Сокол и Ворон
Часть 4 из 123 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Увидимся, Горяй. Спасибо тебе.
Чародей его уже не слушал. Он присел на корточки и коснулся пальцами земли, замер, прислушался, точно следы на дороге о чём-то ему шептали.
Вячко и Стрела повели коней за поводья дальше по лагерю.
– Если пойдут слухи о чародеях под стенами Златоборска, Орден потребует пропустить Охотников в Ратиславию, – рассудил княжич. – Им нельзя здесь оставаться. Эй, добрый человек, – он остановил первого, кто им повстречался. – Кто ваша телепта?
Старейшина табора нашлась на ступенях своей кибитки посреди лагеря. Она сидела, раскуривая трубку, и, кажется, единственная во всём лагере оставалась спокойна, только чёрные глаза её горели словно два уголька. Враждебно и мрачно она оглядела Вячко с головы до ног.
– Ты кто такой?
– Вячеслав, сын Великого князя Мстислава. А ты?
– Люди кличут меня старой Годявир, – ответила телепта. – Я думала, княжьи сыновья богаче одеваются, – хмыкнула она. – Что тебе нужно, княжий сын?
– Мне нужен мир. Ты знаешь законы этой земли, – он говорил спокойно и устало, почти не задетый неприкрытой враждебностью. – В Ратиславии запрещено чародейство.
– Раз запрещено, то почему твой князь держит при себе чародея? Я увидела в нём силу.
Вячко вздохнул, собираясь с мыслями. От запаха гари и человеческих стонов разболелась голова.
– Ты знаешь, как всё непросто на этом свете, Годявир. Если мы не прогоним вас за колдовство, то скоро сюда придут Охотники, и тогда ты и твои люди будете гореть в своих кибитках заживо. Ни ты, ни я этого не желаем.
Годявир молчала, посасывая трубку. Медленно она вдохнула и выпустила изо рта вонючий дым.
– Мы не можем уйти сейчас. Мой табор всегда приходит к Златоборску незадолго до ночи Купалы и уходит перед первыми осенинами к Приморску.
– Тогда уходи к Приморску сейчас, – пожал плечами Вячко.
– Сейчас никому туда нельзя, я видела в рисунке крови на воде знаки, – Годявир потрясла трубкой. – Тревожные знаки. Нельзя на восток, нельзя на юг. Никому нельзя.
– Там Охотники тебя не найдут.
– Что мне до Охотников? – хмыкнула Годявир, её седые волосы растрепались, на тёмном лице стало ещё больше морщин, когда она нахмурилась.
Вячко посмотрел на неё с недовольством и некоторым любопытством, но промолчал, только покачал головой.
– Куда хочешь, лишь бы подальше от столицы, – предупредил он.
Кажется, телепта сама уже поняла, что бесполезно было упрямиться и спорить с княжичем.
– Сколько дней ты нам дашь? – спросила она.
– Три, думаю, хватит.
Вячко уже собрался сесть на коня, но задержался.
– Скажи, кто устроил пожар ночью? Один из ваших?
– Если бы из наших, так я бы лично выдрала ему сердце, – Годявир плюнула со злостью. – Рдзенец. Танцевал с нашими девушками, пил наше пиво и вино, пел наши песни, а ночью прокрался, как мышь в амбар, и обокрал нас.
– Что он украл?
– Кое-что ценное, – неохотно ответила Годявир. – Но не для тебя, ты не фарадал.
Больше телепта не хотела ничего говорить, и Вячко решил, что узнал достаточно. Они со Стрелой сели на коней.
Дорога вела вверх от посада к городу. Кони пронеслись, как на крыльях, ветер ударил в лицо всадникам, растрепал кудри княжича. Столица уже пробуждалась, и люди наводняли улицы. Молодая лоточница заметила всадников.
– Эй, красавцы, купите хлеб! Горячий хлеб!
Они не остановились, и голос её утонул в щебете городских торговцев.
– Горячий хлеб!
– Кожаные поршни за три медяка! За три медяка кожаные поршни!
– Мазь от вшей! Мазь от вшей!
Кони несли их мимо чужих дворов и площадей до самого княжеского двора. Навстречу выбежали конюх с холопами.
После шумных улиц двор показался разительно тихим. Тянуло хлебом и жареным мясом из кухонной избы. Пел петух на заднем дворе, да мальчишки-холопы негромко переговаривались между собой.
