Сокол и Ворон

– Мне стоит попросить Стжежимира взять тебя в ученики. Тебе не хватает мастерства. То, что ты творила сегодня в Гняздеце, – это было впечатляюще. Не очень изящно, даже грубо, но впечатляюще.

Было слишком поздно, чтобы скрыть от внимательного взгляда Милоша её покрасневшие щёки. Создатель! Она вела себя глупее Веси.

Но Милош неожиданно улыбнулся, морща вздёрнутый нос.

– Мы с тобой так разговариваем, будто и не пытались убить друг друга, правда? – он озвучил её собственные мысли.

– Я не пыталась тебя убить, – пусть даже в какой-то миг Дара страстно желала это сделать.

– Да, всего лишь прокляла таким изощрённым способом, что я сам чуть себе кишки не выклевал.

Они оба застыли, прожигая друг друга глазами.

Пальцы Дары пробила дрожь. Огонь и холод просились наружу.

«Пусти! Пусти, дай повеселиться! Скрути ему шею! Пронзи сердце!»

Она стиснула руку в кулак, сдерживая ярость. Сердито сжала губы, резко отвернулась к стене, подобрала под себя ноги и улеглась на жёстком полу.

Медленно безумие покидало её. Даре стало страшно от собственной силы. Что, если бы она и вправду причинила Милошу зло?

«Не то чтобы он не заслужил», – подумала она с обидой.

Раздался тихий шорох позади, но Дара, приоткрыв глаза, увидела лишь черноту. Милош погасил свечу. С наступлением темноты в старом храме громче стали слышаться звуки. Скрипели деревянные стены, стонал ветер под сводом купола, и всё казалось, что кто-то бродил снаружи.

Дара зажмурилась, борясь с желанием попросить Милоша прилечь рядом. Она не какая-нибудь деревенская дурочка, которая всеми силами старается привлечь внимание парня.

Совладав с тревогой, медленно она погрузилась в дремоту. И когда неспокойный сон уже настиг её, тихий голос позвал со стороны погоста:

– Дарина…

Она вздрогнула. Сердце пропустило удар от испуга. Приподнявшись на руках, Дара огляделась по сторонам, но не увидела ничего, кроме ночного сумрака.

И когда она убедила себя, что это был лишь сон, голос позвал снова:

– Дарина.

Он прозвучал настойчивее, и теперь Дара узнала его. Узнала кожей и костями, сердцем и разумом. Страх поторапливал. Она поднялась, придерживаясь за стену.

– Возьми свой мешок.

Дара наклонилась, нашарила мешок и медленно пошла вдоль стены, стараясь не шуметь в темноте. Разум её был как во хмелю. Сон и явь смешались, и различить их стало невозможно.

Страх на время ушёл, покуда Дара не переступила порог храма.

На припорошённом снегом погосте сохранилось мало могил, и только на четырёх из них стояли, накренившись, каменные надгробия. Некогда белые, они позеленели от времени и в темноте казались почти чёрными.

Дара прижала мешок к груди словно щит. Она замерла меж могильных камней, озираясь по сторонам. Над лысой горой, зазывая волком, завыл северный ветер. За спиной прошелестели тени.

Девушка застыла, не смея обернуться. За спиной кто-то стоял.

– Положи горсть могильной земли в мешок. Так ты пронесёшь духа в город-без-чар.

Всё тело окаменело, и с трудом вышло нагнуться к земле. Дара разгребла рукой снег, ногтями впилась в замёрзшую почву.

«Только не оборачиваться».

Копать было трудно, но Дара старательно скребла лёд и землю скренорским ножом, пока не набрала жалкую горстку почвы. Она собрала всё в руки, бросила в мешок.

– Хорошо…

Что-то переменилось в воздухе. Ветер вдруг затих.

Не дыша, медленно Дара обернулась. Никого не было. Тут же она сорвалась с места, побежала обратно в храм. Она так торопилась, что хлопнула рассохшейся дверью, закрывая за собой. Мешок вывалился из ослабевших рук.

– Что с тобой? – раздался голос Милоша.

Остальные молчали, и Дара надеялась, что не разбудила их.

Могла ли она поведать Милошу, что пошла на услужение к богине смерти? Могла ли она рассказать, что сама пряха говорила с ней?

Молчание затянулось, и было слышно только дыхание Ежи и Веси. Дара по-прежнему стояла у двери, вся сжимаясь от страха.


– Иди спать, – вдруг спокойно сказал Милош. – Она ушла.

Дара не сразу поверила услышанному, лицо вытянулось от удивления и страха. На её удачу, в храме было по-прежнему темно.

