Снежное колдовство
Часть 8 из 16 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Нет, — повторяю я. — Можешь спускаться туда один. Я возвращаюсь к себе!
Не дожидаясь ответа, резко разворачиваюсь и бросаюсь в сторону галереи, откуда мы только что пришли. Сердце громыхает в ушах, я только каким-то немыслимым чудом не путаюсь в юбках, зато мысли путаются. Разбегаются, расплываются, ускользают. При воспоминаниях о том, что было изображено на тех картинах, к щекам сначала приливает кровь, а потом на глаза наворачиваются слезы.
Меня он никогда не рисовал… так!
Такой…
За исключением одного-единственного раза.
Эрик догоняет настолько внезапно, что когда его рука ложится на талию, а меня разворачивают лицом к себе, из груди выбивает весь воздух и становится нечем дышать. Я упираюсь ладонями ему в грудь, пытаюсь отстраниться, а когда открываю рот, чтобы сказать, что меня нужно оставить в покое, меня сковывает по рукам и ногам. Это заклинание он применял ко мне лишь однажды: в доме, который стал для него временным пристанищем в Лигенбурге.
Временным!
Этот огромный дом.
Между тем как он снова и снова возвращался туда, где первое время жили Анри с Терезой, а из подвала их дома он устроил какой-то извращенно-чувственный алтарь. Я бы и хотела колотить руками по его груди, но не получится: я не могу шевелиться. Не могу даже говорить, и все, что мне остается — мысленно биться в невидимых путах. Он никогда не учил меня обходить заклинания такого рода. Действительно, зачем оно мне? Моя магия жизни — магия созидающая, а рядом с ним мне некого было бояться.
Эрик пинком ноги открывает дверь, потом так же ее закрывает. Несет меня к кровати, сбрасывает на нее, раскрывает над нами полог безмолвия.
Только после этого я чувствую свободу, а следом в меня вонзается его яростный взгляд и слова:
— Что ты творишь, Шарлотта?!
— Ничего! — шиплю я. — Я просто хочу отдохнуть!
— Просто хочешь отдохнуть?! Ты выставляешь меня идиотом перед де Мортеном…
— Перед де Мортеном ты идиотом себя выставляешь сам!
Его глаза опасно сверкают.
— Не заговаривайся.
— А то — что? — интересуюсь я, рывком сажусь на постели. Волосы рассыпаются по плечам. — Что будет, Эрик? С чего тебя так вообще волнует, что о тебе скажут другие? Ты же никогда не беспокоился по этому поводу. Никогда не переживал о приличиях. Или тебя волнует, что подумает она?! Твоя ненаглядная Тереза!
— Замолчи.
Он командует это так жестко, что я на миг действительно замолкаю, а потом вскакиваю.
— Я не собираюсь молчать. Я тебя не просила идти за мной, и если тебя что-то не устраивает, ты всегда можешь выйти, и закрыть дверь с другой стороны.
— Как скажешь, — неожиданно спокойно произносит он, а потом разворачивается. — По всей видимости, тебе лучше действительно побыть одной. Когда надоест, спускайся. Мы будем тебя ждать.
Это «мы» становится последней каплей: Эрик едва успевает взяться за ручку, когда я подхватываю подушку и швыряю в него. Подушка ударяет ему в спину, а он в одно мгновение оказывается рядом и перехватывает мои запястья. Обманчиво-мягко.
— Ты нарываешься на наказание, Шарлотта? — жестко интересуется он.
Именно его голос идеально гармоничен с той резкостью, которую сейчас приобретают его черты. Этот мужчина действительно похож на Ормана, на того, с кем я впервые столкнулась в кабинете у Ваттинга, а потом продолжила знакомство в коридоре Музея искусств. Кажется, тогда он смотрел на меня в точности так же, эти глаза в прорезях маски — при всем своем цвете они становились невыносимо темными. Сейчас они тоже невыносимо темные.
Мне нужно сказать: «Нет», я хочу сказать «Нет», потому что все это меня никогда не заводило, а пугало. Пугало, кажется, до дрожи в коленях, и то, как он сейчас сжимает мои запястья — не больно, но жестко и властно, напоминает мне о днях, когда я не могла отказаться. Я не могла, потому что на мне была долговая метка, и мы заключили сделку, а еще потому, что он угрожал Ирвину.
Ирвин давно перестал быть тем Ирвином, которого я знала когда-то, а Эрик… какой он на самом деле? Там, под множеством своих масок?!
— Пусти! — говорю я и пытаюсь вырваться.
Смотрю ему в глаза, и вижу, что они становятся еще темнее. Он дышит так, словно только что вышел из магического поединка, а потом внезапно его пальцы разжимаются. Эрик отступает от меня: шаг назад. Еще шаг.