Вячко спешился, обтёр пыльное лицо ладонью и вдруг улыбнулся, заметив движение в приоткрытом окне. Неосознанно он поправил рубаху и пояс, взмахнул головой, откидывая рыжие пряди со лба. Девушка в окне уже скрылась.
– Вячеслав, наконец-то! – воскликнул с крыльца Горыня.
Княжич приветственно махнул воеводе рукой и отдал поводья коня подбежавшему мальчишке-конюху. Тот не совладал с любопытством и спросил:
– Что, разбойников ловили?
– Ловили, – устало произнёс Вячко.
Юркий Стрела тут же оказался рядом и добавил:
– Ловить-то ловили, да тати пошли что тараканы.
– Рыжие? – Мальчишка склонил голову набок, видимо, припомнив историю о рыжем одноглазом разбойнике, что жил на вершине древнего дуба и метко плевался желудями прямо в темечко проезжавшим всадникам, отчего те падали замертво на землю. И у каждого разбойник вырывал левый глаз, пытаясь найти замену своему.
– Да нет, не рыжие, – хохотнул Стрела. – Убегают быстро словно тараканы. Только нас завидят и все в разные стороны, поди лови.
Вячко покачал головой:
– Да ты, смотрю, совсем не устал. Может, обратно в дозор?
Дружинник поморщился:
– Княжич, не щадишь совсем. С меня три пота сошло от усердия, после такого седмицу лежмя лежать буду.
– Ну-ну, вечером увидимся тогда.
– Вячеслав! – нетерпеливо прикрикнули с крыльца.
– Эк разбушевался, – хмыкнул Вячко. – Давай, малец, пойду. Хочешь истории послушать, так расспроси Стрелу. Он всегда горазд языком потрепать.
Горыня дожидался на крыльце. Несмотря на то что несколько седмиц он не видел племянника, радостным воевода не выглядел.
– Не докричишься тебя. Оглох? – ворчливо спросил он.
Вячко хотел ответить в шутку, укорить дядьку за холодное приветствие, но вдруг подумал, что только серьёзное дело могло сделать его столь мрачным с раннего утра.
– Что стряслось?
– Князь ждёт. Я уже хотел послать за тобой, – он всё же обнял Вячеслава, и тот вновь почувствовал себя малым ребёнком в огромных медвежьих объятиях своего дядьки. Горыня был выше и сильнее любого в дружине. Не зря говорили, что род он вёл от славного богатыря Яромира, который поборол крылатого змея, разорвав его пасть голыми руками.
В сенях было темно, слуги ещё не успели распахнуть ставни, и вдруг свет мелькнул вдалеке. Вячко пригляделся. Добрава открыла окно на другом конце длинных сеней. Солнце вырвало из сумрака её глаза, улыбку, заиграло в камнях на височных кольцах. Девушка показалась ненастоящей, словно сотканной из звёздной пыли. Княжич застыл, заглядевшись на неё.
– Пошли, – поторопил сердито Горыня, схватил Вячко за предплечье и потянул наверх по лестнице.
Они поднялись на самый верх в терем. Стены там были украшены искусной резьбой и пахло сладко деревом и смолой. В тепле, укрывшись от ветра и утренней прохлады, Вячко снова почувствовал усталость. Он зевнул широко, прикрывая рот. Дядька бросил на него мрачный взгляд.
– Ты завязывай с этой девкой, – проговорил он.
Вячеслав остановился.
– Не говори о ней так.
– Я бы говорил иначе, да тебе пора уже позабыть про молодецкие шалости. Умер посадник в Новисаде, Великий князь может отправить тебя на его место. А если прогневаешь его, тебе останется какой-нибудь Лисецк.
– И что с того?
– Жена тебе нужна хорошая, боярского роду. Если повезёт, то посватаешься к дочке ярла Ульрика.
Вячко нахмурился:
– Я сам незнатного роду, отец может разрешить мне…
– Ты княжич, – оборвал его Горыня. – А княжичи не женятся на дворовых девках. В полюбовницы берут, но не в жёны.
– Она вольная. А в услужении ходит, потому что я попросил Мирославу её взять, чтобы училась всякому…
Что бы он ни сказал, дядька бы его не услышал. Это был старый спор, и они повторяли слова, сказанные уже не раз.
– Безродная девка тебе не ровня.
