Сокол и Ворон

– Я здесь, дедушка, – ласково прошептала она, поцеловала старика в лоб и щёки, прижалась к его горячей коже. – Я вернулась.

Барсук заплакал, и Дара тоже.

– Что с тобой сделали? Что случилось?

– Меня ж даже не мечом, Дарочка. Я слишком стар, чтоб они на меня силу тратили. Нет, это всё огонь, будь он неладен. Я, старый дурак, полез в хлев к Жито, хотел корову вывести. Да вот…

Дара обернулась к Ждане.

– Посвети, – велела она мачехе.

Женщина поднесла лучину, и тогда Дара смогла разглядеть обожжённые руки Барсука.

– А отец?

Барсук хотел ответить, но не нашёл в себе сил. Он устало закрыл глаза, тяжело дыша.

– Его конь затоптал, – сказала Ждана. – Но это к лучшему… всё ж не в рабстве.

– Мужиков всех, кого поймали, угнали, – пожаловалась плаксивым голосом бабка Малуша.

– И батю тоже, – добавила дочка старосты.

В избе поднялся плач, запричитали на разные голоса, а Дара, злясь всё больше, посмотрела на изувеченные руки Барсука. Она подняла грязную, всю в багровых разводах простыню, и с ужасом увидела, что не только руки, но живот и ноги старика оказались изуродованы огнём.

Не выдержала, прикрыла простынёй обожжённое тело и вдруг заметила, как зашевелились губы Барсука. Сквозь гвалт, поднявшийся в избе, невозможно было расслышать ни слова, и Дара нагнулась ниже.

– Как же ребёнку без матери… один как же я…

– Он бредит, – произнесла Ждана. – Весь день так бормотал, – она положила руку на лоб Барсука. – У него жар.

Мачеха сняла тряпицу со лба Барсука, намочила и положила обратно.

Дара облизнула губы, стало солоно во рту.

Дед затрясся от холода, лёжа на тёплой печи, и Ждана поспешила накрыть его своей шубой.

В доме стоял невыносимый шум, и каждый, причитая, делился своим горем, и для всех оно было общее, кроме Дары.

– Замолчите! – яростно рявкнула она. – Разгалделись, сороки. От вашего воя никакого проку.

Вмиг замолкли все вокруг и со страхом и осуждением уставились на Дару. Ждана тоже молчала, присев обратно за стол.

– Мне нужно, чтобы все вышли. Я… я могу вылечить деда, – сверкая тёмными глазами, Дара оглядела всех в комнате. – Переночуйте сегодня в бане.

– Так там гороху негде упасть, – возразили из темноты.

– Я не пойду туда, пока там Тавруй, – пропищала дочка старосты.

Дара не желала их слушать.

– Идите, я сказала. Мне нужна тишина, да и вообще, нечего вам смотреть, как колдует лесная ведьма.

Гробовая тишина повисла в избе, но её нарушил звук скрипучих шагов в сенях. Дверь приоткрылась, и вошла сухонькая, склонившаяся к земле старушка, укутанная в шерстяной платок.

– Тавруй сказал, чтобы к нему пришла Дарина, – произнесла она, смотря себе под ноги. – Я ему говорила, что нет никакой Дарины, да только он и слушать не желал…

Колдун мог помочь.

– Я здесь, – так громко, что все остальные вздрогнули, отозвалась Дара. – Я схожу к нему. Но потом, – она перевела взгляд на остальных. – Все пойдут в баню или хоть в хлев, мне всё равно. Но чтобы здесь никого не осталось.

Ей всё ещё слышалось невнятное бормотание деда, когда она выходила из дома.



Тавруй лежал на лавке в мыльне. Никто не желал оставаться с ним рядом, и потому остальные ютились в холодном предбаннике. Старуха дала огарок свечи Даре, и она зажгла его, просто коснувшись пальцем, отчего все в бане ахнули. Дара и сама удивилась, как легко у неё вышло сотворить заклятие.

Отстранённо она отметила, что люди смотрели на неё с опаской и расступались. Даже Тавруя боялись меньше.

Дара недолго постояла на пороге, разглядывая лица людей, надеясь найти тех, за кого переживала. Она знала всех, кто прятался в бане, но ни с кем не была близка. Молча она открыла дверь в мыльню.