— Запри дверь, Шарлотта, — произносит не своим голосом.
— Что?
— Запри дверь. И никуда не смей выходить. Слышишь?! Охр… з… — я половину не разбираю, потому что часть его фразы поглощает шумное дыхание, а вторую — грохот закрывшейся двери. В воцарившейся тишине я почти ничего не чувствую.
Разве что как прыгает в груди мое сердце под ладонью.
Что он хотел сказать?
И почему вел себя так странно?!
Я бросаюсь к двери, вылетаю в коридор. Перед глазами темно, как ночью — в комнате, где нет света. Я даже пытаюсь вспомнить, как создать магический светильник, но заклинание отказывается складываться в плетение, меня ведет. Тем не менее я уверенно двигаюсь вперед с одной-единственной мыслью: мне надо добраться до лестницы. Потом надо спуститься вниз.
В общую гостиную.
Мне надо найти Эрика!
Тереза
— Тереза. Тереза, посмотри на меня! — Я возвращаюсь в реальность благодаря голосу Анри.
Странно: еще недавно мной владело раздражение, а сейчас навалилось безразличие. Эта легкость тянет меня в кресло, в котором я сидела до того, как мой брат прилюдно оскорбил Луизу, и они вместе покинули комнату. Точнее, комнату они покинули по раздельности, но их до сих пор нет. До сих пор нет Эрика и Шарлотты, и я отошла поговорить с Мэри (Жером тоже куда-то вышел), но она выглядела расстроенной, и разговор у нас совершенно не клеился. Мэри тоже ушла, а я рассеянно листала книгу, которую кто-то принес из библиотеки. Кристиан и Кристоф демонстративно разошлись по разным концам комнаты — после того, как Анри сообщил им, что выяснять отношения при всех не стоит.
Все это, кажется, произошло не так давно.
Или уже давно?
Сколько сейчас времени?
— Тебе тоже кажется, что что-то не так? — Испытующий взгляд мужа устремляется на меня.
— Не так? С чего бы.
— С чего бы?! Мы все ссоримся, Тереза.
— Разве все?
— Ты видишь хотя бы одного счастливого человека в этой комнате?
Я пожимаю плечами.
— Не стоит искать заговоры там, где их нет, Анри. Просто у Луизы и Винсента назрел серьезный разговор.
— Судя по всему, серьезный разговор назрел у всех. Ты видишь здесь Шарлотту и Эрика? Жерома и Мэри?
— Они обязаны сидеть, как привязанные? — хмыкаю я. — Это семейный праздник.
— Это семейный кошмар! — Муж вглядывается в мое лицо. — Тереза!
— Тереза, Тереза! Я свое имя знаю. — У меня слегка кружится голова. — Насчет этой комнаты, я бы не против была лечь, если честно. Мне же не обязательно сидеть тут всю ночь?
Анри хмурится:
— Мы все пили одно и то же…
— Не все, — замечаю я. — Хлоя не пила вино. Она маленькая.
Муж оборачивается к ели. Хлоя и Софи по-прежнему там, склонились над коробками.
— Все равно что-то…
— Хватит, — резко обрываю его я. — Хватит, Анри! Довольно! Ты помешался на своей работе, и ты тащишь ее в нашу семью с того самого дня, как получил эту должность!
— Тебе так кажется?!
— Мне не кажется, — отзываюсь я. — А может быть, и семьи давно уже нет. По крайней мере, такой, какой она была когда-то.
Я собираюсь уйти, но муж перехватывает меня за локоть.
— Проверь комнату, Тереза. Ты же знаешь, я не могу.
— О! Есть что-то, чего ты не можешь?! — Я улыбаюсь. — Надо же! В последнее время я только и слышала про новейшие разработки твоего ведомства и про секретные защитные плетения, сосредоточенные в совершенно незаметных и незаменимых амулетах. Когда я выходила за тебя, Анри, ты любил меня, теперь ты любишь только свою работу! Ты стал как Фрай!
Его глаза вспыхивают золотом, магия хэандаме отражается в мгновенно раскалившейся радужке. Которая в ту же минуту гаснет, приобретая родной ореховый цвет.
— Тереза, здесь замешана магия, — быстро говорит он, перехватывая мой второй локоть. — Я чувствовал себя… странно, но как только раскрылась золотая мгла, все прошло.
— Все прошло? Вот и чудно. — Я отнимаю руки. — Значит, можно идти спать!
Я не успеваю сделать и шага: дверь чуть ли не срывается с петель, и в гостиную влетает Эрик. В его взгляде плещется тьма, та самая тьма, проявлений которой я не видела уже очень давно, и имя ей — безумие.
— Тереза, — хрипло произносит он. — Анри, мы все под заклятием.
