привилегий высокого статуса: за собственный особняк, старый «ягуар» под конец жизни, а прежде всего за фамилию мужа и баронский титул. Титул был особым шиком, ибо в замужестве она предусмотрительно уничтожила все документы и даже саму память о своем девичьем имени Жозетта Гроссард. После развода она жила одна в просторном особняке. На его содержание денег не было, но она сочла за благо с достоинством отстоять ту позицию, которую хотела сохранить в глазах общества.

Каждый раз, когда Алиса появлялась в церкви, одна из монашек совала ей в руку сложенную ввосьмеро бумажку, на которой были нацарапаны несколько слов. В первый раз она удивилась и терпеливо развернула бумажку под улыбающимся взглядом сестры.



Блаженны бедные,




Ибо ваше – Царствие Небесное.





– Зачем вы мне это даете? – спросила Алиса.

Та только улыбнулась в ответ. Но Алиса не отставала, пока одна из прихожанок не взяла ее за руку:

– Бесполезно ее спрашивать, она глухонемая.

Тогда Алиса жестом поблагодарила монашку, даже не пытаясь вникнуть, зачем та переписала слова из Евангелия.

В следующий раз монахиня снова сунула ей листок, который она приняла уже с благодарностью.



Блаженны вы, когда вас ненавидят



и вас преследуют.



И не найдут места там,



где вас преследовали.





Алиса заставила себя улыбнуться. Уж не решила ли сестра преподнести ей Евангелие по частям?

Записки посыпались одна за другой в каждое посещение храма, и Алиса про себя уже прозвала монашку «сестра ИКЕА». Наверное, бедняжка была наивной простушкой.

Пока что большим разочарованием для Алисы стал слабый прирост числа прихожан. Раньше их было двенадцать, а теперь всего двадцать один. Если бы ей надо было отстаивать столь скромный результат перед советом директоров, она бы гордилась мощным приростом участников в семьдесят пять процентов. Но здесь Алиса действовала в одиночку, и возникало чувство, что тратит энергию она попусту. Новые прихожане на самом деле были старые, которые потеряли связь с церковью, а теперь вернулись благодаря позитивной информации. Это убедило Алису, что тактика выбрана правильно, и укрепило доверие Жереми. Но триста семьдесят девять мест в церкви так и оставались пустыми.

Это выбило бы из колеи самого самонадеянного маркетолога, но Алиса помнила прекрасный анекдот про фирму «Nike». Та, еще в прошлом веке, поручила двум своим практикантам изъездить Африку вдоль и поперек и оценить возможности рынка обуви. Первый представил очень краткий отчет: «Они тут все ходят босиком. Оставьте эту затею: никакого рынка обуви нет». А заключение второго было еще короче: «Они тут все ходят босиком. Рынок обуви просто гигантский!»

Алиса своего последнего слова пока не сказала. У нее на руках была еще одна карта, и она пустила ее в дело через две недели общения с Жереми. Эта козырная карта имела кроткое имя: ИСПОВЕДЬ.

Сегодня этот религиозный акт, в ходе которого кающийся грешник приходит, чтобы признать свои грехи и получить отпущение, кажется полным анахронизмом. Им, похоже, пользуются только немногие суеверные, у которых есть потребность обнулить счетчик, перед тем как сесть в самолет или отдать богу душу. Но у Алисы был на это совсем другой взгляд. Хотя у нее самой вызывал аллергию один вид деревянной исповедальни в соборе Нотр-Дам, этой мрачной, наводящей тоску кабины, она предчувствовала, что именно исповедь могла бы помочь вернуть в храм многих верующих.

Но вот уже с начала века реалити-шоу взяли на вооружение жанр исповеди, люди вошли во вкус, разливаясь на все голоса во всевозможных признаниях и интимных откровениях. Теперь можно увидеть и звезд, и политиков, бесстыдно признающихся с телеэкрана в собственных слабостях. Они исповедуются в супружеских изменах, в пристрастии к алкоголю или склонности к сексуальным извращениям. Под любым предлогом они готовы выставить на всеобщее обозрение свои причуды. Люди просто обожают исповеди, и Алиса отчетливо увидела в этом хороший маркетинговый рычаг. Конечно, надо было перенести действо в церковь, чтобы сделать его привлекательным. Но вот тут пока не удалось найти чудодейственного средства.

Она ясно чувствовала, что нужно смягчить процедуру, чтобы верующий мог получить совет и настоящую поддержку. Короче, надо избавиться от жесткого протокола исповеди, заменить раскаяние и отпущение грехов на что-то вроде сеанса персональной терапии.

– Это немыслимо, – возразил Жереми. – Процедура строго кодифицирована с шестнадцатого века.

– Ну, знаешь, если вам удавалось обходиться без исповеди шестнадцать веков подряд, то не будет большой потерей, если ее упразднить.

Он покачал головой:

– Акт раскаяния, когда исповедуемый просит его простить, – это самое главное.

– Пф!.. Самобичевание – пустое занятие. А вот доискаться, какие жизненные трудности заставили нас согрешить и повести себя неправильно, – занятие очень даже плодотворное. Понять свои ошибки – это огромный шанс разобраться в себе, чтобы развиваться дальше. А если мне достаточно признать вину, а тебе – отпустить мне грехи, то чему это меня научит?

Наконец Алисе удалось убедить Жереми. Теперь надо было найти способ убедить прихожан прийти к исповеди. И не только прихожан, а и остальных жителей города.





– Мама, тебе положить еще кленового сиропа?

Алиса пристально смотрела на консервную банку.