Воздух дохнул на неё поздней осенью и опавшей листвой.

Тавруй умирал. Не было у него тех же увечий, что у Барсука, тело не тронул ни меч, ни стрела, ни огонь, но жизнь всё равно покидала колдуна.


Было темно, Дара едва смогла различить его лицо, но увидела, как сверкнули белки глаз.

– Я предвидел, что тебе выпадет возможность спасти меня, но не знал, когда это случится.

Дара осталась у самого входа, не желая приближаться к Таврую.

– Что с тобой случилось?

– Среди них был халтэурх, колдун и раб, каким когда-то был я. Он заметил меня и напал. Я пытался защититься…

Тавруй громко и тяжело дышал, собираясь с силами, чтобы закончить свой рассказ.

– Но его ещё не иссушили, а я… я отдал последние капли своего дара и теперь расплачиваюсь за это.

– Что случилось с тем рабом? – зачем-то спросила Дара.

– Я подарил ему свободу.

– Он здесь?!

– Он мёртв.

– Какая же это свобода?

– Свобода от рабства.

Дарина вытянула руку со свечой, пытаясь разглядеть смуглое, казавшееся теперь совсем жёлтым лицо Тавруя.

– Я всё же не понимаю, отчего ты умираешь.

– Потому что я пуст. Неужели ты ничему не научилась в лесу? Творя чары, ты забираешь жизнь. Из света, из огня, из других людей и зверей или даже самого себя. Каждое заклятие – это чьё-то увядание. Так умерла ваша Злата. Она отдала свою жизнь, чтобы обрушить огонь на рдзенский город.

– Тогда почему ты не умер сразу? – спросила Дара нетерпеливо. Её тянуло обратно к печи, где лежал Барсук, чтобы сплести его нить, укрепить его жизнь. Она не желала тратить время на пустые разговоры.

– Не знаю. Быть может, моих сил недостаточно даже на то, чтобы умереть быстрее. Так один яд отравляет кровь медленнее, чем другой. Злата была как ты, дитя поющей богини. Да, я вижу сияние, которое исходит от тебя. Прежде оно было что огонь в печи, теперь словно пожар в сухих степях. Вот увидишь, однажды твоя сила погубит тебя, как погубила Злату.

Дара хмуро выслушала его, ей не терпелось уйти.

– Зачем ты позвал меня?

Она предчувствовала, каков будет ответ.

– Пришло время исполнить клятву. Спаси мою жизнь.

– Нет, – тут же ответила Дара. – Не сейчас. Сначала я помогу деду.

– Ты не выдержишь, – просипел Тавруй, речь давалась ему всё тяжелее.

– Попробую. Я вернусь к тебе, когда вылечу деда.

– Ты поклялась, Дара, – злой голос Тавруя сорвался на хрип. – Поклялась выбрать мою жизнь вместо любой другой, ты должна спасти меня.

– Потом.

Если колдун прав и у неё хватит сил только на одного, то ни в коем случае она не предпочтёт своего деда Таврую.

– Если нарушишь клятву, то умрёшь. Барсук старик, ему всё равно недолго осталось.

– Ты тоже не молод, – прошипела Дара. – Но дед – моя родная кровь, и я сделаю всё, чтобы его спасти. И тебя тоже, если получится. Так что жди и не смей мне угрожать.

– Угрожать? Глупая девчонка. Мы связаны заклятием. Мне и угрожать тебе не нужно, ты умрёшь, если нарушишь своё слово.

– Я не нарушаю его. Я исполню обещание, когда буду готова.

– Стой! – Его лицо перекосилось от ярости. Жёлтое, как у мертвеца.

Дара отвернулась.

– Стой или ты умрёшь! Ты поклялась. Поклялась мне!

Она открыла дверь, не слушая больше злых слов колдуна. Огонёк свечи дрогнул от дуновения ветерка. Из мыльни раздался крик. Дара выбежала прочь из бани, ей казалось, что проклятия Тавруя настигнут её и отпечатаются как клеймо на коже.

Когда Дара вернулась в избу, там уже не было никого, кроме Барсука и Жданы. Девушка подошла к деду, тот по-прежнему бредил, и кожа его была горячей, словно раскалённая печь.