А, нет, видимо, безумие здесь общее. Потому что муж снова хватает меня, на этот раз за плечи, и встряхивает:
Не дожидаясь ответа, резко разворачиваюсь и бросаюсь в сторону галереи, откуда мы только что пришли. Сердце громыхает в ушах, я только каким-то немыслимым чудом не путаюсь в юбках, зато мысли путаются. Разбегаются, расплываются, ускользают. При воспоминаниях о том, что было изображено на тех картинах, к щекам сначала приливает кровь, а потом на глаза наворачиваются слезы.
Меня он никогда не рисовал… так!
Такой…
За исключением одного-единственного раза.
Эрик догоняет настолько внезапно, что когда его рука ложится на талию, а меня разворачивают лицом к себе, из груди выбивает весь воздух и становится нечем дышать. Я упираюсь ладонями ему в грудь, пытаюсь отстраниться, а когда открываю рот, чтобы сказать, что меня нужно оставить в покое, меня сковывает по рукам и ногам. Это заклинание он применял ко мне лишь однажды: в доме, который стал для него временным пристанищем в Лигенбурге.
Временным!
Этот огромный дом.
Между тем как он снова и снова возвращался туда, где первое время жили Анри с Терезой, а из подвала их дома он устроил какой-то извращенно-чувственный алтарь. Я бы и хотела колотить руками по его груди, но не получится: я не могу шевелиться. Не могу даже говорить, и все, что мне остается — мысленно биться в невидимых путах. Он никогда не учил меня обходить заклинания такого рода. Действительно, зачем оно мне? Моя магия жизни — магия созидающая, а рядом с ним мне некого было бояться.
Эрик пинком ноги открывает дверь, потом так же ее закрывает. Несет меня к кровати, сбрасывает на нее, раскрывает над нами полог безмолвия.
Только после этого я чувствую свободу, а следом в меня вонзается его яростный взгляд и слова:
— Что ты творишь, Шарлотта?!
— Ничего! — шиплю я. — Я просто хочу отдохнуть!
— Просто хочешь отдохнуть?! Ты выставляешь меня идиотом перед де Мортеном…
— Перед де Мортеном ты идиотом себя выставляешь сам!
Его глаза опасно сверкают.
— Не заговаривайся.
— А то — что? — интересуюсь я, рывком сажусь на постели. Волосы рассыпаются по плечам. — Что будет, Эрик? С чего тебя так вообще волнует, что о тебе скажут другие? Ты же никогда не беспокоился по этому поводу. Никогда не переживал о приличиях. Или тебя волнует, что подумает она?! Твоя ненаглядная Тереза!
— Замолчи.
Он командует это так жестко, что я на миг действительно замолкаю, а потом вскакиваю.
— Я не собираюсь молчать. Я тебя не просила идти за мной, и если тебя что-то не устраивает, ты всегда можешь выйти, и закрыть дверь с другой стороны.
— Как скажешь, — неожиданно спокойно произносит он, а потом разворачивается. — По всей видимости, тебе лучше действительно побыть одной. Когда надоест, спускайся. Мы будем тебя ждать.
Это «мы» становится последней каплей: Эрик едва успевает взяться за ручку, когда я подхватываю подушку и швыряю в него. Подушка ударяет ему в спину, а он в одно мгновение оказывается рядом и перехватывает мои запястья. Обманчиво-мягко.
— Ты нарываешься на наказание, Шарлотта? — жестко интересуется он.
Именно его голос идеально гармоничен с той резкостью, которую сейчас приобретают его черты. Этот мужчина действительно похож на Ормана, на того, с кем я впервые столкнулась в кабинете у Ваттинга, а потом продолжила знакомство в коридоре Музея искусств. Кажется, тогда он смотрел на меня в точности так же, эти глаза в прорезях маски — при всем своем цвете они становились невыносимо темными. Сейчас они тоже невыносимо темные.
Мне нужно сказать: «Нет», я хочу сказать «Нет», потому что все это меня никогда не заводило, а пугало. Пугало, кажется, до дрожи в коленях, и то, как он сейчас сжимает мои запястья — не больно, но жестко и властно, напоминает мне о днях, когда я не могла отказаться. Я не могла, потому что на мне была долговая метка, и мы заключили сделку, а еще потому, что он угрожал Ирвину.
Ирвин давно перестал быть тем Ирвином, которого я знала когда-то, а Эрик… какой он на самом деле? Там, под множеством своих масок?!
— Пусти! — говорю я и пытаюсь вырваться.
Смотрю ему в глаза, и вижу, что они становятся еще темнее. Он дышит так, словно только что вышел из магического поединка, а потом внезапно его пальцы разжимаются. Эрик отступает от меня: шаг назад. Еще шаг.
— Запри дверь, Шарлотта, — произносит не своим голосом.
— Что?