– Отец же признал меня законным сыном…
Горыня оглянулся на гридней у двери в княжеские палаты.
Чародей его уже не слушал. Он присел на корточки и коснулся пальцами земли, замер, прислушался, точно следы на дороге о чём-то ему шептали.
Вячко и Стрела повели коней за поводья дальше по лагерю.
– Если пойдут слухи о чародеях под стенами Златоборска, Орден потребует пропустить Охотников в Ратиславию, – рассудил княжич. – Им нельзя здесь оставаться. Эй, добрый человек, – он остановил первого, кто им повстречался. – Кто ваша телепта?
Старейшина табора нашлась на ступенях своей кибитки посреди лагеря. Она сидела, раскуривая трубку, и, кажется, единственная во всём лагере оставалась спокойна, только чёрные глаза её горели словно два уголька. Враждебно и мрачно она оглядела Вячко с головы до ног.
– Ты кто такой?
– Вячеслав, сын Великого князя Мстислава. А ты?
– Люди кличут меня старой Годявир, – ответила телепта. – Я думала, княжьи сыновья богаче одеваются, – хмыкнула она. – Что тебе нужно, княжий сын?
– Мне нужен мир. Ты знаешь законы этой земли, – он говорил спокойно и устало, почти не задетый неприкрытой враждебностью. – В Ратиславии запрещено чародейство.
– Раз запрещено, то почему твой князь держит при себе чародея? Я увидела в нём силу.
Вячко вздохнул, собираясь с мыслями. От запаха гари и человеческих стонов разболелась голова.
– Ты знаешь, как всё непросто на этом свете, Годявир. Если мы не прогоним вас за колдовство, то скоро сюда придут Охотники, и тогда ты и твои люди будете гореть в своих кибитках заживо. Ни ты, ни я этого не желаем.
Годявир молчала, посасывая трубку. Медленно она вдохнула и выпустила изо рта вонючий дым.
– Мы не можем уйти сейчас. Мой табор всегда приходит к Златоборску незадолго до ночи Купалы и уходит перед первыми осенинами к Приморску.
– Тогда уходи к Приморску сейчас, – пожал плечами Вячко.
– Сейчас никому туда нельзя, я видела в рисунке крови на воде знаки, – Годявир потрясла трубкой. – Тревожные знаки. Нельзя на восток, нельзя на юг. Никому нельзя.
– Там Охотники тебя не найдут.
– Что мне до Охотников? – хмыкнула Годявир, её седые волосы растрепались, на тёмном лице стало ещё больше морщин, когда она нахмурилась.
Вячко посмотрел на неё с недовольством и некоторым любопытством, но промолчал, только покачал головой.
– Куда хочешь, лишь бы подальше от столицы, – предупредил он.
Кажется, телепта сама уже поняла, что бесполезно было упрямиться и спорить с княжичем.
– Сколько дней ты нам дашь? – спросила она.
– Три, думаю, хватит.
Вячко уже собрался сесть на коня, но задержался.
– Скажи, кто устроил пожар ночью? Один из ваших?
– Если бы из наших, так я бы лично выдрала ему сердце, – Годявир плюнула со злостью. – Рдзенец. Танцевал с нашими девушками, пил наше пиво и вино, пел наши песни, а ночью прокрался, как мышь в амбар, и обокрал нас.
– Что он украл?
– Кое-что ценное, – неохотно ответила Годявир. – Но не для тебя, ты не фарадал.
Больше телепта не хотела ничего говорить, и Вячко решил, что узнал достаточно. Они со Стрелой сели на коней.
Дорога вела вверх от посада к городу. Кони пронеслись, как на крыльях, ветер ударил в лицо всадникам, растрепал кудри княжича. Столица уже пробуждалась, и люди наводняли улицы. Молодая лоточница заметила всадников.
– Эй, красавцы, купите хлеб! Горячий хлеб!
Они не остановились, и голос её утонул в щебете городских торговцев.
– Горячий хлеб!
– Кожаные поршни за три медяка! За три медяка кожаные поршни!
– Мазь от вшей! Мазь от вшей!
Кони несли их мимо чужих дворов и площадей до самого княжеского двора. Навстречу выбежали конюх с холопами.
После шумных улиц двор показался разительно тихим. Тянуло хлебом и жареным мясом из кухонной избы. Пел петух на заднем дворе, да мальчишки-холопы негромко переговаривались между собой.
Вячко спешился, обтёр пыльное лицо ладонью и вдруг улыбнулся, заметив движение в приоткрытом окне. Неосознанно он поправил рубаху и пояс, взмахнул головой, откидывая рыжие пряди со лба. Девушка в окне уже скрылась.
– Вячеслав, наконец-то! – воскликнул с крыльца Горыня.
Княжич приветственно махнул воеводе рукой и отдал поводья коня подбежавшему мальчишке-конюху. Тот не совладал с любопытством и спросил:
– Что, разбойников ловили?
– Ловили, – устало произнёс Вячко.
Юркий Стрела тут же оказался рядом и добавил:
– Ловить-то ловили, да тати пошли что тараканы.
– Рыжие? – Мальчишка склонил голову набок, видимо, припомнив историю о рыжем одноглазом разбойнике, что жил на вершине древнего дуба и метко плевался желудями прямо в темечко проезжавшим всадникам, отчего те падали замертво на землю. И у каждого разбойник вырывал левый глаз, пытаясь найти замену своему.
– Да нет, не рыжие, – хохотнул Стрела. – Убегают быстро словно тараканы. Только нас завидят и все в разные стороны, поди лови.
Вячко покачал головой:
– Да ты, смотрю, совсем не устал. Может, обратно в дозор?
Дружинник поморщился:
– Княжич, не щадишь совсем. С меня три пота сошло от усердия, после такого седмицу лежмя лежать буду.
– Ну-ну, вечером увидимся тогда.
– Вячеслав! – нетерпеливо прикрикнули с крыльца.
– Эк разбушевался, – хмыкнул Вячко. – Давай, малец, пойду. Хочешь истории послушать, так расспроси Стрелу. Он всегда горазд языком потрепать.
Горыня дожидался на крыльце. Несмотря на то что несколько седмиц он не видел племянника, радостным воевода не выглядел.
– Не докричишься тебя. Оглох? – ворчливо спросил он.
Вячко хотел ответить в шутку, укорить дядьку за холодное приветствие, но вдруг подумал, что только серьёзное дело могло сделать его столь мрачным с раннего утра.
– Что стряслось?
– Князь ждёт. Я уже хотел послать за тобой, – он всё же обнял Вячеслава, и тот вновь почувствовал себя малым ребёнком в огромных медвежьих объятиях своего дядьки. Горыня был выше и сильнее любого в дружине. Не зря говорили, что род он вёл от славного богатыря Яромира, который поборол крылатого змея, разорвав его пасть голыми руками.
В сенях было темно, слуги ещё не успели распахнуть ставни, и вдруг свет мелькнул вдалеке. Вячко пригляделся. Добрава открыла окно на другом конце длинных сеней. Солнце вырвало из сумрака её глаза, улыбку, заиграло в камнях на височных кольцах. Девушка показалась ненастоящей, словно сотканной из звёздной пыли. Княжич застыл, заглядевшись на неё.
– Пошли, – поторопил сердито Горыня, схватил Вячко за предплечье и потянул наверх по лестнице.
Они поднялись на самый верх в терем. Стены там были украшены искусной резьбой и пахло сладко деревом и смолой. В тепле, укрывшись от ветра и утренней прохлады, Вячко снова почувствовал усталость. Он зевнул широко, прикрывая рот. Дядька бросил на него мрачный взгляд.
– Ты завязывай с этой девкой, – проговорил он.
Вячеслав остановился.
– Не говори о ней так.
– Я бы говорил иначе, да тебе пора уже позабыть про молодецкие шалости. Умер посадник в Новисаде, Великий князь может отправить тебя на его место. А если прогневаешь его, тебе останется какой-нибудь Лисецк.
– И что с того?
– Жена тебе нужна хорошая, боярского роду. Если повезёт, то посватаешься к дочке ярла Ульрика.
Вячко нахмурился:
– Я сам незнатного роду, отец может разрешить мне…
– Ты княжич, – оборвал его Горыня. – А княжичи не женятся на дворовых девках. В полюбовницы берут, но не в жёны.
– Она вольная. А в услужении ходит, потому что я попросил Мирославу её взять, чтобы училась всякому…
Что бы он ни сказал, дядька бы его не услышал. Это был старый спор, и они повторяли слова, сказанные уже не раз.
– Безродная девка тебе не ровня.
– Отец же признал меня законным сыном…
Горыня оглянулся на гридней у двери в княжеские палаты.