Она дошла до того места, где лежала прежде, опустилась на пол.

– Спокойной ночи, – слова слетели с её губ раньше, чем она подумала.

– Доброй ночи, – прошептали от противоположной стены.





* * *


Он почуял кровь.

Рот наполнила слюна, и вспомнился восхитительный вкус сырого мяса.

Милош перевернулся на живот, полушубок съехал на пол. Чародей вгляделся в темноту, прищурился.

В дальнем углу лежала мёртвая мышь.

Леший бы его побрал! Мышь! Он готов был с жадностью сожрать дохлую мышь.

Он перевернулся и сел, поднял руки к глазам. Губы его едва шевелились.

– Я человек, я человек, человек, – он повторял это как молитву.

Не будет больше тесной клетки и пронизывающей боли. Не будет душной хаты Воронов и клёкота, вырывающегося из горла вместо человеческой речи.

Милош потянулся руками назад, накинул на плечи полушубок. Почти неосознанно он нашарил за пазухой соколиное перо, погладил кончиками пальцев. Он обратится, когда будет готов, но только тогда и по собственному желанию.

Затихшая ненависть провела остриём по сердцу. Он постарался не смотреть в ту сторону, где спала лесная ведьма. Порой ему казалось, что Дара совсем не понимала, как сильно и всецело он её ненавидел, как долгое время жил этой ненавистью, ею дышал и наслаждался. Злоба Дары – буря, что настигла его, поглотила и затихла, насытившись. Но чувства Милоша были другой природы.

Он не удержался и обернулся. В темноте невозможно было разглядеть лица Дары, но этого и не требовалось. Милош прищурился снова, наблюдая сквозь ресницы, как огонь плавил чёрную воду. Мрак, живший в Даре, не пугал так, как сила, что настигла его на лесной поляне. Отвращал, но не пугал. Огонь в лесной ведьме был сильнее. Рано или поздно он выпарил бы мёртвую воду, обратил в ничто.

Золото в груди Дары переливалось, словно огонь ночного костра, и вокруг разлетались искры. Протяни руку – поймай.

Милошу того было мало. Он сунул бы руку по локоть в пламя.

Если ему было не сбежать от лесной ведьмы, значит, он должен был повести её за собой. И дождаться, когда она станет слаба, найти то, что сделает её слабой.





* * *


До самого утра заснуть больше так и не вышло. Милош просидел с закрытыми глазами, прислушиваясь к тихим шорохам за стеной. Он следил за слабыми огоньками на берегу реки и на пустыре вокруг холма и дивился тому, как отличалась ратиславская земля от рдзенской. Всего одна река их разделяла, но точно много вёрст лежало между ними. В Совине и везде вокруг города Охотники истребили навьих тварей. Возможно, они и остались в Рдзении, но держались подальше от столицы. Даже в Гняздеце Милош видел только редкие тени, что блуждали далеко в полях.

На Трёх Холмах духи резвились в звёздную ночь, но сторонились людей и старого храма, под порогом которого некогда зарыли мёртвую собаку.

В Совине Милош не мог всего этого увидеть. Не мог ощутить, что за каждым закутком скрывались духи, как наполняли они всё живое. И будь на его месте простой человек, он бы ужаснулся, но сила Милоша радовалась, свет в груди ярче переливался золотыми всполохами так же весело и задорно, как когда лесная ведьма находилась рядом и он чувствовал её огонь и силу.

Милош старался не думать, но, как назло, мысли осиным роем жужжали в голове. Он возвращался в город, к своей прежней жизни, в которой столько упустил. Всё, ради чего он работал, пропало. Венцеслава вышла замуж. Всё, что Милош сделал за последние годы, все накопленные деньги, все приобретённые связи – всё оказалось бесполезно, потому что она вышла замуж, пока Милош сидел в клетке в проклятом Гняздеце из-за проклятой дочки мельника.

Он потерял спокойствие, бессильная злость разрослась в груди, и чтобы отвлечься, Милош по старой своей привычке принялся вспоминать некоторые из уроков Стжежимира. Но как он ни пытался отвлечься, перед глазами всё равно вставал лик Венцеславы и размытый, почти забытый образ родителей и сестры.

А взгляд привлекали всполохи огня в груди лесной ведьмы. Она была так близко, Милош мог отомстить ей прямо теперь, но был вынужден ждать. Стжежимир научил его быть терпеливым и внимательным. Рано или поздно он всегда получал своё.





* * *


Первым проснулся Ежи. Увидев, что Милош не спал, он подсел к другу, зябко кутаясь в тулуп.

– Думаешь, нам никак от неё не избавиться? – шёпотом спросил он, мотнув головой в сторону Дары.