— Запри дверь. И никуда не смей выходить. Слышишь?! Охр… з… — я половину не разбираю, потому что часть его фразы поглощает шумное дыхание, а вторую — грохот закрывшейся двери. В воцарившейся тишине я почти ничего не чувствую.
Разве что как прыгает в груди мое сердце под ладонью.
Что он хотел сказать?
И почему вел себя так странно?!
Я бросаюсь к двери, вылетаю в коридор. Перед глазами темно, как ночью — в комнате, где нет света. Я даже пытаюсь вспомнить, как создать магический светильник, но заклинание отказывается складываться в плетение, меня ведет. Тем не менее я уверенно двигаюсь вперед с одной-единственной мыслью: мне надо добраться до лестницы. Потом надо спуститься вниз.
В общую гостиную.
Мне надо найти Эрика!
Тереза
— Тереза. Тереза, посмотри на меня! — Я возвращаюсь в реальность благодаря голосу Анри.
Странно: еще недавно мной владело раздражение, а сейчас навалилось безразличие. Эта легкость тянет меня в кресло, в котором я сидела до того, как мой брат прилюдно оскорбил Луизу, и они вместе покинули комнату. Точнее, комнату они покинули по раздельности, но их до сих пор нет. До сих пор нет Эрика и Шарлотты, и я отошла поговорить с Мэри (Жером тоже куда-то вышел), но она выглядела расстроенной, и разговор у нас совершенно не клеился. Мэри тоже ушла, а я рассеянно листала книгу, которую кто-то принес из библиотеки. Кристиан и Кристоф демонстративно разошлись по разным концам комнаты — после того, как Анри сообщил им, что выяснять отношения при всех не стоит.
Все это, кажется, произошло не так давно.
Или уже давно?
Сколько сейчас времени?
— Тебе тоже кажется, что что-то не так? — Испытующий взгляд мужа устремляется на меня.
— Не так? С чего бы.
— С чего бы?! Мы все ссоримся, Тереза.
— Разве все?
— Ты видишь хотя бы одного счастливого человека в этой комнате?
Я пожимаю плечами.
— Не стоит искать заговоры там, где их нет, Анри. Просто у Луизы и Винсента назрел серьезный разговор.
— Судя по всему, серьезный разговор назрел у всех. Ты видишь здесь Шарлотту и Эрика? Жерома и Мэри?
— Они обязаны сидеть, как привязанные? — хмыкаю я. — Это семейный праздник.
— Это семейный кошмар! — Муж вглядывается в мое лицо. — Тереза!
— Тереза, Тереза! Я свое имя знаю. — У меня слегка кружится голова. — Насчет этой комнаты, я бы не против была лечь, если честно. Мне же не обязательно сидеть тут всю ночь?
Анри хмурится:
— Мы все пили одно и то же…
— Не все, — замечаю я. — Хлоя не пила вино. Она маленькая.
Муж оборачивается к ели. Хлоя и Софи по-прежнему там, склонились над коробками.
— Все равно что-то…
— Хватит, — резко обрываю его я. — Хватит, Анри! Довольно! Ты помешался на своей работе, и ты тащишь ее в нашу семью с того самого дня, как получил эту должность!
— Тебе так кажется?!
— Мне не кажется, — отзываюсь я. — А может быть, и семьи давно уже нет. По крайней мере, такой, какой она была когда-то.
Я собираюсь уйти, но муж перехватывает меня за локоть.
— Проверь комнату, Тереза. Ты же знаешь, я не могу.
— О! Есть что-то, чего ты не можешь?! — Я улыбаюсь. — Надо же! В последнее время я только и слышала про новейшие разработки твоего ведомства и про секретные защитные плетения, сосредоточенные в совершенно незаметных и незаменимых амулетах. Когда я выходила за тебя, Анри, ты любил меня, теперь ты любишь только свою работу! Ты стал как Фрай!
Его глаза вспыхивают золотом, магия хэандаме отражается в мгновенно раскалившейся радужке. Которая в ту же минуту гаснет, приобретая родной ореховый цвет.
— Тереза, здесь замешана магия, — быстро говорит он, перехватывая мой второй локоть. — Я чувствовал себя… странно, но как только раскрылась золотая мгла, все прошло.
— Все прошло? Вот и чудно. — Я отнимаю руки. — Значит, можно идти спать!
Я не успеваю сделать и шага: дверь чуть ли не срывается с петель, и в гостиную влетает Эрик. В его взгляде плещется тьма, та самая тьма, проявлений которой я не видела уже очень давно, и имя ей — безумие.
— Тереза, — хрипло произносит он. — Анри, мы все под заклятием.
А, нет, видимо, безумие здесь общее. Потому что муж снова хватает меня, на этот раз за плечи, и встряхивает: